В результате перестраивать систему мы не стали. Нынешняя работает, показала свою надёжность — так какой смысл её менять? Но вот кое-какие ошибки учесть постарались. В том числе, волгорцы усилили даже не пропаганду, а скорее разъяснения про сампов и сампизм — что это такое и к каким последствиям приводит. В первую очередь, правильный взгляд на проблему стали прививать в школе: если раньше её упоминали лишь мельком, то теперь рассматривали подробней. Как и некоторые другие: верность и предательство, альтруизм и эгоизм, гуманность и жестокость, в том числе необходимая. В общем, в образование добавили духовно-моральное воспитание.

Естественно, это вызвало недовольство среди некоторой части взрослого населения, а отдельные личности и вовсе утверждали, что волгорцы промывают детям мозги. Впрочем, наверное, такая реакция неизбежна — многие нововведения сначала воспринимали в штыки, но потом население смирялось и оказывалось, что и с привнесённым вполне можно жить, а иногда — даже удобней, чем раньше. Однако общее правительство союза не стало полностью игнорировать возражения. На всякий случай мы проверили работу волгорцев — и признали её достойной. Учителя не превращали детей в фанатиков, а лишь открывали им глаза, помогали адекватно оценить происходящее.

Расходы на медицину и здравоохранение мы сокращать не стали. Да, нуль сейчас не нуждаются в таких затратах, но это не повод перебрасывать средства. Так мы сможем лучше сохранить здоровье потомков и, соответственно, повысить их трудоспособность.

Всего за год удалось восстановить потерянное во время эпидемии, а потом и продвинуться дальше. Теперь даже самые скептики признали, что экономисты были правы. Как ни цинично звучит, но для нас прошедшие изменения — благо. Несмотря на все потери и беды.

По словам Игоря, в других местах укрепление здоровья нулевого поколения оказалось слабо влияющим фактором. Даже там, где большая часть первых «наследников» выжила. Пусть они стали крепче, но разница в тех землях оказалась не настолько высока (как по причине меньшего процента нуль, так и из-за лучшего здоровья их потомков) — поэтому и результат отличался незначительно.

Жизнь продолжалась. Всё-таки от размножения посвящённые отказываться не стали — пока мы не чувствовали за собой морального права контролировать количество детей, особенно с учётом того, что обстановка нормальная. Но эксперимент по ограничению рождаемости не прекратили: все четыре женщины-добровольца выжили (двое посвящённых и столько же волгорок) и по прежнему придерживались рекомендаций. Говорить о каких-то результатах ещё рано, да и выборка маловата, но... время покажет.

К сожалению, Лев так и не оставил идею, которая пришла ему в голову во время бедствия. Договорившись, чтобы ему с хорошей знакомой уступили очередь, он покинул Орден. Мы поддерживали связь до тех пор, пока йети не стали фертильными, а потом сердце пожилого мужчины не выдержало любовного марафона. Сын умер. Мне приходилось утешаться тем, что он уже прожил немало, да и Эля вскоре сообщила, что забеременела — то есть усилия не прошли зря.

Около десяти лет назад Лиза сгинула в море — ни тела, ни следов лодки так и не смогли найти, так что до сих пор не знаем, что там случилось. Отыскали лишь мобильник — он оказался на дне под слоем ила, но других улик не обнаружили, даже обшарив ближайшую сотню метров. Так что теперь у меня осталась только одна родная дочь — Рысь. Первая, старшая и... единственная. К сожалению, за все долгие годы мы с Марком так и не смогли завести детей второй раз: и мне, и ему было важно сохранить возможность свободно передвигаться, а из-за этого мы то и дело контактировали с зонами фертильных йети и сами в это состояние не переходили. Поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. Хорошо, что у Рыси есть дети... а теперь будут и у Льва.

