— Ночной истребитель, проще говоря, — подытожил Вася. — Он и должен предвещать несчастье. Работа у него такая.

— Между прочим, — вступил Горыныч, — вашим любезным «сипухам» далеко не сразу дали добро. Тема ночной противовоздушной обороны в Германии тогда даже не поднималась. Перед Второй мировой и в первые ее годы командование Люфтваффе даже слышать не хотело о том, что может потребоваться ночная истребительная авиация. Геринг бесился при одном только намеке на возможность перехода к «оборонительному мышлению». Германская авиация — это исключительно наступательная сила!

— Ага, — сказал Вася, — и доигрались. В ночь на 16 мая сорокового года соединение из «веллингтонов», «уитли» и «хэмпденов» атаковало индустриальные и транспортные цели Рура. Тут-то многое приобрело отчетливую ясность.

— Какая «ясность», когда был сильнейший туман? — вмешался Вольф. — Поэтому прожектора не помогли, зенитные батареи просто ослепли. Последствия просчитать нетрудно. После этого Геринг лично приказал полковнику Каммхуберу заняться ночными истребительными силами. Слово «оборона», правда, произносить избегали.

— Сперва  использовали Bf.110, — добавил дракон. — Но они оказались слабоваты. Не хватало продолжительности полета. А сама по себе идея была хорошая: захватывать самолеты противника в тот момент, когда они возвращаются на свои аэродромы и заходят на посадку. Тогда у них уже не хватало скорости, чтобы уклониться от атаки. И вообще все были усталые.

— Умно, да? — кивнул Вольф. Он уже окончательно простил дракону выходку с «цеппелином». — «Мессеры» не тянули, поэтому обратились к «дорнье».

— Потому что их создатель, как мы помним, был помешан на длительных перелетах, — вставил дракон. — Трансатлантических.

— Чтобы перехватывать англичан, трансатлантического перелета не требовалось. Но вообще «дорнье» подходили лучше всего, — кивнул Вольф. — Взяли бомбардировщик Do.17Z-3 и адаптировали для роли ночного истребителя. Эту переделку и назвали Kauz — Do.17Z-6. От исходного самолета она отличалась тремя пулеметами и одной пушкой. Экипаж состоял из трех человек: пилота, радиста-штурмана и бортинженера. Но вообще Do.17Z-6 построили в одном экземпляре: Дорнье, как мы помним, не блистал серийностью своих самолетов. Остальные девять Do.17Z-3, переделанные в ночные истребители, имели другое вооружение.

— А как они «видели» ночью? — заинтересовался Вася.

— Элементарно. — Дракон хлопнул по земле хвостом. — В лобовом стекле был установлен инфракрасный датчик Spanner-Anlage. Он реагировал на горячие выхлопные газы, распространявшиеся позади любого самолета. Их наличие регистрировалось на небольшом экране — Q-трубке.

— А как, прости, летчик мог понять, какой самолет впереди него — свой или вражеский? — спросил Вася. — Кресты, звезды и прочее ведь этот датчик, кажется, не регистрировал?

— Именно, — подтвердил дракон. — Ответственность за решение — стрелять или не стрелять — целиком лежала на пилоте.

— Сильно, — сказал Вася. — Это ж какие нервы нужно иметь!

— Ночные истребители вообще довольно нервное явление, — заметил Вольф. — Собственно, это и был главный эффект от их внедрения: они сеяли панику. Представь себе, ты отбомбился, спокойно возвращаешься к себе на аэродром... Но нет, покой нам только снится, потому что в любой момент тебя могут атаковать «сипухи»! Ты не имеешь права расслабиться ни на мгновение. И когда ты уже беззащитный, когда ты уже садишься, — вот тут-то они и появляются.

— И как? — спросил Вася.

Вольф ответил:

— Насколько я помню, «сипухи» отработали технику проникновения в круг английских бомбардировщиков, ожидающих захода на посадку. Ну а кроме того, англичане бились и сами. Получали от немецких ночных истребителей небольшие повреждения, торопились сесть — и готово дело, терпели аварию при самой посадке.

— А в цифрах это выглядело как? — спросил Вася.

