— Расскажите про «стандарты», — попросил Франсуа.

— А, заинтересовались наконец! — обрадовался Вася. — МиГи-15 получали с земли сведения о «Сейбрах». Вклинивались в их боевой порядок. Бой распадался на парные схватки. Командир эскадрильи уже не мог контролировать действия всех подчиненных, и командиры звеньев получали право самостоятельно принимать решения. Командный пункт тем временем следил за временем — то есть, за тем, сколько осталось топлива у МиГов, оповещал, если подходили резервы противника. Мог выслать дополнительные силы. В общем, четко работали в команде.

— Мне кажется, во многом принципы группового боя остались прежними, со времен Второй мировой, — сказал Франсуа.

— Я же говорил — «опыт не устаревает», — напомнил Вася. — Большинство командиров дивизий МиГов-15 участвовали в Великой Отечественной. Они пользовались уроками этой войны. Например, построение эскадрильи «этажеркой» — так делали, например, на Кубани в сорок третьем... Вообще летчики МиГов применяли свыше тридцати тактических приемов: тут и «косая петля», и «карусель», и «горка к солнцу», «ловушка», «пасть»... Это по подсчетам американцев, между прочим. Некоторые были отработаны еще в Великую Отечественную, как я уже говорил.

— Но ведь и потери были, правда? — спросил Франсуа.

— В условиях наших полигонов это не существенно, — сказал Вася. — А вот в Корее — да, там это приобретало совсем другой вид... Считается, что МиГов-15 было сбито больше трехсот. Много или мало? Всего в Советском Союзе их выпустили свыше одиннадцати тысяч.

— Мы говорим о гибели самолетов или о гибели летчиков? — уточнил Ларош.

— Самолетов. Больше половины таких случаев не заканчивались смертью пилота, — ответил Вася. — Они покидали потерявший управление самолет и потом возвращались в строй. И все с благодарностью говорили о надежной и простой системе катапультирования. Чаще всего погибали при посадке. Аэродромы первой линии — Аньдун, Дапу, Мяогоу — все они располагались близко к морю. Со стороны моря МиГам-15 заходить запрещалось. Там и прятались «Сейбры». На посадочной прямой самолет находится с выпущенными шасси и закрылками, он не готов отразить атаку или уклониться от нее. Тут-то и... Мда.

— А другие случаи?

— Большинство из тех, кто был сбит непосредственно в бою, — одиночки, которые оторвались от строя. Вообще же, если говорить о гибели пилотов, — то в основном погибали новички. Если человек пережил первые десять боевых вылетов — можно сказать, будет летать и дальше. Вот так.

— Но ведь это всегда так, — заметил Франсуа.

— Разве? На ваших любимых «фарманах» человек сначала благополучно летал, а потом, на третий, пятый, десятый раз вдруг бац! И разбивался, — напомнил Вася.

Франсуа вздохнул.

— Тогда большую роль играла удача. Потом стало меньше романтики.

— Да ладно вам, меньше романтики... — Вася поморщился. — Подняться в небо на таком самолете, как МиГ-15 — вот настоящая романтика! Безумная скорость, огромные возможности, собственная легенда, поддержка товарищей, отработанная тактика. Да у меня слов не хватит, чтобы описать всю радость такого полета. Давайте-ка вместе полетаем, а? Пойдем сейчас к Зиночке и попросим. Если хотите, я буду «щитом», а вы — «мечом». Найдем кого-нибудь позадиристее и атакуем. А?

© А. Мартьянов. 22.09. 2012.

34. Антон Фоккер: счастливый неудачник

— А знаешь, Вольф, — обратился к вахмистру неугомонный Вася, — что фройляйн Шнапс носит у себя в нагрудном кармане фотокарточку какого-то невозможного красавца?

Герман Вольф слегка покраснел.

— Почему это должно меня занимать? Да и тебе какое дело?

— Да так, к слову пришлось, — усмехнулся Вася. — А тебя это, правда, совсем не беспокоит?

— Может быть, он — какой-нибудь родственник Frau Leutnant? — предположил Вольф.

— Не надейся, — безжалостно сказал младший лейтенант. — Я вообще сомневаюсь, что у нее имеются какие-то родственники. Ее ничего, кроме самолетов, не волнует. Так что она, наверное, хранит воспоминание о каком-нибудь асе из числа альфа-тестеров.

