— Я хочу сказать вам о еще одной вещи, которая сильно меня тревожит, — заявил Дюпейниль с обезоруживающей откровенностью, когда они вернулись в рубку. — Я больше не уверен, что приказ, согласно которому я покинул «Заид-Даян» и взошел на борт этого корабля, не был подложным.

— Как это? Вы думаете, что кто-то послал подложный приказ?

Дюпейниль кивнул:

— На приказе стоял код, который очень встревожил коммандера Сассинак. Она заявила, что видела такой прежде, много лет назад, незадолго до того, как кто-то попытался убить ее в первом же рейсе. Я всегда думал, что этот код означает офис Генерального инспектора, какую-то конкретную компьютерную станцию, скажем, или конкретного офицера. Но даже ей показалось странным, что меня отозвали с ее корабля, в то время как предшествующий приказ гласил, что мы все должны присутствовать в качестве свидетелей на суде по поводу Иреты. — Он в общих чертах обрисовал Панису предыдущие события. — Я не мог в это поверить, но указания пришли по гиперпространственной связи, что исключает возможность постороннего вмешательства. Вы и сами слышали запись и то, что говорил Сирис. Если во Флоте, особенно в Управлении кадров, окопались предатели — а это нам теперь известно почти наверняка, коль скоро команда этого корабля не переформировывалась так долго, — для них не составило бы труда и перевести меня с одного корабля на другой.

— Это сложно доказать, — заметил Панис, отхлебнув из кружки горячего бульона.

— Хуже того. — Дюпейниль развел руками. — Скажем, произошло именно так, как они и хотели, и я был убит. Неисправная аварийная капсула — хороший предлог. Они могли принять меры предосторожности и стереть из памяти всех компьютеров любые упоминания о подобном приказе. Предположим, они попытаются заявить, что коммандер Сассинак или я сам подделали этот приказ. Тогда в том случае, если бы мне удалось остаться в живых, мне можно было бы предъявить обвинение в подлоге. Если же я погиб бы, они занялись бы Сассинак. За эти годы она причинила им немало неприятностей; бьюсь об заклад, Рэнди Параден затаил на нее зуб. Подделка приказов или вмешательство в переговоры по гиперпространственной связи — достаточный предлог, чтобы устроить массу неприятностей даже хорошо известному капитану крейсера.

— Понимаю. Учитывая сведения, которые вам удалось собрать, имело смысл убрать вас с ее корабля. А если они смогли бы позже дискредитировать и коммандера Сассинак…

— Интересно, сколько человек из ее команды было отозвано с корабля, — продолжал размышлять Дюпейниль; он плел, новые узоры рассуждений — уже просто потому, что это доставляло ему удовольствие. — Что, если мы выясним, что еще один офицер был отозван по семейным обстоятельствам, а другому было дано какое-то срочное задание? Полагаю, это будет достаточным доказательством.

Он с удовольствием заметил, что Панис проглотил все это без малейших сомнений. Что ж, в конце-то концов все эти рассуждения действительно были логичны, в то время как то, что сделала Сассинак — а Дюпейниль был по-прежнему уверен, что тот приказ был-таки делом ее рук, — могло иметь смысл, только если поводом для подобных поступков были чисто личные причины: он злоупотребил ее гостеприимством. По крайней мере, новые объяснения, придуманные им, могли обелить ее и переложить вину на тех, кто и без того был виновен во многом.

— И что же, вы полагаете, нам следует делать — помимо того, чтобы избегать неведомых друзей бывшего майора Оллери?

Дюпейниль улыбнулся. Ему понравилось, как молодой человек отозвался об Оллери — с этаким мрачноватым юморком.

— Думаю, сначала нам следует выяснить, кто они такие — желательно, проверив файлы Оллери. И было бы очень неплохо, если бы мы сумели появиться на судебном разбирательстве по делу об Ирете. Я бы сказал даже — по делу Танегли. К тому же нам нужно что-то придумать насчет ваших пленников, пока в их капсулах не кончился запас кислорода.

— Я и забыл об этом. — Панис быстро взглянул на экран компьютера. — Так, им все еще подается воздух с корабля. Разве что вы и с этой системой что-то сделали.

