— Не беда, мы сейчас увидим более крупного зверя, — сказал Рамиро, указывая на сломанные и поваленные ветви деревьев и кустов у воды, — это доказывает, что тут бывают косули и олени. Ветки эти обломаны рогами, не иначе!

Действительно, вскоре из глубины леса послышался шум и треск ломаемых сухих веток. Но шум этот не спугнул ни мелкого зверя, ни птицы.

— Это олени! — решил Рамиро, и в подтверждение его слов прекрасная голова оленя высунулась из-за ветвей и огляделась по сторонам. Выйдя на открытое место, олень постоял, поджидая своего теленка. То была самка; теленок красивой масти и веселого нрава был еще очень мал и едва держался на ногах и, просто играючи, пощипывал высокую траву.

— Стрелять? — спросил шепотом Бенно.

Но как ни тихо было произнесено это слово, чуткий слух самки оленя уловил его. Она насторожилась и издала особый короткий звук, вслед за тем и она, и ее теленок исчезли, точно сквозь землю провалились.

— Пойдемте, Бенно, детеныш теперь в наших руках!

— Каким образом? Я его нигде не вижу!

— Матка дала ему понять этим звуком, чтобы он притаился в траве и не мычал; стоит нам сделать несколько шагов, и мы наверняка наткнемся на него.

Действительно, пройдя несколько шагов, Рамиро поднял на руки дрожащее маленькое животное, которое стало вырываться из рук и издало жалобный крик.

— Сейчас выйдет и матка! — продолжал Рамиро.

Тотчас же на крик теленка отозвалась, точно стоном, самка, и в следующий момент она прямо вышла на людей, не стараясь укрыться, но дрожа всем телом от страха. Постояв с минуту, бедное животное, движимое чувством материнской любви, приблизилось к охотникам на расстояние каких-нибудь тридцати шагов и, жалобно мыча, смотрело на своего детеныша. Все ее существо в этот момент дышало нестерпимой мукой, а большие кроткие глаза как будто молили о пощаде не для себя, а для малютки.

— Сеньор, — сказал Бенно, — отдайте ей детеныша, я не могу смотреть на нее!

Рамиро осторожно опустил на траву олененка.

— Мы не голодны, а потому можем быть милосердны! — сказал он. — Смотрите, как матка подходит к нему!

Вопреки своей природной робости, красивое животное осторожно приблизилось и, наконец, одним радостным прыжком очутилось подле своего детеныша. Теперь матка принялась осторожно перекатывать своего малютку правой передней ногой, как бы желая осмотреть его со всех сторон, затем стала его обнюхивать, ощупывать своей мордой и, убедившись, что он невредим, легла подле него, чтобы покормить его, не переставая ласково вылизывать его.

— Неужели вы могли бы теперь застрелить этого оленя? — спросил Бенно.

— Нет, ради какого-нибудь лакомого куска я бы не мог этого сделать, но, возможно, мы все-таки вернемся не с пустыми руками в наш лагерь, — добавил он, — слышите? Это идет стадо! В нем нет маток, это все по большей части молодые самцы — держитесь наготове!

Вскоре в чаще леса послышался треск ломаемых ветвей, шум и топот. Около дюжины самцов, молодых и старых, выбежали из леса к ручью. Самка с теленком не обратили на них никакого внимания.

Раздались почти одновременно два выстрела. На противоположном берегу ручья, где были олени, произошел переполох, и уцелевшие животные разбежались, как овцы, во все стороны. Двое раненых оленей катались по земле в предсмертных муках.

Это был первый охотничий опыт Бенно, и он гордился им.

— Как мы переправим их сюда, сеньор? — спросил он.

— Вот вы сейчас увидите!

И приложив руки ко рту, Рамиро издал три раза подряд протяжный, не совсем приятный звук.

Вскоре послышался из лагеря ответный:

— Хуу-ху-хуу! — Ху-хуу!

Спустя несколько минут двое туземцев прибежали к ручью.

Рамиро объяснил им, в чем дело, и они вернулись в лагерь, чтобы захватить бычьи шкуры и на них переправить через ручей убитую дичь. Тем временем подоспели и некоторые из спутников, в том числе и доктор Шомбург. Он тотчас же принялся ловить пестрых, как цветы, красивых блестящих бабочек, жуков и громадных пауков; гонялся за прелестными колибри и обыскал все кусты в надежде найти птичьи гнезда. А молодой Халлинг в это время делал зарисовки местности.

