гения той эпохи, АМ-5 — небольшие, экономичные, легкие и, главное, турбореактивные,
— позволят построить желаемый самолет: двухместных бронированный штурмовик с
мощным артиллерийским, ракетным и бомбовым вооружением. Бронекорпус из стальных
листов толщиной от трех до восьми миллиметров — неплохо так, да?
— Ну так это же предложение было поддержано правительством, — вспомнил Вася. — В
феврале пятьдесят второго Совет Министров выпустил постановление о проектировании
и изготовлении опытного самолета Ил-40. Все шло прекрасно.
— Мда, прекрасно, — процедил дракон. — Самолет этот ты видел, Вася, дорогой
товарищ.
— Видел и летал, — кивнул Вася. — Двухдвигательный низкоплан. Стреловидное крыло.
Убирающееся трехстоечное шасси с носовым колесом. Экипаж, кстати, предполагался из
двух человек: пилота и стрелка-радиста. Очень недурная защита: спереди кабины
десятимиллиметровая бронестенка, сверху и сзади — восьмимиллиметровый бронелист
на сдвижной части фонаря и шестнадцатимиллиметровый бронезаголовник. У стрелка
тоже кабина имела бронезащиту. Да, и еще катапультируемые сиденья. Фонари кабин
могли открываться аварийно, причем не одним способом, а сразу двумя: при
катапультировании срабатывала воздушная система, а если нужно было просто открыть
фонарь — то работала электрическая система, то есть просто нажимаешь на кнопочку, и
«дверца открывается»...
— Какая еще «дверца»? — проворчал дракон.
Вася отмахнулся:
— Ты меня понял. Самолет строили так, чтобы он был надежным. Системы дублировали.
Двигатели располагались по бортам бронекорпуса. Один выйдет из строя — можно лететь
на втором. Весило все это бронированное счастье чуть меньше двух тонн.
— А пушки? — Дракон потерял над собой власть и облизнулся. — Ты из них стрелял?
— Четыре пушки, Горыныч, тысяча триста выстрелов в минуту, — отозвался Вася. —
Конечно, я из них стрелял. И бомбы. Четыреста килограммов бомб — при перегрузке до
тысячи килограммов. Чем еще был прекрасен этот самолет — он мог летать и днем, и
ночью, и при хорошей погоде, и при погоде отвратительной. Противообледенители,
электрообогрев стекла кабины пилота, навигационный индикатор, автоматический
радиокомпас, радиостанция, переговорное устройство, радиовысотометр... Будь у Амелии
Экхарт такое оборудование — не пропала бы она над Тихим океаном.
— И не стало бы любимой авиационной загадки для нашей Брунгильды, — подхватил
дракон. — К тому же не Амелией единой. Леваневский, сдается мне, тоже не отказался бы
от таких приборов.
— Давай лучше о более веселом, — предложил Вася, вздохнув. — О бомбах, например.
Коллиматорный прицел позволял производить бомбометание при горизонтальном полете
и с пикирования. Когда сбрасывать бомбу — определялось автоматически. Сбрасывание
производилось тоже автоматически. Тут же делается фотография — что днем, что ночью,
безразлично.
— Скажи, Вася, не ты ли говорил, что многое зависит от летчика? — вкрадчиво вопросил
Горыныч. — И вот я слышу от тебя хвалу автоматике...
Вася отмахнулся:
— Смотри на вещи диалектично, Горыныч! Летчик в единстве с самолетом — вот
настоящая сила. А Ил-40 стал в начале пятидесятых как раз тем самолетом, с которым
хотелось установить единство... И вот, уже через три месяца после выхода постановления
правительства комиссия ВВС изучает макет будущего самолета. Дают добро. В феврале
пятьдесят третьего опытный самолет готов. 7 марта 1953 года летчик-испытатель
Владимир Коккинаки поднимает Ил-40 в воздух...
— И?.. — выжидательно спросил дракон.
— Что — «И»? — не понял Вася. — Ждешь подвоха?
