Кивнул парнишка, выскочил. Не успели кашу доесть, уже обратно спешит с листом пергаментным. Добрыня глазами пробежал, перстень перевернул печаткой вверх. Отрок тут же воска накапал, оттиснул мужчина рисунок замысловатый, вернул. Убежал вновь парнишка. Только копыта внизу по мостовой застучали.

— Добре. Нечего сейчас слёзы лить. Майя осмелели, нападения всё чаще идут на городки и селения. Народ начинает волноваться. Надо бы опять мокрые леса почистить…

— Пиши приказ армии, Буян. Завтра мне на подпись принесёшь. Проверю — подпишу. Главное не забудь — пленных не брать, будь то мужчина или женщина возраста любого. Понял? Любого!

Специально подчеркнул. Брови сдвинул:

— Я не Ратибор.

…И верно. Не старший брат он. Средний… И его ошибки совершать не собирается…

…Утро было ярким и солнечным, и это показалось новому князю добрым знаком. Гонцы ускакали, через пару дней Малх приедет. Нынче Буян приказ на подпись принесёт. Застоялись бойцы. Обнаглели людоеды, волю почувствовали. Так, взять на заметку — увеличить производство смесей горючих, да пусть махинники поработают с той чёрной жижей, что в степях нашли Великих. Глядишь, на что и сгодится… А это что такое?! Едва не вышибив створку ворот, в Детинце ворвался гонец, на ходу скатываясь с лошади. Спрыгнул, бросил, не глядя, поводья подскочившему гридню, и сердце Добрыни замерло от дурного предчувствия — на седле гонца трепетал алый лоскут, знак срочного послания. Еле передвигая ноги, посланец приблизился, и князь напрягся — неужели что с Даром? Но тот молча расстегнул сумку на боку, подал свиток. Не медля мужчина сорвал печать, краем глаза отметив, что та из Торжка на Старом океане, впился в пергамент острым взглядом. Буквы складывались в слова, а те — в предложения…

«…В град наш нынче утром посольство прибыло с Полудня, из государства инков. Просим тебя прибыть немедля, ибо явилась к нам сама королева ихняя, Мама Ольмо. Желает переговорить с тобой по срочному и неотложному делу…»

— Отдыхай.

Бросил послу. Развернулся к высыпавшим во двор челядинцам:

— Немедля послать за Буяном и Кроком! Пусть бросают все дела и сюда. Готовить коней и охрану! Гонца на отдых, да баню ему истопите!

Началась суета. Парнишку, прибывшего в Славград с вестью, быстро подхватили под руки, помогли дойти до лавки, на которую тот со стоном опустился. Тут же сильные руки начали разминать задеревеневшие от долгой скачки мышцы, а князь в ожидании вызванных соратников, подошёл к нему:

— Сам посольство видел?

— Видел, княже.

Прохрипел тот пересохшим ртом, и кто-то сунул ему ковш с водой. Гонец жадно выпил, потом уже более бодрым голосом начал рассказывать:

— Видел, княже! Как тебя перед собой — всё видел! Приплыли они на десяти плотах гигантских под парусами. На каждом — по сотне воинов. Десятый плот самый большой, на нём две мачты. Сделаны те плоты из дерева толстого, нами не виданного допрежь, и лёгкого необычайно. На плотах тех дома устроены, из суставчатого древа[52], пополам расколотого и выпрямленного. Дома большие, и те, кто на плотах плыл, в них живут. Выглядят они, как обычно люди в тех местах живут. Но рисунков синих у них нет на теле. Много воинов в доспехах из кожи и ваты растительной, так же, как и людоеды, перьями изукрашены, но отличаются сильно от тех. Головы нормальные, не тыквой, как у жрунов[53]. Зубы целые. И, самое главное, княже — они медь знают. У воинов тех булавы из меди простой и золота. Копья такие же. Порядок и строй им ведомы. Ведут себя спокойно, не озорничают, и чистоту блюдут. Воевода им подворье выделил особое — так они туда носилки со своей королевой отнесли, её ещё девицы сопровождали, лепестки перед ней сыпали. Так потом всё сами подмели и убрали. Воины её несут охрану. Меняются. Девицы их на базар ходили. Платили золотом самородным. Поначалу то медь предложили, так купцы их на смех подняли. Тогда золото стали давать…

— Ты саму королеву видел?

Гонец замотал головой:

— Нет, княже. Из наших никто её не видел! И не знаем, стара ли, молода. Про то не ведаем. Когда воевода к ней ходил, справляться, нужно ли что, особое — так его и то не пустили. Мол, не положено. Она — Богиня у них.

