— Причём они уважают свои обычаи и в плен взяли не ребёнка, а взрослых, — радостно добавил математик.

— Нечем тут восторгаться, — мрачно сказал Вадим. — Думаю, это всё-таки не угроза, но прямое предупреждение. Демонстрация того, что с ними шутить нельзя.

Сатанист помолчал, а потом подробно пояснил, почему пришёл к таким выводам.

— Их ни разу не заметили специалисты — значит, кто бы ни был захватчиком, он умеет действовать быстро, чётко и осторожно. А ещё — нам наглядно показали, что у них есть средства, которые позволят легко обезвредить людей и сделать их беспомощными — а там и убить несложно. Стрелоцветы или кто-то другой — но захватчики многое могут. Другой вопрос — что нам теперь делать с этим знанием? Естественно, кроме отказа от идеи «приручения» моллюсков?

— Разве этого недостаточно? — насторожилась я. — Ведь если подумать, то нам выказали не только угрозу, но и мирные намерения — иначе бы просто не отпустили пленников.

— Так-то оно так, — согласился Вадим. — Но кто сказал, что нет чего-то ещё из того, что они не потерпят?..

— ...Причём того, о чём орангутанги могут даже не знать, — продолжил Игорь.

Посовещавшись, мы пришли к выводу, что пускать дело на самотёк нельзя. Надо хотя бы попытаться узнать, что ещё запрещено.

В связи с этим Игорь несколько раз ходил в лес, пытался поговорить с обезьянами. Каждый раз математика встречали неприветливо, беседовали неохотно, быстро прогоняли, но всё-таки не нападали. Жаль, что выяснить ничего нового не удалось.

А потом в Ордене появился незнакомый орангутанг. Уверенно прошёл к костру и уселся у огня. Причём без приветствия и передачи хоть какого-то символического дара — то есть нарушая все обычаи своего народа. Я переглянулась с молодым посвящённым, и он убежал звать Игоря.

— Я — съел глаза, я — съел огонь, я — съел семью, — спокойно заявил орангутанг. — Я хочу дать бурю семье вкусных рогатых оленей и их семьям огня.

Облизав порезанный от неожиданности палец, я задумалась. Вроде слова понятны, но что пришелец реально хочет сказать? Увы, моё знание языка мохнатых соседей не настолько хорошее. Орангутанг отделяет себя от других и сообщает о каких-то проблемах со своей честью или порядочностью. Хочет либо выказать угрозу, либо поговорить на глобально серьёзную тему, либо предупредить свободных об опасности. Но что значит «съел огонь» и «съел семью»? Голову сломать можно!

— Семья вкусных рогатых оленей даёт огонь^[29]... — я замялась, раздумывая, как следует обозначить пришельца. Вообще-то, если сказать «тебе» — это могут посчитать оскорблением. С другой стороны, орангутанг сам обозначил себя как нечто отдельное от семьи...

К счастью, в это время пришёл Игорь, и я с облегчением передала ему эстафету. Всё-таки лингвистика, особенно такая — не моё. Хотя и считаюсь третьим по уровню специалистом из нуль по языку орангутангов, но между первым, вторым и третьим местом большой разрыв. И неизвестно, смогу ли я когда-нибудь достигнуть умений Игоря. Тем более, что сил практически не прилагаю — много других важных и интересных дел, а уровень владения и так достаточен для обычной жизни.

Некоторое время я краем уха прислушивалась к разговору. Но когда увлёкшиеся собеседники погрузились в дебри абстракций (или, со стороны, — бреда) и дошли до «мать матери — сын» и «огонь всех семей пьёт воду», махнула рукой и ушла по своим делам. А вот Игорь говорил с радостью и воодушевлением, хотя всё равно часто жаловался на «боль и страх головы» — сиречь, непонимание сказанного.

Странный орангутанг пробыл у нас до вечера и практически всё время, кроме коротких перерывов на еду, продолжал беседу с математиком. Тот тоже не отвлекался, лишь скупо сообщив нам, что разговор хотя и важный, но срочных мер не требует. Впрочем, после ухода незваного гостя Игорь тоже отказался рассказывать, сославшись на усталость. Но, вместо отдыха, сел переслушивать отдельные отрывки состоявшейся беседы, предусмотрительно записанной им на телефон.

