— Спасибо, — нарочито вежливо сказал Тедди. «Давайте сводный список». Поставив росчерк внизу листа, юноша сладко сказал, посыпая чернила песком:

— Сдачей земель и недвижимости в аренду будет заниматься мой нью-йоркский адвокат. Так что, — Тедди поднялся, — благодарю вас за ваши услуги, мистер Мак-Кормик. Документы — он подхватил папку, — мы сами отвезем в Ричмонд, в канцелярию губернатора.

Тедди посмотрел на свою ладонь: «Где у вас можно помыть руки?»

— Молодец, — смешливо сказал Дэниел, когда дверь за ними захлопнулась. Негр все сидел на бочке, глядя в их сторону.

— Сейчас поедем в Ричмонд, — Дэниел отвязал своего коня, — тут всего сорок миль. Там пообедаем, сходим на собрание масонской ложи моей, — он подмигнул Тедди, — раз тебе уже восемнадцать лет…

— Свинья этот Мак-Кормик, — в сердцах отозвался юноша. «За приглашение спасибо. Я просил у дяди Джованни меня взять на собрание. Он в Кембридже, старший смотритель, однако услышал, что я мал еще, — Теодор скорчил гримасу.

— Привыкай к Америке, здесь Мак-Кормиков много, но мы с ними боремся — усмехнулся Дэниел. Мужчина насторожился — негр, поддернув холщовые штаны, почесав в голове, — шел к ним.

— Мистер Вулф, — сказал он глухо, глядя куда-то в сторону, — у меня тут записка…

Дэниел, не говоря ни слова, принял аккуратно сложенный клочок бумаги. От него пахло потом и табаком. Пробежав его глазами, он отвел негра в сторону: «Когда?»

— Четвертого дня, — с мукой в голосе ответил мужчина. «Мы их ждали, и вот…, Тут девяносто миль до Хиксфорда, мистер Вулф, вы не успеете…, На рассвете это привезли, — он тяжело вздохнул.

— Это на границе с Северной Каролиной, — вспомнил Дэниел. «Значит, он людей оттуда выводил. Нат, Нат, я же говорил тебе, будь осторожней…»

Он вернулся к Тедди:

— Поезжай в Ричмонд, закончи там все с делами, и отправляйся в Нью-Йорк. Дядя Меир тебя посадит в почтовую карету до Бостона. Там как раз кузины твои должны приехать, Мэри и Мораг, с родителями. Тебе их еще в Лондон везти. Я на юг, по делам, — Дэниел сел в седло: «Два пистолета у меня есть. Хотя не хватало заместителю государственного секретаря открывать пальбу в каком-то захудалом городишке. Приеду к тамошнему шерифу, покажу свои документы, заплачу залог — и все будет в порядке. А вот если не будет — значит, придется стрелять».

Гнедой, красивый берберский жеребец коротко заржал. Тедди отчего-то подумал: «Это сын Фламбе, того коня, что у моего дедушки Теодора был. Дэниел обещал — мне тоже от него потомство подарит, как я в Америке обоснуюсь».

— А ты скоро вернешься? — крикнул юноша вслед облаку пыли.

— Как управлюсь, — донесся до него голос брата. Тедди вздохнул: «Даже не пообедали. А есть хочется».

Негр все стоял рядом, тоже смотря на уже опустевшую улицу. «Мистер… — робко начал Тедди, — меня зовут Теодор Бенджамин-Вулф, я брат мистера Вулфа, младший…, А как вас зовут?»

Негр внезапно улыбнулся. «Ты, что ли десять тысяч рабов освободил? Вся Виргиния уже об этом болтает».

Тедди кивнул, краснея. Юноша буркнул: «Восемь тысяч. Любой бы так же сделал. Где у вас перекусить можно?»

— Любой, — задумчиво протянул мужчина. Негр подал Тедди руку. «Да нет, не любой. Мистер Дуглас меня зовут, вот как. А перекусить, — он усмехнулся, — если не брезгуешь, незачем тебе деньги тратить — у моей старухи сегодня свиные ножки с бобами».

— Спасибо, мистер Дуглас, — весело сказал Тедди. Отвязав свою лошадь, он пошел за негром. Юноша поднял голову, глядя на высокие, шелестящие под легким ветром платаны, на нежное, голубое небо Виргинии.

Хиксфорд, Виргиния

В массивную, деревянную дверь камеры была врезана толстая решетка. Дерево сочилось смолой на жаре. Нат, что лежал на лавке, устроив голову на своей куртке, услышал голос какого-то мальчишки со двора: «Чарли, пошли, там сейчас негра вешать будут!»

