«Что вы видите?»

«Я вижу, что это семерка, но она выглядит черной ни следа красного. Я

всегда это знала. С римскими цифрами такого не происходит. Послушайте,

доктор, а не доказывает ли это, что тут дело не в воспоминаниях? Потому что

я знаю, что это семерка, но она тем не менее не производит ощущения

красного цвета!»

Мы с Эдом поняли, что имеем дело с подающей надежды студенткой.

Дело стало выглядеть так, что синестезия это и в самом деле подлинный

феномен восприятия, вызываемый действительным появлением цифры перед

глазами, а не понятием о цифре. Но для этого все еще не хватало

доказательств. Можем ли мы быть абсолютно уверены, что дело не в красной

семерке, которую в детстве она видела на двери холодильника? Что, если я

покажу ей черно-белые фотографии фруктов и овощей, которые (для

большинства из нас) несут сильные цветовые ассоциации, основанные на

памяти. Я нарисовал морковь, помидор, тыкву и банан и показал ей.

«Что вы видите?»

«Ну, я тут не вижу никаких цветов, если вы об этом. Я знаю, что

морковь оранжевая и могу представить, что она такова, или вообразить ее

оранжевой. Но я действительно не вижу оранжевый цвет тем способом,

которым я вижу красный, когда вы показываете мне цифру 7. Это трудно

объяснить, доктор, но это похоже вот на что: когда я вижу черно-белую

морковь, я как бы знаю, что она оранжевая, но я могу ее вообразить любого

нереального цвета, какого захочу, например синего. Это очень трудно для

меня сделать с цифрой 7 она для меня кричаще-красная! Слушайте, есть во

всем этом хоть какой-то смысл?»

«Хорошо, сказал я. Теперь закройте глаза и покажите мне ваши

ладони».

Кажется, она немножко испугана моей просьбой, но последовала

инструкции. Тогда я нарисовал цифру 7 на ее ладони.

«Что я нарисовал? Ну-ка, давайте я повторю».

«Это семерка!»

«Она цветная?»

«Нет, вовсе нет. Давайте я скажу по-другому: я изначально не вижу

красного цвета, даже когда «чувствую», что это 7. Но, когда я зрительно

представляю себе цифру 7, она выглядит окрашенной в красный цвет».

«Хорошо, Сьюзен, а что, если я скажу «семь»? Ну-ка, попытаемся:

«Семь, семь, семь».

«Сначала она не была красной, но затем я стала чувствовать красный...

Сперва я начала представлять себе форму цифры 7, а затем я увидела

красный но не раньше».

Подчинившись внезапному порыву, я сказал:

«Семь, пять, три, два, восемь. Что вы увидели теперь, Сьюзен?»

«Боже мой... Это очень интересно. Я вижу радугу!»

«Что вы имеете в виду?»

«Ну, я вижу соответствующие цвета, разворачивающиеся передо мной

наподобие радуги, с цветами, соответствующими цифрам, которые вы

произносите вслух. Какая милая радуга».

«Еще один вопрос, Сьюзен. Посмотрите еще раз на рисунок цифры 7.

Видите ли вы цвет точно в самой цифре, или он распространяется вокруг

нее?»

«Я вижу его точно в самой цифре».

«Как насчет белой цифры на черной бумаге? Вот она. Что вы видите?»

«Она даже значительно более чистого красного цвета, чем черная

цифра. Не знаю почему».

«Как насчет двузначных чисел?» Я нарисовал жирное число 75 в

блокноте и показал ей. Начнет ли ее мозг смешивать цвета? Или увидит

совершенно новый цвет?

«Я вижу каждую цифру в соответствующем ей цвете. Но я это часто

замечала сама. Только если цифры не стоят слишком близко друг к другу».

«Отлично, давайте попробуем. Вот, 7 и 5 очень близко друг к другу.

Что вы видите?»

«Я по-прежнему вижу их в их цветах, но они как будто «борются» или

нейтрализуют друг друга; они кажутся более тусклыми».