— У меня не было на это времени. Но их перерабатывающих систем хватит только на сотню часов или около того, верно? Не думаю, что нам обоим хотелось бы выпускать их из капсул — даже по одному.

— Нет. Но я не могу…

— Вы можете предложить им холодный сон. В капсулах есть и камеры, и нужные препараты. С ними ничего не случится, сколько бы времени у нас ни ушло на то, чтобы добраться к месту назначения.

Панис подумал и кивнул:

— Это лучше, чем тот выход, который придумал я. Но что, если они не захотят этого?

— А вы их предупредите. Подождите двенадцать часов. Дайте еще одно предупреждение, а потом перекройте доступ воздуха с корабля. У них останется еще достаточно времени, чтобы все обдумать и подготовиться. Эти капсулы — стандартные, с запасом кислорода на сто часов?

— Да. Но что будет, если они решат упорствовать?

Дюпейниль пожал плечами:

— Если они захотят умереть от удушья, чтобы избежать судебного разбирательства, — что ж, это их дело. Мы не сможем остановить их, не открывая капсул, — а этого делать я бы не советовал. Изо всей команды только Сирис ранен, да и тот не настолько серьезно.

Разумеется, пленники возмутились, и тем не менее только трое дождались отключения корабельных вентиляторов. Одним из таких упорных, как отметил Дюпейниль, был старший помощник капитана. Вся команда погрузилась в холодный сон задолго до того, как истощился запас воздуха в капсулах. Когда погас последний биодатчик, Дюпейниль и Панис отметили это событие лучшим, что смогли разыскать в камбузе.

Дюпейниль обнаружил, что почти у всех членов команды в каютах были припрятаны разные деликатесы. Конечно, ничего похожего на свежую пищу, но все-таки фруктовый пирог и квадратная фляга с дорогим ликером составили роскошную трапезу.

— Полагаю, я должен был настоять на том, чтобы опечатать каюты экипажа, — проговорил Панис, пережевывая кусок пирога. — Но вам необходимо было обыскать их, чтобы обнаружить доказательства.

— И я нашел-таки. — Дюпейниль наполнил их стаканы ликером. — Помощник капитана вел небольшую книжечку. Самая настоящая бумага, вы можете себе такое представить?.. Я не уверен, что верно понял все записи… да… но сомневаюсь, чтобы это было что-то невинное. А среди личных вещей Оллери предостаточно таких, на которые не хватило бы всего его жалованья офицера Флота — не говоря уж о невесть откуда взявшейся паре дуэльных пистолетов. Нам повезло, что он не воспользовался ими, чтобы проделать в вас дыру.

— Вы сейчас выглядите как москит, попавший в банк крови, — проворчал Панис. — Какое-то воплощение торжества — и все из-за сведений, которые вы можете здесь обнаружить.

— Так оно и есть, я торжествую, — подтвердил Дюпейниль. — Вы совершенно правы; даже и без этого, — он поднял свой бокал, — я был бы пьян от восторга. Вы представляете себе хоть в какой-то мере, сколько нам обычно приходится работать ради каких-нибудь жалких крох информации? Сколько раз нам приходится проверять и перепроверять каждый фактик? По скольку часов мы портим глаза, выискивая внутренние связи, вычислить которые не может даже компьютер?

— У меня просто сердце кровью обливается, — хмыкнул Панис, скривив рот.

— А вы всего лишь младший офицер. Клянусь призраком Мулванея, из вас получится замечательный коммандер!

— Если я выживу. Полагаю, завтра вы захотите покопаться в компьютере?

— С вашего позволения. — Не вставая с кресла, Дюпейниль поклонился. — Приходится надеяться на то, что они не поставили особо сложной защиты на необходимые нам файлы и что нас не ждет никаких подвохов. Если Оллери позаботился о том, чтобы при смене командного состава все записи были стерты…

Панис побледнел:

— Об этом я не подумал.

— Зато подумал я. Но потом мне пришло в голову, что такие снобы, как Оллери, просто не предполагают, что с ними что-то может случиться. Кроме того, вам все равно пришлось бы зафиксировать то, что вы приняли команду. Таковы правила.