* * *

Стало прохладнее, ветер раздувал прозрачные занавеси над распахнутыми окнами. И было видно, как сияли звезды, похожие на рассыпанные по темно-синему бархату ограненые алмазы. Светили лампады и свечи, гнали мошкару из большой гостиной ароматические пирамидки.

Под заунывное пение мантр одутловатого, полунищего жреца-брамина Матхурава словно во сне водил за собой вокруг обрядового костра оробевшую, не решающуюся поднять глаза Сону. Туман, охвативший мужчину с того самого момента, когда он выскочил из лавки с мечом, так и не отпустил его. Кушак, привязанный к краю сари невесты, казалось, тянул старшего из семьи Капур к земле, а тонкий шнурок, обозначающий его варну вайшьи, стягивал грудь, будто канат толщиной с корабельный трос.

Радж, глядящий с укоризной и неприязнью на обряд, стоял поодаль. Его губы шевелились, и Матхураве казалось, как он слышит слова о том, что боги не благословят нечистый брак. Ювелир стиснул зубы, понимая, что многие клиенты отвернутся от него, считая ниже своего достоинства общение с человеком, опустившимся даже не до шудрянки, а до неприкасаемой, а приглашение в царский дворец, которого он так долго ждал, обернется гневом советника и, возможно, наказанием. Но страх потерять Сону был выше всего этого, и потому Матхурава, понурив голову, продолжал ходить вокруг жертвенного огня.

Четверо рабов и двое слуг - верный Гупта и старая кухарка Випаша - кидали в пламя рис, лили туда раскаленное гхи3. Но не было на этой свадьбе ни уважаемых родителей, ни пестро украшенного помоста-пандала под навесом из цветов и шелков, ни танцев в праздничных одеждах, ни музыки, ни радостных улыбок гостей.

Жрец завершил церемонию, вложив в ладонь Матхуравы маленькую руку Соны, и Радж, будто до последнего ждавший, что брак не состоится, бросился из дома прочь. Голова ювелира кружилась, как у пьяного, но он выдохнул с облегчением: Сону никто больше не отберет.

Она подняла на него глаза и спросила с надеждой:

- Хозяин, а мне можно будет теперь выходить из своих комнат?

- Да, - сказал Матхурава. - Отныне ты тут хозяйка.

Он провел жреца во двор и вручил ему плату - коня и увесистый кожаный кошелек с рупиями. В тот же момент ворота содрогнулись под стуком кулаков и копий.

- Именем закона! Открывайте!

Матхурава застыл, а рабы с испуганными лицами впустили вооруженных до зубов стражей-прадештаров в малиновых тюрбанах и дхоти, в кожаных наручах и доспехах, закрывающих грудь и и живот. Один из них шагнул вперед и грозно выкрикнул:

- Кто из вас ювелир Матхурава из семьи Капур?

- Я, - гордо сказал хозяин дома. - Я готов заплатить штраф за убийство шудры. Я не намерен скрываться.

Прадештары окружили его, выставив копья. Главный из них, с завернутыми кверху кончиками густых усов на круглом плоском лице, объявил:

- Тебя, преступник, велено бросить в темницу до суда. Ибо сегодня ты ранил шудру-крестьянина, у которого похитил невесту, а еще во время потасовки нанес смертельный удар уважаемому брамину, пытавшемуся тебя образумить. Господин скончался. И тебя тоже ждет кара. Но сначала говори, где похищенная девица? Мы уведем и ее.

Матхурава ничем не выдал свою растерянность, если уж положить руку на сердце, он ждал беды с минуты на минуту. Хмурый ювелир оглянулся и увидел, как Сона опасливо выглядывает из-за резной колонны. В голове мелькнуло сожаление, что она никогда его не любила. И уже не полюбит. За смерть брамина коровами не расплатишься, это куда более тяжкий грех, чем женитьба на неприкасаемой. Только из той дневной потасовки Матхурава не помнил ни брамина, ни какого-либо другого лица, кроме ненавистного мужлана, пришедшего забрать Сону.

Ювелир кивнул красавице и с достоинством ответил:

- Меня вы можете увести. А жену мою, Сону, забирать не имеете права. Согласно дхармашастрам, жена не отвечает за деяния мужа.

- Жена? - удивился главный прадештар.

Жрец, ведущий под уздцы полученного только что коня испугался, что щедрую плату изымут и забормотал быстро-быстро:

- Свадебный обряд проведен по всем законам Ману, боги приняли жертвоприношения во время яджны. Значит, они благословили брак вайшьи и неприкасаемой. Никто не имеет права оспаривать волю Брахмана, освятившего этот брак.

Такой ответ еще больше изумил прадештара, и он, скорчив недовольную мину, провозгласил:

- Если боги благословили, так тому и быть. Тебе видней, жрец! Тогда только ты, Матхурава, проследуешь с нами и останешься в темнице до суда.

* * *

- Варя! Варя! - кто-то тряс мою руку. - Варя, очнись.

- Уважаемые пассажиры, повторяю. Пожалуйста, займите свои места, пристегните ремни, - раздался голос капитана корабля, - мы приземляемся в аэропорту Тель-Авива.

1Джотиш - индийская ведическая астрология

2Ракшаса - один из видов брака в древней Индии, когда невесту увозят силой, не спрашивая ее разрешения и благословения родных

3Особым способом топленое масло

Глава 22. Предохранитель

На выходе из ворот Матхурава увидел мать, и внутри все оборвалось.

- Куда вы уводите моего сына? - вскричала она, теряя всю строгость и высокомерие. - Что его ждет?!

- Темница. Смерть, - равнодушно бросил плосколицый прадештар.

Матхурава и я покрылись холодным потом. Засмотревшись на мать, он поскользнулся и чуть не растянулся на земле. Я покачнулась в кресле, спружинила мягкая спинка.

- Да что же это творится?! - послышался встревоженный голос Ники или Шри Дэви.

- Сейчас, Ма, сейчас... - пробормотала я, силясь справиться с собой. От раздвоения раскалывалась голова.

- Она не узнаёт меня... - в ужасе отметила Ника.

- Узнаю, - ответила я, поднимая голову. - Не волнуйся, Ника, все в порядке.

- Незаметно, - буркнула она.

Повеяло жарой - Паталипутры или Тель-Авива? Была ли разница? Как же не вовремя, и как страшно!

Пытаясь сосредоточиться на том, что есть, я свернула куртку, нащупала чашку с кофе на столике и жадно отпила уже остывший напиток. Гул самолетов смешивался с трубным ревом слонов.

- Что ты решила, Варя? - донесся до меня звенящий напряжением голос Валеры.

Мне хотелось одного - покоя и обыденности. Чтобы все стало, как прежде: без видений, убийц, без запутанных и оттого мучительных отношений. Но подумалось, что в детстве я боялась темноты, а теперь живу в ней. Когда мне было четыре, папа сказал: «Доча, волшебные сокровища всегда прячутся там, где страшно. Вот ты испугаешься чего-то и убежишь. И никогда не узнаешь, что пряталось за страхом. А, значит, и не найдешь ничего чудесного. Грустно так, да?» Я кивнула. «Лучше пусть будут приключения», - добавил он, взял меня за руку и повел прямиком в темный-претемный зал. Я не дышала, прирастала к полу от ужаса, представляя чудовищ за шкафом, но папина теплая ладонь и боязнь подвести его заставляли делать шажки во мраке. Шуршали по полу тапочки, и, казалось, это ночные страшилы выползают, чтобы утащить меня и съесть. Я зажмурилась и пискнула, но папа не остановился. К моему детскому изумлению, вместо чудищ на полу у полированной дверцы шифоньера сидел плюшевый мишка - тот самый, с витрины, которого я давно выпрашивала у родителей. «Всегда иди на страх, - сказал папа, поднимая на руки меня и игрушку. - Видишь, ты победила страх и нашла мишку. У-у, какой мягкий и пахнет вкусно... Как его назовешь?»

Жаль, не было рядом папы, и мне давно не четыре... Воспоминания той жизни становились всё страшнее. Я отчаянно не желала знать, как именно казнят Матхураву, если казнят... Узнаю ли я, что произошло с Соной?

Впрочем, и в реальности было не более радужно: кто знал, не повторит ли Валера прошлую ночь, если снова выпьет спиртного? Судя по деяниям Матхуравы, вполне мог. Не поведет ли он себя со мной опять, как с отвратительной ему шлюхой? С тем же жутким желанием наказать? Что вообще взбредет ему в голову? Я совершенно не знала Валерия и довериться ему после всего было сложно. Меня пробирал озноб, но опции «уйти, куда глаза глядят» попросту не было. Положа руку на сердце, я не слишком-то верила, что Валера меня отпустит.