— Да, — подтвердила мама.

— Как это могло быть?

— Вторая жена ничего не знала. Эдек получил в Германии новые документы. Он заявил, что потерял паспорт, и дал новые данные. Другую фамилию, другое имя, придумал адрес. Ну и дату рождения дал другую, сделав себя моложе на шесть лет.

— То есть уменьшил свой возраст на шесть лет? — уточнила ведущая.

— Да, подлинные он оставил только день и месяц рождения, тридцатого января. Он Водолей. Никогда нельзя верить Водолеям.

— Хелена, когда ты узнала, что у Эдека есть еще жена?

— Две недели назад. Из письма.

— Письмо было на немецком?

Что за дурацкий вопрос?

— Да, но моя мама немножко знает немецкий. Научилась во время войны.

— Значит, ты посвятила ее в это? — И заодно еще пять миллионов человек.

— Я, конечно, могла бы отнести письмо переводчику, но мне не хотелось, чтобы это вышло за пределы семьи.

Если не хотелось, то что ты там делаешь? Могу я узнать?

— Но ты изменила решение, — отметила ведущая, — и твою историю услышали пять миллионов телезрителей. Почему?

— Что почему? — не врубилась мама. — Почему у вас столько телезрителей?

— Нет. Почему ты изменила решение?

— Потому что хочу предостеречь всех женщин, чтобы они остерегались. Не только его, но...

— ...любого обманщика, — закончила за нее ведущая, — обманщика, который может иметь облик соседа, сотрудника, знакомого из магазина. Будем остерегаться. Вдруг он улыбается именно нам?

Аплодисменты. Я уже собиралась выключить телевизор, уверенная, что это конец, но тут ведущая обратилась к кому-то из зала:

— Богуслав, скажи нам, почему женщинам встречаются обманщики? Потому что они наивные?

И она поднесла микрофон какому-то утомленному типу. Стоп! Стоп! Да это никак Губка! А может, я ошибаюсь. Нет, Губка собственной персоной. Борода, усталые глаза и очки в тонкой металлической оправе, а внизу экрана надпись: «Богуслав Губка. Психиатр». Губка откашлялся, потер лоб и начал:

— После нескольких минут разговора мы имеем только некий набросок. Я бы сказал, общие очертания. Чтобы возникла полная картина, необходимы долгие, многочасовые беседы.

— Значит, ты не можешь определить причины? — не отступалась ведущая. — Не можешь сказать, что причиной была наивность?

— В данном случае определенно не наивность. — Губка прокашлялся. Потом умолк, словно размышляя над чем-то. — Так получается, что я знаю пани Хелену по рассказам ее дочери.

— Выходит, Малина — твоя пациентка?

Боже! Я схватилась за голову.

— Боже! — вскрикнула мама и тоже схватилась за голову. — С ней что-нибудь серьезное?

— К сожалению, сказать я ничего не могу. Врачебная тайна.

— Ну конечно! — ужаснулась мама. — Если бы это была какая-нибудь чепуха, она рассказала бы родной матери. Что с ней, доктор?

— Да ничего особенного, — попытался успокоить ее Губка. — Так, пустяки.

— Почему она не пришла с этим ко мне? — Мама достала большой платок и вытерла глаза, размазав тушь, а внизу экрана появилась надпись: «Хелена, которую обманул муж-двоеженец, не знала, что ее дочка Малина лечится у психиатра». Я не выдержала и выключила телевизор. Нужно что-то проглотить, чтобы успокоиться. Где мой тиоридазин? Нет, сперва я досмотрю этот фарс до конца. Я вновь включила телевизор. Но увидела только финальные титры, а в качестве фона расплывчатый силуэт мамы и рядом с ней Губку.

Минут пять я, потрясенная, сидела не двигаясь. И просидела бы так, наверно, и час, и два, если бы не телефон. Его звонок возвратил меня из бездны стыда на землю.

— Малинка? — Бабушка. — Почему ты не сказала мне, что ходишь к психиатру?

— А ты мне говоришь, что ходишь к кардиологу?

— Еще не хожу, но пойду. После того, что сегодня увидела, я постарела на двести лет.

— Я тоже, — призналась я. — Придется поискать другую квартиру, где-нибудь за городом.

— А мне что прикажешь делать?

