— Они ошибаются, — возразил юноша. — Отец, идём, я тебе всё расскажу... Расскажу то, что могу, не нарушая закон.

Сначала Морий хотел отвести отца на окраину, но быстро передумал и, наоборот, направился к общей столовой. Заказал старику угощение и долго молчал, наблюдая, как тот наслаждается деликатесами.

— Так чего ты хотел рассказать? — наконец поинтересовался махаон.

— Люди не правы, когда считают меня героем, — юноша помолчал, не зная, как высказать всё, что наболело. — Папа, я ведь вошёл в посвящённых, чтобы бороться со злом в их рядах. Но чем больше узнавал, тем яснее понимал, как ошибался... как все мы ошибаемся. Магические ритуалы, зверства и жестокость ужасны — но их делают с благой целью.

— Это как же? — недоверчиво спросил один из внимательно прислушивающихся к разговору посетителей.

— Да очень просто! — Морий вскочил от избытка чувств. — Например, тот ритуал, при котором маги заставляют зверей болеть. Если его провести, то страдают жертвы ритуала, а если нет — то заболеешь ты... вы... мы все и наши дети! — юноша обвёл собравшихся выразительным жестом.

— Вместо людей духам зверей подсовывают, — негромко высказал свои соображения один из подростков и Морий чуть не взвыл, узнав в этой фразе самого себя. Но возражать не стал.

— И вообще, — махнул он рукой и снова сел. — Вот кто-то говорит, что я-де сочувствующий и переживающий. Но я сам, добровольно пошёл в маги, а магия не терпит нарушений. Я же поддался эмоциям и вместо того, чтобы спасти — убил. Да, убил! — яростно крикнул юноша собирающейся что-то сказать женщине из Развилки. — Из-за меня погибли Олег, Лена, Ириска... — с каждым новым именем голос Мория звучал всё тише.

— Люди часто умирают. Тем более во время эпидемий, — философски заметил ещё один слушатель — нуль-махаон.

— Да, некоторых не спасти, — горько согласился юноша. — Но есть те, кого нормальный маг смог бы уберечь. А я пытался поднять тех, кто обречён. И их спасти не сумел и других не поддержал.

Морий не стал говорить, что Исту вытянуть всё-таки получилось, поскольку боялся, что народное раздражение выплеснется на невиновную девушку. Вот чего юноша не ожидал, так это того, как спокойно воспримут свободные его слова.

— Может, мы и не маги, в магии и этих ваших заумных ритуалах не разбираемся, — заявила жительница Развилки. — Но мы видели, как ты работал и что делал. За год магом не станешь, а ошибок не избежать. Никому. Но ты не убийца — иначе в них можно записать любого.

А вот отец не стал утешать:

— Понимаю, о чём ты, — кивнул он. — Выбрав путь посвящённого, ты должен следовать их законам. У магов не только могущество, но и ответственность.

— Если бы они брали, но не давали, мы не признали бы их власть, — согласился нуль-махаон. — Морий, ты был одним из нас, но теперь ты один из них. И судить о твоей вине надо им, а не нам. Потому что с нашей точки зрения ты невиновен.

— Знаю. Но также знаю и то, что на самом деле я виноват, — тихо сказал юноша и повернулся к отцу. — Что бы сегодня не произошло, знай, что это справедливое наказание. Я его заслужил.

Сосед неохотно кивнул, с горечью глядя на сына. Уже такого взрослого... и такого далёкого. От прежнего открытого и жизнерадостного ребёнка почти ничего не осталось.

А через несколько часов состоялась церемония прощания. На ней провожали тех, кто не пережил бедствие. Вспоминали и записывали в летопись свободных, чтобы погибший остался в народной памяти. Неважно, каким делом он занимался: охотился, собирал ценные продукты, плёл корзины или строил — каждый достоин попасть в книгу памяти. Точнее, почти каждый, кроме преступников и тех уникумов, кто не вложил в союз хотя бы каплю сил.

Сегодня церемония крупная и необычная. Свободным предстоит проститься не только с погибшими, но и с теми, кто ушёл в сампы. Последние тоже потеряны для общества и, хотя для них существует путь назад, за всю историю ни один из сампов не вернулся. Слишком сильно затягивает ощущение собственного могущества и непогрешимости.