— Давай просто спросим, — предложил Вольф. — Вон, кстати, она идет. С виду довольная — наверное, хорошо сегодня полетала.

Вольф приветливо промахал рукой Брунгильде, которая шагала по аэродрому, а Вася закричал:

— Фройляйн Шнапс, приветствую! Ну как, много olenei сегодня посбивали?

— Привет! — весело помахала в ответ Брунгильда. — А вы сами спросите сбитых, понравилось ли им. Лично я довольна. И собой, и ими.

— Идите к нам, мы тут кое о чем разговаривали, — позвал Вася.

— Вася! — прошипел Вольф.

— Что? — обернулся млажший лейтенант.

— Это бестактно! Ты хочешь задать женщине личный вопрос.

— Здесь не существует личных вопросов, здесь все общественное, как при коммунизме, — заявил Вася.

Брунгильда подошла к друзьям, поздоровалась с Вольфом за руку.

— У нас с вахмистром возник вопрос, — начал Вася.

— Ко мне? — Брунгильда склонила голову набок.

— В общем, да, — кивнул Вася. — Говорят, вы носите при себе портрет... — Он многозначительно скосил глаза на карман авиационного френча фройляйн Шнапс.

— Ах, это, — неожиданно легко отозвалась Брунгильда. — Можете посмотреть, если вам интересно.

Она вынула из нагрудного кармана карточку. Молодой человек с фотографии — приятной наружности, щегольски одетый, — весело улыбнулся помрачневшему Вольфу.

— Это какой-то знаменитый летчик? — осведомился Вольф.

— О, нет, вовсе нет! — рассмеялась Брунгильда. — Это авиаконструктор Антон Фоккер. Мне он полюбился прежде всего потому, что взял на работу в качестве летчика-испытателя женщину, Голанчикову, русскую фройляйн. Я про нее уже рассказывала. Но и сам Фоккер — чрезвычайно любопытная личность.

— Вас что больше интересует — личности или самолеты? — перебил Вася.

Вольф тихо зашипел, словно Васина бесцеремонность его ошпарила, но вмешиваться в разговор не стал.

— И самолеты, и личности, — ответила Брунгильда. — И то, как они взаимно накладывают друг на друга отпечаток. И как причудливо сплетаются и изменяются судьбы людей и самолетов... Фоккер был, что называется, благополучным ребенком — может быть, поэтому в молодые годы он так легко поверил в возможности женщины-летчика. Балованные дети не всегда вырастают негодяями. Многие из них склонны доверять людям.

— А Фоккер был таким? — спросил Вольф.

— Именно. Его отец владел кофейными плантациями на острове Ява. Богатый человек. И отец, и дядя всегда готовы были вкладывать деньги в проекты Антона. А поддержка семьи очень много значит, правда?

— Точно, — поддакнул Вольф.

— Фоккер-старший перевез семью в метрополию, в Нидерланды, чтобы дети могли получить хорошее образование. Антон с его склонностью к технике поехал в Германию, в школу механиков в Бингене. Там Антону не понравилось, он перебрался в Зальбах — в школу водителей. Вообще ему хотелось летать.

— Это был какой год? — уточнил Вася.

— Десятый, — мечтательно вздохнула Брунгильда. — Антону двадцать лет. Мир бредит самолетами. Я так жалею, что не жила в то время!

— Мы живем в такое время и в таком мире, фройляйн, — сказал Вольф, — когда можно, в сущности, ощутить себя в любой эпохе. В этом смысл проекта World of Warplanes. Если бы вы жили в десятом году, то вряд ли смогли бы подняться в воздух на реактивном самолете. А здесь это вполне доступно.

— Более того, — подхватил Вася, — вы можете летать на таком самолете совершенно безнаказанно! То есть, я хочу сказать — если вы разобьетесь, то вам за это ничего не будет...

— По крайней мере, откровенно, — вздохнула Брунгильда. — Да, я до сих пор летаю еще не очень хорошо. Но, как все люди десятых годов, я делаю это ради наслаждения. Антон Фоккер был типичным летчиком своего поколения. В школе шоферов в Бингене не имелось самолетов, поэтому учащиеся построили его сами. Проект вышел неудачный. Кое-кто смирился с данным фактом, но только не Фоккер.