— Скажите, как называется эта река?

Все рассмеялись. — «Да, может быть, не насчитаешь и десяти человек, бывших здесь, у этого ручья, за все время его существования — кто же может знать, его название?!»

— Смотрите, что это с моими руками? Я только что умылся из этого ручья, и мои руки и лоб вдруг покрылись мелкими красными точками.

— Это не от воды! — сказал Рамиро. — Это маленькие насекомые, пристающие к коже и высасывающие кровь, которой они питаются. — Обыкновенно они ютятся на обратной стороне листьев кустарника и как только замечают приближение какого-нибудь живого существа, так и сыплются на него. Смотрите, не чешите места, где они присосались! — предостерег Рамиро.

— Да, но ведь они жгут, как огнем — этого нельзя вытерпеть!

— Ну, так погрузите ваши руки в воду и подержите их там некоторое время.

— А у меня какие-то серые крупные точки, вероятно, тоже насекомые! — сказал Бенно.

— Да, это клещи, — подтвердил Рамиро, — они вздуваются до величины маленького ореха. Не троньте их, я сумею удалить их после.

Но вот вернулись и туземцы с бычьими шкурами. Они поспешно загнули кверху все четыре края каждой шкуры, так что образовались борта вышиной в ладонь, затем бросились сами в реку, без малейшего затруднения потащили за собой эти своеобразные суда. Некоторые из молодых людей тоже переправились вплавь на противоположный берег, чтобы освежиться, и, главным образом, чтобы хоть на время избавиться от болезненных укусов бесчисленных москитов, которые становились здесь, в болотистой низине у реки, все назойливее и назойливее, по мере того, как солнце поднималось выше. Надо было спешить с возвращением в лагерь, где местность была возвышенная и открытая, и потому насекомых там было несравненно меньше. С немалыми усилиями туземцам удалось доставить с того берега охотничьи трофеи путешественников. Выйдя на сушу, они взвалили убитых оленей себе на плечи и почти бегом пустились в лагерь, где над ярко пылавшими кострами кипел громадный котел, а на десятке больших сковородок поджаривалось и шипело соленое сало.

В центральный костер, вокруг которого разместились наши путешественники, набросали зеленых ветвей, чтобы едкий дым от них разогнал москитов, и все принялись с особым аппетитом за вкусный завтрак.

— Ну, давайте сюда ваши руки, Бенно! — сказал Рамиро, — я избавлю вас от клещей.

Стряхнув пепел со своей сигары, сеньор Рамиро осторожно стал прижигать сигарой сильно насосавшегося клеща. Отвратительное насекомое тотчас сразу стало вытаскивать свои присоски, а затем вытащило и голову из глубокой ранки, после чего его не трудно было снять и раздавить. Ту же самую операцию ему пришлось повторить с каждым отдельным клещом, присосавшимся к рукам и телу Бенно.

— Ну, теперь полечите и меня! — сказал доктор Шомбург, — смотрите, все мое лицо и руки сплошь красные от этих насекомых.

— Здесь ничего нельзя поделать, придется потерпеть! — ответил Рамиро, — в другой раз будьте осторожнее и не подходите близко к кустам. Вы, Бенно, подите и приложите к вашим распухшим рукам холодные компрессы, через несколько минут они придут в нормальное состояние.

По окончании завтрака все стали готовиться в путь. Рамиро указал Бенно на самца гарпии, все еще кружившего над своим разоренным гнездом.

— Жаль беднягу! — сказал наездник, — надо его избавить от сердечной муки! — и проворно вскинул ружье. Раздался выстрел. В целом облаке перьев и пуха, как камень, упал на землю с простреленной грудью величавый орел, пораженный в самое сердце.

— Ну, вот и кончено! Рано или поздно смерть должна прийти ко всякому — так уж лучше разом!

Было пройдено уже более ста миль по горам и долинам, через реки и озера, по степям и лугам, где всадники почти совершенно скрывались в высокой траве, через дремучие леса, но нигде не было замечено и следа индейцев.