— Ясно…

Протянул Добрыня, теряя всякий интерес. Прозвучала дробная россыпь копыт, и во двор влетел Крок.

— Что случилось?!

Вместо ответа князь протянул ему свиток:

— Читай, пока Буяна ждём.

Тайник впился глазами, пробежал свиток сверху донизу, поднял встревоженный взгляд:

— Не ловушка ли от майя?

— Гонец говорит, отличаются они сильно…

Позади раздался сиплый голос гонца:

— У них у всех зубы целые, княже…

— Не лезь, когда не спрашивают!

Жёстко оборвал его Крок, и тот умолк. Оба мужчины переглянулись — они уже понимали друг друга без слов.

— Буян?

— Да.

Тайник прикрыл глаза, вздохнул:

— Опять, получается…

— Не думаю. Сердце мне подсказывает, здесь что-то иное…

Вновь загремели копыта, но уже совсем не так, как у коней — боевой тур Буяна бегал тоже быстро, только ритм шагов у него другой был… Въехал, остановил раздувающего ноздри тура, спрыгнул с седла:

— Ну?

Ему тоже дали свиток. Пробежал быстро написанное, вздохнул:

— Да что за дела такие? Как явились эти храмовники, так одно за другим началось… Проклятые они всё же люди.

— Причём тут храмовники? Посольства то в любой момент могут явиться. Чай, Держава! Луры же у нас сколько лет то стоят? И ничего. Зато поднимаемся в глазах людских и окружающих нас — уважают славов!

— Тоже верно. Едем?

— Воины уже ждут.

Сказал Добрыня, указывая назад. И верно — гридни в новеньких, сияющих чистой сталью кольчугах уже седлали вороных коней. Ещё три, чёрный, буланый и пегий ждали князя и его спутников. Пара минут, и все были готовы. Буян склонился к челядинцу, что-то ему шепнул. Тот кивнул, ушёл, и воин подъехал к князю:

— Двинули? Я его послал домой, сказать, чтоб не ждали нынче.

— Двинули.

Князь ударил жеребца стременами, и тот сразу рванул галопом, заворачивая набок голову…

…Сутки непрерывной скачки, когда перекусывают в седле, на ходу меняя усталых коней свежими, приготовленными заранее. Не обращая внимания на усталость. Потом полдня отдыха, и снова сутки скачки… Вылетели на холм, с которого город, находящийся внизу бухты — стоянки флота славов, как на ладони. И верно — отдельно стоят десять великанских плотов. Таких и не видывали никогда! Мачты. Паруса спущены. Дома — как на ладони устроенные. Поболе двулодников будут, однако… Уже не торопясь, лёгкой трусцой двинулись дальше. Вот и город, народ на улицах смотрит, однако не приветствует. Добрыня, совсем как старший брат, дёрнул щекой — знали бы они… А то уже заранее ярлыки клеят. Однако, посмотрим, как через год запоют… Въехали в подворье княжеское, там уже воевода ждёт, что за град отвечает. Дождался, пока князь с коня слезет, да спину распрямит. Тогда только подошёл, подал сам лично ковш с водой холодной. Добрыня выпил, взглянул на старого воина вопросительно, тот лишь рукой в сторону бухты махнул.

— Где они?

— На подворье гостевом.

В который раз подивился Добрыня предусмотрительности старшего брата — ведь именно он велел устроить в Торжке специальный двор, буде кто пожалует. И хоть пустым тот долго стоял, да вот, как явился случай, так лицом в грязь не ударили.

— Чего хотят?

— Королева их, Мама Ольмо, желает встретиться с князем славов, дабы обсудить некое очень важное дело, которое не терпит отлагательств.

— Даже так?

Бросил короткий взгляд на Крока — тот утвердительно прикрыл веки:

— Скажи, через два часа приму её. Здесь. У себя. А пока вели баню истопить…

Воевода расплылся в улыбке:

— Уже, княже, топят. Как увидели вас на вершине горы, так сразу и затопили…

…Подумав, решили заморскую королеву во дворе принимать. И места много, сколь требуется — все уместятся. И подход широкий, десять всадников в ряд пройдут на турах, и мешать друг другу не будут. А пока пускай полог от солнца натянут… Пока князь парился, да перекусывал, полотнище белого хлопка с большим знаком Державы, Громовником, натянули матросы с экипажей двулодников. Повара сбились с ног, готовя угощение, суетились многочисленные девицы, коих призвали гостей обслуживать, если пир состоится. Строились охранники — не дай Боги, что с гостями приключится нехорошее, только войны не хватало…