— Она хоть твоего имени не называла. Со мной куда хуже. Она не только имя, но и факультет обнародовала.

— Бедная девочка, — посочувствовала бабушка. — И еще этот психиатр, такая стыдоба. Не лучше ли было прийти к бабушке?

— А у тебя есть право выписывать рецепты? — разозлилась я. — Думаешь, мне было легко? Думаешь, я так взяла и пошла, каприза ради? Если бы не Эва, возможно, я до сих пор не выбралась бы.

— Боже, твоя мама была права, — испугалась бабушка. — Это действительно что-то серьезное.

— Ничего серьезного, но мне пришлось проконсультироваться у специалиста. Время от времени я принимаю лекарства, и все становится отлично.

— Такая молодая — и уже на таблетках, — простонала бабушка.

— Не все, бабуля, можно исправить ласковым словом. Иногда приходится проглотить немножечко химии.

— Ну я понимаю, антибиотики, витамины, средства от высокого давления, но от головы? Они же отупляют, разрушают личность!

— Бабушка, ты же видела меня месяц назад, и что? Я изменилась?

— Вот теперь вижу, что да. Когда-то ты была такая энергичная, всю квартиру мне убрала, а в последний раз даже чашки поленилась вымыть.

Я вздохнула. Не буду же я ей объяснять.

* * *

На следующий день, вооружившись картой, я отправилась на поиски фирмы S&MG.

— Рад вас приветствовать. Доминик Вротка.

Я протянула ему руку и автобиографию.

— Малина, — прочитал он. — Очень хорошо. Это имя несет в себе позитивную энергию.

— Да? — поинтересовалась я.

— Оно ароматное, — объяснил он, — пробуждает приятные ассоциации. Клиент, услышав слово «Малина», расслабляется и утрачивает бдительность, и тут-то вы можете его атаковать и выиграть.

— Что, например? — вторично поинтересовалась я.

— Возможности огромны, — потер он руки, — но начнем сначала. Пани Малина, довольны ли вы своей предшествующей карьерой?

— Да в общем, — пробормотала я, — не слишком.

— Вот то-то и оно-то. — Вротка облизнулся. — Немногие из нас довольны своей работой.

— Немногие, — согласилась я.

— Но это возможно изменить, — утешил меня Вротка. — Пани Малина, можно утверждать, что вы сделали шаг в нужном направлении. Шаг к солнечному будущему. И все благодаря нашей фирме «Сексес ент Мани Груп».

— Да? — слегка удивилась я.

— Пани Малинка. — Он снова облизнулся. — В каком возрасте люди у нас выходят на пенсию?

— Женщины или мужчины?

— Ну, скажем, женщины, — уточнил Вротка.

— В возрасте шестидесяти лет, но обычно когда достигают пятидесяти пяти... К сожалению, — вздохнула я.

— К сожалению. Вы это очень хорошо подметили, — обрадовался он, — потому что на что хорошее может надеяться человек в шестьдесят лет?

— Ну... — нерешительно протянула я. Вротка явно неправильно понял мое «к сожалению». — Немало женщин хотят работать, они молодо чувствуют себя, но им приходится увольняться, так как предприятие дышит на ладан. А вот, например, в Америке многие пенсионеры вступают в брак, ходят на дискотеки.

— Вот именно! — явно возбужденный, прервал он меня. — В Америке! А почему там? Ответ простой: благодаря пенсионным фондам.

И началось. В продолжение следующего часа пан Вротка нарисовал мне десятки графиков и таблиц, продемонстрировал множество газетных вырезок. Перед глазами у меня мелькали заголовки: «Конец цепочки проигравших», «Пенсионер, тебе не жаль?», «Польша — Флорида Европы?», «Застрахуйся и умри». Вротка растолковывал мне каждую возможность. Что произойдет с моим накопленным фондом, если я скоропостижно умру и при этом у меня есть дети или же таковых нету, но зато есть муж. Что станется с моим фондом, если со мной случится несчастный случай, но я не умру, либо заболею или перестану платить в него взносы в течение года. За эти шестьдесят минут я задала только один вопрос:

— Предположим, я решу вносить ежемесячно эти сто пятьдесят злотых...

— Вы, разумеется, можете вносить и больше, — прервал он меня.