— Это уж вам видней, фройляйн, — отозвался Хопкинс. — Я бы сказал, что это попытка

создать непрерывную традицию, поместить «нынешних» в обстановку легенды.

— Возвращаясь к идее военного использования, — начал было Герман Вольф, но Хопкинс

его остановил:

— Я так понимаю, фройляйн Шнапс права: поначалу никакого военного использования не

предполагалось. Иначе немцы не продавали бы эту машину за рубеж. А первые

«Кондоры» оказались в авиакомпаниях Дании, Бразилии — ну куда же без нее... В

Финляндию тоже продали.

— Основной покупатель все-таки была Люфтганза, — сказала фройляйн Шнапс. — Ну и

наконец следовало показать, на что способен новый самолет. Так что 10 августа 1938 года,

после всех доделок, доработок, испытаний и так далее, флюгкапитаны Хенке и фон Моро

подняли «Кондор» с берлинского аэродрома Темпельгоф и спустя сутки и два часа

приземлились в аэропорте Флойд Беннет, Нью-Йорк. Обратный полет занял меньше суток

— это было связано с направлением ветра.

— Звучит как рекорд, — заметил Вольф. — Но, сдается мне, на этом создатели «Кондора»

не угомонились. В Токио не они летали?

Брунгильда Шнапс кивнула:

— Да, и тот же самый экипаж. Через три месяца провели самолет до Токио — через Басру,

Карачи и Ханой. С посадками, разумеется. Общее время в полете — почти двое суток. На

обратном пути самолет потерял ориентировку и разбился недалеко от Манилы. Однако

японцы все равно сильно захотели такой самолет. И с имперскими ВМС был заключен

контракт — конечно же, секретный, — на поставку дальнего морского разведчика

«Кондор». Это был не совсем тот же самый пассажирский самолет, естественно, а

модификация: например, запас топлива в центропланных баках увеличили на шестьдесят

процентов и добавили отсек для размещения двух тонн полезной нагрузки.

— Что подразумевается под «полезной нагрузкой»? — спросил Вольф. — Бомбы?

— Фотоаппараты, осветительные ракеты, маркерные маяки, спасательные шлюпки, —

перечисляла Брунгильда. — Ну и вооружение: три пулемета, например. Ну а кроме того,

— прибавила она, — японцы хотели этот авиалайнер и для гражданских перевозок и

купили пять штук.

— Ну а когда началась Вторая мировая, понятное дело, все изменилось, — заговорил

Хопкинс.

Герман Вольф кивнул:

— Потребовались самолеты, способные действовать на океанских коммуникациях в

Атлантике. А у Люфтваффе подходящей машины для таких целей попросту не было.

Единственный самолет, который как-то подходил, — японская версия Fw.200.

— Но японская версия была в Японии, — вмешалась Брунгильда. — Поэтому

министерство авиации Германии в срочном порядке выдало задание на переделку

коммерческой машины в боевую. И тут мы возвращаемся к вопросу: вкладывал ли Курт

Танк изначально в свой проект мысль о возможном использовании военными. Тот

«Кондор», который имелся на начало войны, для решения новых задач не подходил: он

был рассчитан на меньшие нагрузки и эксплуатацию со стационарных аэродромов. А

требовалось, чтобы он взлетал с фронтовых аэродромов с плохим покрытием.

Нагруженный запасом топлива и вооружением. В бою предстояли нерасчетные

перегрузки. И все это — на малой высоте в плотной и турбулентной атмосфере.

— Однако конструкторы как-то вышли из положения? — вмешался штаб-сержант. —

Иначе мы не говорили бы сейчас о «Кондоре» как о выдающейся машине.

— Понятно, что «Фокке-Вульф» постарались усилить конструкцию отдельных элементов,

которые вызывали наибольшее опасение, — ответил вахмистр. — В результате вес

планера увеличился на двадцать девять килограммов. Там надо было все переделывать

чуть ли не с нуля. Времени, как всегда, не хватало. Поэтому что-то доработали уже при

окончательной сборке. Поставили три пулемета: в малой верхней турели за кабиной, в

задней фюзеляжной турели с раскрывающимся экраном и в подфюзеляжном люке.