«А что, если я нарисую 7 чернилами неправильного цвета?»

Я нарисовал зеленую цифру 7 в блокноте и показал ей.

«Фу! Отвратительно. Она раздражает, как будто что-то не так. Я,

конечно, не смешиваю реальный цвет с тем цветом, что вижу в уме. Я вижу

оба цвета одновременно, но это выглядит омерзительно».

Замечание Сьюзен напомнило мне то, что я читал в старых статьях о

синестезии, а именно что переживание цвета было очень часто для этих

людей окрашено эмоционально, и «неправильные» цвета могли вызвать

сильное отвращение. Разумеется, у нас у всех определенные цвета связаны с

эмоциями. Голубой кажется успокаивающим, красный возбуждает. Может

быть, тот же самый процесс происходит, по какой-то странной причине, у

синестетов в преувеличенной форме? Что может сказать нам синестезия о

связи между цветом и эмоцией у таких завораживающих нас художников,

как Ван Гог и Моне?

Тут раздался нерешительный стук в дверь. Мы и не заметили, как

пролетел час и что другая студентка по имени Бекки провела этот час за

дверями моего кабинета. К счастью, она была весела, несмотря на то что

ждала так долго. Мы попросили Сьюзен прийти на следующей неделе и

пригласили Бекки войти. Выяснилось, что она тоже синестет. Мы повторили

те же самые вопросы и провели с ней те же тесты, что и со Сьюзен. Ее ответы

были поразительно похожи, с небольшими вариациями.

Бекки видела цветные цифры, но у нее они были не такими, как у

Сьюзен. Для Бекки 7 была синей, а 5 зеленой. В отличие от Сьюзен буквы

алфавита были для нее окрашены в яркие цвета. Римские цифры, как и

цифры, написанные на ее ладони, не производили никакого эффекта, значит,

как и у Сьюзен, переживание цвета возникало вследствие зрительного

представления цифры, а не понятия о цифре. Наконец, она видела тот же

самый эффект радуги, что и Сьюзен, когда мы произнесли вслух ряд

случайных чисел.

Именно там и именно тогда я понял, что мы очень близки к

постижению сути этого феномена. Все мои сомнения рассеялись. Сьюзен и

Бекки никогда до этого не встречали друг друга, и тот факт, что их

сообщения были в высшей степени друг на друга похожи, не мог быть просто

совпадением. (Позднее мы узнали, что существует довольно много

разновидностей синестетов, поэтому нам очень повезло, что мы наткнулись

на два очень схожих случая.) Но хотя я уже и был убежден в своей правоте,

нам еще предстояло много поработать, чтобы собрать доказательства,

достаточные для публикации. Понятно, устных замечаний и отчетов,

основанных на анализе внутренних ощущений, недостаточно. Испытуемые,

находясь в условиях лабораторного исследования, зачастую крайне

внушаемы и могут бессознательно догадаться, что вы хотите от них

услышать, и стараются угодить вам, сказав вам именно это. Более того, они

иногда говорят двусмысленно или неясно. Что, например, мне было делать с

весьма озадачивающим высказыванием Сьюзен: «Я действительно вижу

красный цвет, но я также знаю, что он не красный мне кажется, что я,

очевидно, вижу его в своем сознании, как-то так...»

По СВОЕЙ СУТИ ОЩУЩЕНИЯ субъективны и непередаваемы. Например,

вы понимаете, что значит почувствовать трепетную красноту крыльев

божьей коровки, но вы никогда не сможете описать эту красноту слепому

человеку или даже дальтонику, который не отличает красный от зеленого.

Кроме того, вы никогда не сможете со всей определенностью узнать,

обладают ли другие люди таким же внутренним опытом восприятия красного

цвета, как ваш собственный. Это делает несколько мудреным (мягко говоря)

изучение восприятия других людей. Наука имеет дело с объективными

данными, и поэтому любые «наблюдения», которые мы производим над

субъективным чувственным опытом других людей, неизбежно бывают

непрямыми и вторичными. Следовало бы отметить, что эти субъективные