Жители и гости Волгограда собрались у реки, чтобы проводить своих родных, знакомых и почти незнакомых — но всё равно одних из народа.

— Ириса, — поднял специальную плошку из папортофельной корки ближайший родственник погибшей. Прикоснулся горящей лучиной к маслу и над пиалой заплясало зеленоватое пламя. — Ты была хорошей дочерью, женой и матерью. Сети и верёвки, сплетённые тобой, принесли пользу свободным. Ты навсегда останешься в нашем сердце. Мы будем помнить.

Сын погибшей поставил плошку на воду и оттолкнул от пристани. Несколько секунд помолчал, оказывая уважение достойной женщине, а потом уступил место следующему.

Церемония шла своим чередом. Дети и взрослые, мужчины и женщины, люди и йети — от бедствия пострадали все. Поэтому в сгущающейся темноте над рекой плыли многие десятки огоньков.

— Роман, — очередную плошку поднял представитель кошек. Но зажигать не спешил. — Ты предал свободных, приложил руку к началу бедствия и гибели невинного. Ты больше не один из нас. Без роду, без имени, без племени. Мы забудем.

Мужчина перевернул пиалу, выливая содержимое на землю.

— Твоё имя и деяния вычеркнут из нашей истории. Тебя не существовало.

Посудина полетела в костёр, как будто подчёркивая жестокие слова.

Забвение. Ритуал, при котором имя человека звучит в последний раз. Когда-то нуль решили, что преступники не достойны попадать в летописи, что ни один человек или йети не сможет прославиться дурными поступками — с тех пор и появился этот обычай. Казалось бы привычки трудно побороть, но с такой мерой согласились многие, память передавалась от родителей к детям и теперь все знали, что у преступников нет имени. Они просто «кто-то», «некто»... никто.

Страшная кара. И ещё более страшная, если, в отличие от сампов, не верить, что жизнь продолжается после смерти. Ведь если жизнь оканчивается, то от человека остаётся лишь память...

— Морий.

Вынырнувшему из тяжёлых размышлений юноше показалось, что нуль-Игорь, лидер посвящённых, смотрит прямо на него. От этого стало холодно.

— Ты нарушил правила посвящённых, косвенно поспособствовав гибели восьми человек. Ты больше не один из нас. Без роду, без имени, без племени. Мы забудем.

И снова масло полилось на землю.

— Твоё имя и деяния вычеркнут из нашей истории.

Плошка охотно вспыхнула в огне костра и Морию показалось, что языки пламени пожирают не только кору, но и его тело. Резко заболела голова и затошнило, всё как будто отдалилось, звуки стали тише и глуше.

— Тебя не существовало, — заключительная фраза долетела словно эхо откуда-то из пещеры.

И когда прозвучало последнее слово, юноша тихо осел не землю.

Колыбель и окрестности

Нуль-Ангел выжила — женщину вытянул первый и единственный сын, а также его потомки. Когда йети достаточно восстановилась, чтобы начать говорить, к ней пришла Сера, чтобы объясниться и попросить разрешения ещё некоторое время пользоваться крыльями — хотя бы до тех пор, пока нуль не может сама подняться в воздух.

— Сколько удалось заработать? — первым делом поинтересовалась Ангел и скривилась, услышав ответ. — Ты обалдела, что ли?! Да такую сумму любой даже без крыльев за такое время легко скопит!

Сера смутилась.

— Ну так эпидемии же были. И вообще очень сложная ситуация. Я не могла требовать деньги за помощь, тем более, что меня везде охотно кормили, привечали, лечили и плату не просили.

— Ещё бы людишки что-то просили, — фыркнула нуль. — Не в том они положении, чтобы высшим свои условия диктовать! У тебя же явно нет ума — такой момент упускать.

Презрительное отношение к людям очень покоробило Серу. Тем более сильно, что она уже знала, что среди йети тоже встречаются подлецы и преступники, в том числе, и по отношению к своим. А значит, йети не являются высшим, более совершенным видом — так какое право они имеют пренебрежительно относиться к остальным?