Подвесили четыре бомбы по 250 килограммов... Таких машин выпустили десять.

— Новая модификация тоже не была в полном смысле слова боевой машиной, —

подхватила фройляйн Шнапс. — Планер недостаточно прочный, уязвимая топливная

система, отсутствие брони.

— Ну куда там броню, машина и без того тяжелая, — возразил Хопкинс.

— Да там и без этого хватало проблем, — вздохнула Брунгильда. — Больше половины

машин развалилось в течение первого же года. Но работы не останавливались несмотря ни

на что. В феврале сорок первого взлетел основной серийный вариант, существенно

усиленный. Экипаж — шесть человек. Поставили мощное вооружение. Потом добавился

еще точный бомбардировочный прицел. В общем, в сорок первом построили пятьдесят

восемь «Кондоров», и все разные. В сорок втором добавился радиолокатор...

— Очень увлекательно, — перебил штаб-сержант Хопкинс, — но ответьте мне, мои

просвещенные друзья: почему Черчилль называл этот самолет «бичом Атлантики»? Пока

что никаким «бичом» не пахнет...

Герман Вольф и Брунгильда Шнапс переглянулись. Затем Брунгильда кивнула, и Вольф

заговорил первым:

— Сначала, в июле сорокового, «Кондоры» довольно скромно били по морским

коммуникациям Британии: обычно они сбрасывали четыре бомбы по 250 килограммов

куда-нибудь в Корнуэлл или Ирландию и отправлялись к себе обратно, в Норвегию. А дня

через два возвращались. Те же «Кондоры», которые вылетали из Бордо, занимались

разведкой над Северной Атлантикой. Обнаружат конвой — и наводят на него подводные

лодки. Иногда и сами атакуют. Что, разумеется, англичанам очень не нравилось.

— Они летали от острова Ян-Майен на севере до Канарских островов на юге, — добавила

Брунгильда. — Это превосходило возможности английской береговой авиации.

— Ну понятно, и экипаж у такого самолета можно увеличивать, — кивнул Хопкинс. —

Места-то много. Там еще, небось, было тепло, светло, просторно... Комфортно.

— Именно, — подтвердил Вольф. — Обычно экипаж состоял из пяти человек — два

летчика, штурман-бомбардир, бортовой техник и стрелок верхней кормовой огневой

точки. Штурман был заодно и радистом.

— Если там было три пулемета, то кто стрелял из остальных двух? — осведомился

Хопкинс.

— Как правило, штурман и борттехник, — сказал Вольф. — У штурмана вообще,

получается, была весьма насыщенная жизнь... — Он усмехнулся. — В целом, экипажи

были не вполне довольны запасом прочности «Кондора» и его вооружением — считали

слабым. Но это не мешало «Кондорам» сбивать англичан.

— А они не хвастались? — с подозрением спросил Хопкинс.

— У них имелся фотопулемет, так что кое-что просто фиксировалось документально, —

возразил Вольф. — Ну а с августа сорокового «Кондоры» начали топить британские

корабли и потопили их, считая в тоннаже, на девяносто тысяч тонн. Не забываем, что

самолеты эти действовали «в паре» с немецкими подводными лодками. Вот пример

удачного взаимодействия: 26 октября 1940 года экипаж обер-лейтенанта Бернхарда Йопе

— я сейчас говорю о «Кондоре», — обнаруживает в ста километрах к юго-западу от

Донегола в Ирландии английский транспорт «Импресс оф Бритэн». Второе по величине

судно английского флота, лакомая добыча. «Кондор» сбрасывает свои бомбы прямо ему

на палубу — прямое попадание, я хочу сказать. Судно горит, но пока не тонет. И через два

дня его добивает немецкая подводная лодка U-32.

— Мы говорим сейчас о боевых действиях Сороковой бомбардировочной эскадры, —

пояснила Брунгильда. — К началу сорок первого года она потопила у побережья Англии,

в Северном море и у побережья Норвегии кораблей на 363 тысячи тонн. В составе эскадры