— Соотношение не ахти, — признал дракон. — С октября сорокового по октябрь сорок первого «сипухи» сбили пятьдесят один самолет. Сами потеряли двадцать пять.

— И правда, не очень, — согласился Вася. — Ну а потом? Что-то я их в последние годы войны не припомню.

— Потом, — сказал Вольф, — личным приказом Гитлера дальние ночные перехваты были прекращены. В октябре сорок первого из ночного рейда не вернулся известный ночной ас, лейтенант Ганс Хан. Это очень огорчило фюрера. Так что «сипухи» остались без работы.

— «Дорнье» были исключены из состава ночных истребителей Люфтваффе в начале сорок второго, — сказал Вольф.

— Что ж, — отозвался дракон, — мы же помним, что Клаудиус Дорнье никогда не гнался за количеством. Он исследовал возможности и пробовал их на практике.

— Он был членом нацистской партии? — поинтересовался Вася.

— Был. Но после войны перестал, — ответил дракон. — И довольно успешно перестал.

— А вообще что он делал после войны? — заинтересовался Вася.

— Строил самолеты, пока еще мог. Жил в Швейцарии. Там и умер в шестьдесят девятом, очень спокойно, в преклонные лета — восемьдесят пять, — сказал дракон. И прибавил: — Для человека, конечно. С точки зрения драконов, это, в общем, ничтожно малый срок.

© А. Мартьянов. 26.07. 2012.

27. Мастер на все руки

Билл Хопкинс почесал за ухом отверткой и сунул ее в карман. Штаб-сержант был в рабочем комбинезоне, руки — в машинном масле.

У Васи, стоявшего рядом, на лице была улыбка. Сам Вася считал эту улыбку товарищеской и вполне дружеской, Хопкинс же именовал ее «ехидной ухмылкой».

— Не понимаю, почему ты так считаешь, — Вася решил немного пообижаться для виду, — я же в самом деле ничего плохого не подразумеваю.

— А я ничего плохого не делаю, — сказал Хопкинс. — Просто, гм, разобрал моторчик... Я его потом обратно соберу.

— Ну, молодец, — протянул Вася. — И что за самолетик ты тут препарируешь?

— 2PA, — охотно ответил Хопкинс. — Хороший американский самолет. Двухместный истребитель сопровождения. Прекрасен в первую очередь тем, что многовариантен. Быстро модифицировался в легкий бомбардировщик, дальний разведчик, в тренировочный самолет.

— А что, правда далеко летал? Для истребителя необычно, — удивился Вася.

— Далеко. И ты прав — необычно. Топливные баки занимали весь внутренний объем крыла... Вообще неординарный самолет, я тебе доложу. И конструктор неординарный.

— Погоди-ка, — перебил Вася, — конструктор, если я не ошибаюсь, — русский?

— Точно, — кивнул Хопкинс. — Русский. Но не советский. Американский. Александр Николаевич Прокофьев-Северский. Для друзей — Seversky. Потомственный военный моряк. Отец только «подкачал» — пел в Петербурге в оперетте.

— Так «Северский» — это сценический псевдоним? — понял Вася. — Забавно... А потом это превратилось в название американской фирмы, строившей самолеты. И как его занесло в Америку?

— А ты не догадываешься? — Билл прищурился. — Ну, подумай. Семнадцатый год... Офицер...

— Почти догадался, — вздохнул Вася. — Давай подробности.

— Ладно, — Билл снова вынул из кармана отвертку и покрутил ее в пальцах. — Прокофьев-Северский закончил Морской кадетский корпус. Однако папа у него не только в оперетте пел — он еще увлекался модным в те годы видом спорта...

— Самолетами, — кивнул Вася.

— Именно. Был тогда такой, скажем так, статус: «летчик-любитель».

— С ума сойти! — вздохнул младший лейтенант. — Какое ужасное время.

— И не говори. С другой стороны, открывались перспективы. В России начали создавать авиационные группы для морской разведки и совместных действий с кораблями. Так что Северский сделался морским летчиком. И почти сразу, в том же пятнадцатом году, он едва не погиб. Летал на разведку и бомбардировку немецких кораблей — и тут на борту взорвалась бомба. Механик самолета умер на месте, летчик был тяжело ранен. Боялись гангрены, ампутировали ногу ниже колена.