— Всегда есть подвох, — сказал Горыныч.
— И самолет очень хорошо полетел, — сказал Вася. — Летно-технические данные,
характеристики управляемости, устойчивости. Все в порядке. В конце марта Коккинаки
вылетел на полигон «Фаустово», чтобы испытать переднюю пушечную установку.
Установили наземную цель. Летчик подошел к полигону на высоте пяти тысяч метров.
Ввел самолет в пологое пикирование. Нажал на гашетку пушек...
Младший лейтенант остановился и уставился на Горыныча. Дракон демонстративно
отвернулся.
— Вот сейчас, Горыныч, самое время сказать «И?..» — укорил его Вася. — Ты ведь знал,
а? Вырывающееся из пушек пламя ослепило летчика, тут же сбавили обороты и
отключились двигатели. Коккинаки прекратил стрельбу. Он находился достаточно
высоко, поэтому у него хватило времени снова запустить двигатели. После этого он
вернулся на базу и доложил Ильюшину о произошедшем.
Дракон кивнул:
— Ильюшин человек опытный, в обморок падать не стал — всякое случается, поэтому
срочно взялся исследовать проблему: почему такое безобразие, на советском самолете
двигатели при стрельбе из передней пушечной установки начинают работать
неустойчиво? Кстати, на первом варианте Ил-40 было шесть пушек, а не четыре,
Васенька. В конце концов, переделали самолет: для передних установили газоотводную
камеру, которая одновременно была носовой частью штурмовика. Из-за всех этих дел
государственные испытания самолета были отложены на полгода.
— И прошли успешно, — быстро сказал Вася.
— Ильюшин был не вполне доволен, так что он продолжал дорабатывать машину, —
подхватил дракон. — Немыслимого совершенства Ил-40 достиг в декабре пятьдесят
пятого. Уже предполагалось начать его серийный выпуск в Ростове. Уже перестроили на
тамошнем заводе часть производства под новый заказ. И уж весною пятьдесят шестого на
площадке летно-испытательной станции в Ростове стояло пять «Илов». В разгар этого
праздника жизни штурмовая авиация была упразднена.
Вася помрачнел так, словно катастрофа случилась только что и задела его лично.
— Это все «ракетное лобби», — проворчал он. — Новая военная доктрина требовала
учитывать, что тактическое ядерное оружие может быть применено. Следовательно,
совершенно иначе воспринимается роль авиации. Основные военно-воздушные силы
направляются для ударов по объектам, находящимся за пределами досягаемости огня
сухопутных войск. Отсюда — штурмовик не нужен.
— Звучит кощунственно, — согласился дракон. — Как это — штурмовик не нужен?
— Они же носились с теорией, что любой самолет, появившийся над полем боя, будет
немедленно сбит самонаводящейся зенитной ракетой. И так далее. Фронтовая авиация не
имеет будущего. В результате авиапредприятие в Ростове передали ракетостроителям. И
все стало плохо.
— Ничего, — дракон шумно выдохнул пламя, стараясь ничего не подпалить. — Будучи
своего рода живым штурмовиком, могу сказать одно: наше дело живо и жить будет.
© А. Мартьянов. 14.02. 2013.
68. Последний биплан
Младший лейтенант Вася весело откозырял майору Штюльпнагелю, который выскочил
как будто из ниоткуда и остановился прямо перед ним, с начальственным недоумением
вытаращив оловянные глаза.
Казалось, майор не вполне понимает, что это за Вася такой и для чего этот Вася вообще
здесь находится.
Будь товарищ младший лейтенант желторотым новобранцем, трюк майора возымел бы
действие и вызвал бы у молодого офицера вихрь разноречивых мыслей на тему: «А не
совершил ли я, случаем, какого-нибудь должностного преступления?»
Но Вася был закален долгой службой и хорошо знал «Карлсона», как любовно звали (за
глаза, конечно) сурового майора Штюльпнагеля.
— Здравия желаю, товарищ... герр майор! — браво произнес Вася.