Нивель действительно был смещен с поста главнокомандующего после провала

апрельского наступления — его заменил маршал Петэн.

— Мы еще покажем бошам, на что способны наши машинки, — заключил Мартеле.

20 мая 1917 года, плато Лаффо

Маршал Петэн был доволен.

Завершилась крупная операция, подготовленная интенсивной бомбардировкой при

благоприятной погоде. Это не апрель с его гнилым туманом и нулевой видимостью. И

тяжелая артиллерия под общим командованием работает как часы.

Плато Лаффо перешло к французам. Немцы выбиты с позиций. Упорные они, эти боши.

Несколько раз пытались вернуться и сдались лишь когда их окончательно раздолбали.

Газетчики... Петэн поморщился. Они, конечно, жаждали заполучить известия о

потрясающей победе, окончательной и бесповоротной. А не о ситуации, когда сражение

затихло просто потому, что противник истощен: тысячи пленных, тысячи потерянных

орудий, сражаться просто некому. Успех? О да — серый, мрачный. Успех-трудяга. Как и

все в этой войне. И почему это людям непременно хочется делать из войны праздник?

Что порадовало маршала, так это штурмовые трактора. Двенадцать «Сен-Шамонов» и

девятнадцать «Шнейдеров». Они успешно поддерживали французскую пехоту и прорвали

оборону противника на двух направлениях.

Потери — шесть машин: две сгорели от огня неприятеля на подступах к его обороне, а

четыре застряли и были подбиты германскими войсками в ходе преодоления

оборонительной полосы. Допустимые потери.

Соперничество между «Сен-Шамонами» и «Шнейдерами», актуальное в высших

эшелонах и приобретавшее значение «престижа», на фронте смазалось.

Петэн еще раз просмотрел доклад. В списке потерь не было уточнено, какие конкретно

танки были подбиты. Можно было послать запрос, но Петэн вдруг понял, что и для него

это сейчас не имеет большого значения. Для главного резерва тяжелой артиллерии все эти

штатские разборки неважны.

20 октября 1917 года, ставка

— Необходимо учитывать уроки двух предыдущих наступлений, — сказал маршал Петэн,

разворачивая карту. — Наша цель — отбросить противника за реку Эллет. Мы должны

наконец очистить район Лаффо-Мальмезон. Весенние атаки решить эту задачу не смогли.

Предлагаю главное внимание уделить тяжелой штурмовой артиллерии.

23 октября 1917 года, Мальмезон

Грохот артиллерийской подготовки, продолжавшейся пять дней, наконец сменился

другим звуком: рычанием моторов и лязгом гусениц.

Вместе с силами Шестой французской армии в долгожданную атаку двинулись танки —

тридцать восемь «Шнейдеров» и двадцать «Сен-Шамонов».

Лейтенант Мартеле получил новое назначение — на радиотанк. Это было новшеством,

причем радикальным: пять машин были оснащены специальным оборудованием и

служили для координации действий танков с другими родами войск.

Радиооборудование доносило хриплые голоса — приказы, доклады. Он передавал их

начальству, даже не пытаясь вникать или, упаси боже, анализировать.

Мартеле миновал несколько застрявших танков. Подсчитывать не стал. Начальство потом

подсчитает. Важно одно: корректировка огня.

Долгий получился день. И следующий день тоже был долгим. Из танка не видно, как

далеко продвинулись войска, как чувствует себя противник.

Зато это было видно Петэну.

— Главная задача операции — срезать Мальмезонский выступ — выполнена, —

докладывал он в штабе. — Наши потери — восемь тысяч человек и два танка.

На сей раз он точно выяснил — какие это были танки, — «Сен-Шамон».

— Насколько эффективно действовали танки? — поинтересовался генерал Бюа.

— Две трети не смогли добраться до позиций, — признал Петэн. — Застряли. Но

оставшаяся треть — в численном выражении это примерно двадцать танков, — задачу

выполнили с блеском. Два их них, как я уже докладывал, погибли.

Он сказал о машинах «погибли» так, словно это были живые существа.

9 июня 1918 года, район между Мондидье и Нуайоном

— Черт бы побрал эту Россию и эту их революцию! — высказался подполковник

Шедевимь, командир танковых частей Третьей армии. — Уверен, все это было проделано

на немецкие деньги.

— Сейчас-то какая разница? — резонно заметил генерал Манжин. — Мы имеем то, что

имеем. И вынуждены работать с этим.

А имелся настоящий хаос. Немцы угрожали непосредственно Парижу — они находились

уже в ста двадцати километрах от французской столицы.

— Ваша задача, господин подполковник, — организовать контрудар при поддержке

танков во фланг наступающему противнику, — объяснил Манжин.

На юго-востоке от Мондидье в оперативном подчинении Третьей французской армии

дислоцировались четыре полковых танковых группы. Они должны были поддерживать

пехоту огнем в случае общего наступления или контрударов.

«Сен-Шамоны», проделав марш в десять километров, выдвинулись на позиции.

В частях французской армии, которым предстояло нанести контрудар, прочитали приказ:

— «Положение отчаянное. На этот прорыв брошены все силы. Пехоте следует сражаться

так, как будто танков поддержки нет вообще. Танки, в свою очередь, будут следовать за

пехотой и поддержат ее в случае необходимости».

Танки двинулись впереди пехоты, опережая ее почти на километр. Всего их было сто

шестьдесят три — «Сен-Шамоны» и «Шнейдеры».

Капитан Монтеле видел впереди цель: немецкую пушку. Сбоку бил пулемет, и Монтеле

уничтожил эту точку. Потом еще одну. А потом танк содрогнулся.

— Лейтенант Блондель! — крикнул Монтеле своему механику. — Что там?

— Попали, — ответил Блондель.

— Вперед! — сказал Монтеле и снова навел на цель.

Пушка замолчала. Танк проехал мимо ее искареженных останков, не останавливаясь.

Следующее попадание было в лобовой пулемет. Блондель не остановился, Мартеле

молчал. Он был ранен.

Кругом взлетала земля, мотор продолжал реветь.

В танке Мартеле не знали всего, что происходит вокруг. Не знали, что в этой операции

будет уничтожена почти половина всех французских танков. Что немцы будут оттеснены,

а их наступление захлебнется.

Близилась ночь, когда сражение постепенно стало затихать. «Сен-Шамон» снова двинулся

по полю. Капитан Мартеле пробовал позвать своих пулеметчиков, но те не отзывались. Он

закрыл глаза и потерял сознание.

На опушке леса расположилась на отдых часть капитана Нуайе. И вдруг из темноты

донесся характерный шум мотора.

— Танк на поле!

В темноте скоро стал заметен танк. Лязгали гусеницы, звук приближался.

— «Шнейдер» или «Сен-Шамон»?— спросил сержант Перре.

— «Сен-Шамон», — уверенно ответил Нуайе.— Я узнал его по звуку двигателя.

И в тот же миг, словно услышав эти слова, двигатель заглох.

— Нужно посмотреть, — сказал Нуайе.

Они спустились на поле и пошли в полной темноте к танку. Ни одного звука больше не

раздавалось — танк притаился в ночи мрачной громадой.

— Есть кто живой? — крикнул сержант Перре.

Молчание.

— Люк открыт! — сказал Перре. Он первым добрался до танка и залез внутрь.

— Что там? — нетерпеливо спросил Нуайе.

— Все мертвы, — после короткой паузы отозвался Перре. — Мне кажется, я узнаю

лейтенанта Блонделя. Он так и умер, держа в руках рычаги управления.

...Когда было заключено перемирие, из четырехсот «Сен-Шамонов» в строю оставалось

еще семьдесят два. Впоследствии пятьдесят из них были переделаны в транспортеры.