Только к следующему полудню лидер посвящённых созвал совет.

— К нам приходил... — Игорь ненадолго замялся, — ...шаман, жрец, колдун или кто-то в этом роде. То есть, с одной стороны, орангутанг, к которому семьи прислушиваются, тот, кто знает недоступное простым смертным, а с другой — изгой, вечный одиночка, которого никогда не примут в семью и не позволят завести детей.

Математик признал, что разговор и для него оказался очень сложным, хотя и продуктивным. Орангутанг пришёл по желанию «высших сил» — то есть, предположительно, стрелоцветов. Кстати, судя по тому, что удалось выяснить Игорю, «высшая сила» не одна — их несколько и, судя по контексту, мы прогневали лишь одну из равных. Но, увы, кто ещё силен и, соответственно, может представлять опасность, орангутанг не рассказал. Даже со стрелоцветами подтверждения получить так и не удалось.

— Но кое-что всё-таки узнал, — добавил наш лидер. — Есть водные, есть лесные, есть летающие и подземные — то есть нельзя исключать ни одну из жизненных форм.

Как сказал орангутанг-одиночка, разгневанная «высшая сила» готова простить ошибку, но вряд ли потерпит, если случится рецидив. Кстати, обезьяна именно с этой целью и пришла — сообщить, что нам дают второй шанс.

— Я пытался убедить орангутанга, что нам нужен прямой контакт с высшей силой, что без этого наши «глупые семьи» могут совершить ещё много ошибок. Вроде бы удалось, по крайней мере, он обещал передать просьбу.

— То есть непосредственной угрозы нет, можно возвращаться к обычной жизни? — уточнил волгорец.

— Да, — кивнул математик.

— Но ситуация всё равно сложная, — заметил Вадим. — Впрочем, война в любом случае не в наших интересах. Меня больше интересует другое. Мы тут уже больше тридцати лет... и до сих пор не замечали никаких признаков цивилизации. Ну, кроме как у орангутангов.

— Смотря по каким критериям судить, — вздохнула я. — По некоторым, наоборот, уже сотни цивилизаций насчитать можно. Но я поняла вопрос. Действительно, странно — следы высоких технологий сложно было бы скрыть. Особенно — если этот народ живёт и процветает. Если же выживает — то откуда у стрелоцветов такие возможности? В смысле — как они сумели провернуть захват, удержание и всё остальное с такой точностью, аккуратностью, и ни разу не выдав своего присутствия?

— Ну извините, на такие вопросы ответить не могу, — неожиданно обиделся Игорь. — Хотите — сами с ними говорите и пытайтесь понять.

— Мы знаем, что ты делаешь, что можешь, — поспешно заверила я. — Это я просто так, мысли вслух высказывала.

— Кстати, ещё одна сложность, — уже спокойно продолжил математик. — Если всё-таки с нами попытаются войти в контакт... и если это стрелоцветы — то пройдёт немало времени прежде, чем мы поймём друг друга. Даже с орангутангами до сих пор сложности — а они ведь очень похожи на нас. У моллюсков же могут быть совсем иные понятия и ассоциации. Боюсь, что нормально поговорить мы сможем ещё очень нескоро.

— Время ждёт, — подумав, заметил Вадим. — Да, надо быть несколько осторожней, но если тут действительно есть или цивилизации, или настолько организованные животные, что их можно сравнить с таковыми, то создавай мы им серьёзные сложности — нас бы уже истребили.

В общем, хорошо то, что хорошо кончается. Теперь мы можем не переживать из-за случившегося и жить дальше. Тем более, что орангутанг пообещал успокоить других представителей своего народа... хотя и сомневался, что они быстро нас простят и вернутся.

Несмотря на казалось бы оптимистичный результат переговоров, Игорь ходил нерадостным.

— Вроде и понимаю, что всё сделал правильно, но последствия пугают, — признался наш лидер вечером. — Меня уже орангутанги запутали так, что иногда кажется, что их идиомы плесенью на ушах висят. Если ещё и стрелоцветы присоединятся... А главное — понимаю ведь, что если даже помощников привлечь удастся, то основную работу всё равно придётся делать самому.

— Я думала, что тебе нравится, — удивилась я.