— Глупо, — поморщился мужчина. Застонав от боли в сломанном, распухшем запястье, лязгнув кандалами, Нат попытался перевернуться на бок. «Ребро тоже сломали, а то и два, — понял он. «Хотя какая разница. Все равно к вечеру я в петле буду болтаться. Кто же знал, что мы на рыбаков наткнемся. Я десяток, раз через эту реку людей переправлял, и все хорошо было. Ребят уже обратно к хозяевам отправили…, Четыре человека. Не выполнить тебе эту миссию, сержант Фримен, даже не надейся».

Он вспомнил заплеванный табаком пол, жужжащих, тяжелых мух, и шерифа, что сидел, раскинувшись на стуле, вычищая щепочкой грязь из-под ногтей.

— Я гражданин штата Массачусетс, — холодно сказал Нат, придерживая правой рукой левую руку — сломанную. «Я свободный человек, и требую вызвать моего адвоката. Хотите меня судить — судите, но по законам нашей страны».

Шериф выбросил щепочку. Поднявшись, — он был на две головы выше Ната, и на сто фунтов — тяжелее, мужчина издевательски проговорил: «Раз ты такой умный, черномазый, ты должен знать — за помощь беглым рабам полагается смертная казнь».

— Знаю, — согласился Нат. «Однако в Америке нельзя казнить человека без суда и следствия».

Шериф усмехнулся: «У нас тут есть судья, Чарльз Линч. Он именно так вешал лоялистов во время войны — без суда. Потом его оправдали, и меня, — он ударил Ната кулаком в лицо, — тоже оправдают».

— А потом он мне ребра и сломал, — болезненно вздохнул Нат, — когда ногами избивал. Господи, бедные мои — Салли, Марта, матушка, как они без меня? Четыре месяца, как из дома уехал. Негры, конечно, передадут весточку в Бостон, но пока она дойдет…Марта сейчас на каникулах, бабушке с матерью на постоялом дворе помогает…, Четырнадцать лет девочке, она ведь ребенок еще…, Стихи пишет, — невольно улыбнулся Нат. «И в школе — лучше всех учится».

Дверь лязгнула и грубый голос велел: «Выходи!».

Нат с трудом поднялся на ноги, пошатнувшись. Сильные руки встряхнули его. Шериф, пережевывая табак, рассмеялся: «Все готово, черномазый. Потом бросим тебя на свалке, даже хоронить не будем».

Нат поднял черноволосую, с легкой сединой на висках, голову. Молча, выпрямив спину, он вышел из камеры.

— Крепкий парень, — подумал шериф. «Даже не сказал, как его зовут, а ведь мы его два дня только и делали, что били. И выправка у него хорошая, сразу видно — воевал. Шрам от пули под ребрами. Так и не признался — кто еще, в Виргинии, им помогает. Вот же эти негры упрямые».

Он вывел заключенного на крыльцо. Толпа мужчин, — с топорами, кольями, винтовками, — заверещала. «Все равно, — усмехнулся шериф, — сколько бы черных такие мерзавцы не украли у законных владельцев — рабство угодно Богу. И в церкви, — он посмотрел на деревянный шпиль, — так же говорят».

Кто-то из толпы, подняв комок грязи, швырнул его в Ната.

— Иди, иди, — толкнул его в спину шериф, толпа расступилась. Нат подумал: «Какое небо синее. Я со всеми попрощался, как уезжал, Господи, бедные мои…»

Высокая, раскидистая сосна стояла на самой вершине холма. Нат, идя вслед за шерифом, в самой гуще пахнущей потом толпы, увидел темные, далекие очертания человеческих фигур. Негры стояли, не двигаясь, под откосом холма. Нат закрыл глаза. Увидев лицо Салли, услышав веселый голос дочери, он почувствовал у себя на лбу ласковую, знакомую руку.

— Мамочка, — одними губами сказал он. «Мамочка, милая, прости меня, что вас одних оставляю». Он ощутил слезы у себя на глазах. Отбросив руку шерифа, мужчина поднялся наверх, к наскоро сколоченному помосту.

Нат обвел глазами толпу белых и вздохнул: «Под холмом брат Томас стоит, я его заметил. Значит, все хорошо — Дорога и дальше будет работать. Ничего, на мое место придут другие — и так до тех пор, пока на этой земле не будет рабства. На этой земле…»

На шею ему накинули петлю. Нат вдруг пробормотал что-то. «Господи, да откуда это взялось? — удивился мужчина. «Но правильно ведь, правильно…, Надо крикнуть, пусть все услышат — и белые, и негры. Пусть все знают».

Он выдохнул. Нат, громко, во весь свой голос, сказал: