Ленин был в полном восторге. Когда парад закончился, он забросал водителя вопросами.

— Годное оружие, — одобрил Россинский.

— Как вы считаете, следует ли нам наладить производство собственных танков? Будет ли

это эффективно? — напирал Ленин.

— Безусловно, Владимир Ильич!

22 августа 1919 года, завод «Красное Сормово»

Заседание Коллегии правления завода «Красное Сормово» проходило бурно. Только что

прибыло постановление Совнаркома — преобразовать завод в специализированное

предприятие, изготавливающее танки.

Сам танк — образец, который надлежало изучить и по возможности улучшить, —

находился еще в Москве. Его разбирали на части, чтобы переправить в Сормово.

— Товарищи! — выступил председатель Коллегии. — Предлагаю изготовить первую

рабоче-крестьянскую танку к лету двадцатого года! К исходу года предлагаю сдать

полностью первые пять бронеединиц в составе одного пушечного и двух пулеметных

танков каждая, товарищи! То есть всего — пятнадцать танков.

Приняли единогласно.

29 сентября 1919 года, Сормово

— Прибыла танка!

Вокруг трех вагонов, внутри которых находился разобранный «Рено», столпились

рабочие. Всем не терпелось увидеть чудо техники.

Председатель комиссии, не глядя, расписался в получении: танк был принят «скопом», без

проверки комплектности.

Уполномоченный отбыл.

15 октября 1919 года

Товарищи инженеры Калинин и Нефедов находились в состоянии, близком к панике.

Вот уже неделю разбирались они с горой железа, выгруженной из трех вагонов.

Следовало понять, как из всего этого собрать дееспособный танк.

Как ни крути, не выходило.

— Картина такая, товарищи, — сказал наконец Нефедов, докладывая о результатах

Коллегии. — Будь на нашем месте кто другой, англичане там или французы, — решили

бы, что в конструкции дефект или в головах у них дефект. Мы же определенно можем

заявить: многих деталей просто не хватает.

— Заменить можно? — был задан конкретный вопрос.

— Что-то можно: трубки, болты, опорные катки... Но есть и незаменимые. Пропавшая

коробка передач, товарищи, создает нам трудности, прямо скажем, неописуемые.

— Надо писать в Москву!

В Москву отправили телеграмму: «Где детали?» Ответ пришел через день и был по-

русски исчерпывающим и лаконичным: «Украли в пути!»

Апрель 1920 года

Комиссар Центроброни, революционный матрос товарищ Гаукель положил руку на

кобуру маузера. Заскрипела кожаная куртка.

— Так, товарищи, — зловещим голосом произнес он, — если решение не будет принято к

утру, буду считать как саботаж и расстреляю к чертовой матери. А пока товарищ инженер

Калинин посидит в кутузке. Там лучше думается.

Ответственный за «моторный агрегат» товарищ инженер Калинин бился над

разрешением «белых пятен» в конструкции танка.

Некомплект деталей в моторно-трансмиссионной группе продолжал оставаться наиболее

болезненным. Как оно вообще работает? Чертеж создавался за чертежом — их набралось

уже штук сто, кое-что тут же воплощали в металле и корректировали «по месту», но

результат не утешал.

Двое французских товарищей — Дем и Розье — с изумлением, переходящим в ужас,

наблюдали за комиссаром. Оба они занимались автомобильным производством на «Рено»

и сочувствовали советской власти.

Вместе с иностранными специалистами прибыли — по распоряжению Ленина — и два

автомобиля системы «Рено». Для консультации, так сказать.

Товарищ Гаукель отнесся к французам с полным пониманием — как к представителям

всемирной революции. Но когда сердился, то обзывал «антантой» и грозил шлепнуть.

— Нон Антанта, — устало и привычно повторял Розье. Он был инженером, на котором

лежала основная ответственность, — «изготовление всех чертежей и данных для нового

танка». — Соцьялист.

— Вишь, социалист он, — ворчал Гаукель.

«Камрад Гаукель ведь, как вы это говорите, невозможный тип, этот ваш комиссар! —

говорили французы своим советским коллегам. — Это ведь ужасно!»

«Ужасно — не ужасно, но его маузер безотказно помогает нам с получением материалов,

— отвечали русские инженеры. — А кроме того, не забывайте: это он выбил для нас

дополнительные пайки...»

Декабрь 1920 года, завод «Красное Сормово»

— Ты мне маузером тут не маши, товарищ, — сказал мастер Ильин комиссару.

Гаукель раскалился от гнева.

— Саботаж? Сорвать строительство пролетарского танка хотите? К стенке поставлю!

— Не горячись, товарищ, сейчас разберемся...

Розье стоял в тени, стараясь держаться так, чтобы Гаукель его не видел. Комиссар был в

ярости. Правда, до сих пор он никого не «шлепнул». Но общаться с ним бывало в такие

минуты неприятно.

Другое дело, что и смежникам, которые то срывали сроки, то поставляли некомплект,

приходилось иметь дело с разъяренным Гаукелем. И зачастую это приносило неплохие

результаты.

Революция. Ничего не поделаешь.

Ижорский завод вместо раскроенных листов прислал прокат. Кроить и резать его

приходилось уже на «Красном Сормове». Для обработки закаленных листов не хватало

специального инструмента. Собственно, инструментом и занимался мастер Ильин.

Едва решилась одна проблема — надвинулась другая: не нашлось свободного смежника

для работ над шестерней для КПП.

Гаукель как раз печатал одним пальцем приказ об аресте и немедленном расстреле за

вредительство (он задумался — чью фамилию вписать), когда решение было найдено.

Инженер Калинин доложил об организации изготовления необходимых деталей в цеху

«Красного Сормова».

Передышка.

— Ну, показывайте! — Гаукель вошел в цех, поправил маузер, привычно заложил руки за

спину, выгнул грудь.

Результаты не утешали: собранные из местных деталей КПП работать нормально

отказывались.

— Сейчас провернем, — пыхтя проговорил рабочий Артем Гуляев. — Сейчас, дорогой

товарищ, мы их провернем...

И тут зубья начали ломаться.

Гаукель заскрежетал зубами.

— Квалификации не хватает, — развел руками Калинин. — Раньше же никто эти

шестерни не делал. А тут — сразу давай! Дело-то новое, неизведанное.

— Вся наша жизнь теперь новая и неизведанная, — сказал Гаукель. — Пролетарскую

революцию тоже раньше никто не делал. А у нас — получилось.

— И с этой штукой получится, — заверил Калинин. — Будем припиливать шестерни друг

к другу вручную.

Розье молча вытаращил глаза. Он был уверен, что русские сошли с ума.

Май 1920 года

— Ну вот, камрад Розье, ты еще сомневался! — Калинин сиял.

— Я удивлялся, — выговорил потрясенный Розье. — Это невероятно.

Новые КПП оказались даже менее шумными, чем аналогичные, на «родных» «Рено».

Работа наконец наладилась. В пушечном цехе шла сборка первых «красных» «Рено».

— Хорошо! Тепло! — говорили рабочие. — Теперь и руки слушаются.

Всю зиму в цехах почти не топили. Отчасти это тормозило работы. Даже Гаукель при всей

его несокрушимой революционной мощи не сумел добиться, чтобы на заводе наладили

отопление. Теперь же об этом позаботилась сама природа.

1 сентября 1920 года

Первый советский танк системы «Рено» «сошел со стапелей».

Ликуя, Гаугель отбил в Москву телеграмму:

«31 августа 1920 года было произведено испытание на ходу первого танка».

Правда, танк еще был безоружен. Но у него уже было собственное имя — «Борец за