После церемонии прощания в Волгограде, на которой провожали сына, я на несколько дней задержалась в городе. В отличие от Ордена, здесь хозяева поставили всё как-то... оптимистичней, что ли? А уж весёлая ребятня из школы и вовсе настраивала на позитивный лад. Прищурившись, я долго любовалась на молодого кота. Представители этого племени почти всегда на время отдавали детей в волгорскую школу-интернат. Но отличить их не составляло труда, причём подростки выделялись сильнее, чем малыши. Необычно грациозные, ловкие, открытые и готовые помочь — приятные люди и хорошие друзья.

Сейчас, в свободное время, несколько воспитанников школы почти танцевали на берегу, пользуясь тем, что гигантская луна светит с неба и у осеменителей период плодоношения. Подростки играли, красуясь друг перед другом, выписывали фигуры в зарослях атакующей травы, стараясь при этом остаться невредимыми. Некоторые выполняли упражнения с завязанными глазами, пользуясь только слухом и кожной чувствительностью — и при этом умудрялись не потревожить паразитическое растение. Когда-то такое показалось бы невозможным, сказкой... теперь же воспринималось всего лишь как отличное владение телом.

Вот водящий «незрячий» кот наклонился, пропуская над головой брошенный комок земли, опёрся рукой между ловчими усиками осеменителей, ловко перескочил через валяющуюся ветку и, уверенно лавируя между камнями, сбежал вниз, туда, где Волга омывала берег. Резко затормозил и тихо, чтобы не потревожить живущих у пристани дюжиноногов, вошёл в реку. Снова замер, вытащив из воды руки и слегка поведя ими по сторонам, а потом в несколько плавных гребков достиг одной из качающихся на волнах палок, вместе с ней выбрался на берег, легко преодолел прибрежные заросли и остановился, победно подняв добычу над головой и сорвав с глаз повязку.

Я вполне разделяла восторг подростков: настолько высоких результатов удавалось добиться не каждому. Ведь юноша не просто уклоняется от опасности и даже не только её распознаёт, а хорошо ориентируется и способен различать похожие предметы без помощи глаз.

Другие дети и подростки демонстрировали пусть не такое отличное, но тоже достаточное владение необходимым для самостоятельного выживания навыком. Поиграв, воспитанники разделились: часть ушла в сторону городской столовой, а часть — на пристань, помогать в разгрузке. Как-то, краем уха, я слышала рассуждение, что волгорцы слишком эксплуатируют отданных в школу детей. В каком-то плане с этим сложно поспорить. Но, во-первых, в среднем, в школе и после неё выживает больше народа, чем при «домашнем» воспитании. Во-вторых, тут всегда рядом находится дежурный врач и готовые прийти на помощь дежурные. В-третьих, прошедшие волгорскую школу не только приобретают минимальный набор навыков, но и получают полноценное начальное образование, а также осваивают какую-нибудь несложную, но полезную профессию. Ну и наконец, многие взрослые, в своё время учившиеся в интернате, часто вспоминают проведённые там годы как лучшие в своей жизни. И почти всегда стремятся, чтобы их дети тоже пожили у волгорцев. Если бы ученикам было плохо, они бы не относились к воспитателям и учителям с таким теплом, не стремились бы навестить почти при каждом визите в столицу и не доверяли собственных малышей.

Кстати, одним из новых серьёзных проектов союза стало построение филиала Волгограда, точнее, даже двух — один, маленький, на скалах у океана, а другой, побольше — на одном из островов. Несмотря на очень экстремальное окружение в лунное время, там местность относительно здоровее. Поэтому волгорцы хотели попробовать основать у морского побережья больницу-санаторий — в надежде, что там пациенты будут лучше и быстрее восстанавливаться. Но до того, как начинать работу, требовалось всё обустроить и обеспечить бесперебойную поставку лекарств и прочих материалов, а также наладить связь с материком.

Вторым проектом, кстати, тоже оттянувшим на себя немало средств, были наши исследования. После пандемии нуль и бедствия, сильно сократившего население, до нас наконец-то дошло, что затягивать с поиском альтернативных способов доставки лекарств и их хранением нельзя. Нет, вообще-то понимание было и раньше, но всё время находились более важные дела и казалось, что меня, Летуньи и, на худой конец, Ангела, пока вполне хватает. Теперь же это опасное заблуждение рассеялось.