Несмотря на то, что в предгорьях тоже бушевала жизнь, здесь она не заполоняла всю территорию, поэтому передвигаться оказалось легче, хотя и непривычно.
Вернувшаяся кожная чувствительность очень помогала чувствовать себя уверенно. В числе прочего, с её помощью мы могли ощутить камнегрызов ещё до того, как они достигнут поверхности камня и, соответственно, станут угрозой. Благодаря этому, я уже не боялась, как когда-то, идти по голой земле — а это экономило много сил и времени.
Мы не спешили, делали остановки каждый раз, когда кто-то замечал нечто интересное. А таковое нашлось для всех.
Маркус обратил внимание, что здесь чаще, чем в джунглях, встречаются гравитационные аномалии. Однажды нам и вовсе попалось настоящее чудо света. Небольшая скала с бьющим из неё фонтанчиком. Сначала мы просто полюбовались на его красоту и только потом, что-то там проверив, физик обнаружил, что вода поднимается не за счёт внутреннего давления (его не было, ручей свободно втекал под камень), а именно из-за изменения веса.
Я тоже заинтересовалась и полазила по чудесной скале. Отверстие, через которое поднималась вода, оказалось шире, чем струйка — из-за этого часть жидкости терялась во время полёта. Но не падала обратно — точечная аномалия пусть слабее, но влияла и по сторонам, — а зависала и медленно всплывала, чтобы потом стечь по склону. Центральная струя тоже не била, поток мягкий и слабый — но он был. А ощущения, если засунуть руку в центр аномалии, и вовсе непередаваемые. Естественно, поднималась не только вода — на скале всё время дул восходящий ветер, причём весьма сильный — достаточный, чтобы волосы Веры и Маркуса поднялись дыбом, и угрожающе завывающий в трещинах скалы.
Маркус пришёл в восторг и некоторое время экспериментировал с природным фонтаном. Например, выяснил, что камень аномалия поднять уже не в силах (кроме самого мелкого) — он «выскальзывает» из центра. А вот с пучками трав или листьями гравитация и воздушные потоки справляются запросто. Но потом пришлось прекратить эксперименты — на скале и рядом с ней ветер был слишком сильный. Такой даже в теплом воздухе может продуть. Пусть мы — нулевое поколение, с отличным здоровьем, но излишне рисковать всё-таки не стоит.
— Вот вам и природный антиграв, — заметила я, в последний раз оглядываясь на чудо природы. — Неудивительно, что животные сумели перенять такое полезное качество.
— Да уж, — кивнул Маркус и задумчиво добавил: — Ладно бы просто снижение веса было — такое мы уже не раз видели. Но тут действие настолько сильное, что вес воды становится отрицательным. Это ещё страшнее, чем всё, что я видел прежде.
— Чего страшного-то? — удивился мой муж. — Вполне себе ласковый фонтанчик. А что ветер дует — так мало ли где он дует?
— Ты не понимаешь, — физик усмехнулся и посмотрел в небо. — Экстраполируй ситуацию. Ладно тут — тут точечное воздействие. А представь, что где-то аномалия ещё сильнее. Любая вещь или человек, попавший в неё, может улететь прямо в космос.
Маркус снова посмотрел вверх, на пролетающего под облаками дракона.
— Знаете, меня когда-то удивляло количество спутников нашей планеты. А ещё больше то, что минимум на шести из тринадцати лун Юля подозревает наличие не только атмосферы, но и жизни. Теперь же... вдруг часть этих спутников образовалась из обломков нашей планеты?
Прикусив губу, я попыталась представить такое развитие событий. В свете последнего открытия этот вариант уже не казался невероятным.
— Кстати!.. — оживилась Вера. — Если подумать, то гравитационные аномалии могли повлиять не только на распространение жизни. Наша «гигантская» луна — по размеру пятая с конца. То есть ближе к мелким спутникам, пусть на самом деле и крупнее Земли. По словам Юли, она кажется огромной потому, что находится очень близко — примерно на расстоянии в сто двадцать тысяч километров. Это же очень мало... ненормально мало. Такой крупный объект — так близко, но не падает.
— Согласен, — кивнул физик. — Наверняка тут тоже аномалии тем или иным образом влияние оказывают. А ещё — уверен, что в том числе с ними связан гигантский размер этой планеты... и то, что мы тут не расплющились в лепёшку.
— Погоди-ка, — поймала я ускользающую мысль. — Ты хочешь сказать, что даже обычная гравитация связана с аномалиями?
— Нет, не это, — улыбнулся Маркус, ловко перепрыгивая через ручей. — Я хочу сказать, что само наличие «обычной» гравитации на этой планете — уже аномалия.
Задумавшись, посмотрела себе под ноги. Раньше мне как-то совсем не приходил в голову такой простой вопрос. Даже когда узнала, что новая родина гораздо крупнее Земли.
— Знаете что? — влез в наш разговор Марк. — Вот сколько лет с вами знаком, а всё никак привыкнуть не могу, что вы постоянно где-то в облаках витаете.
— А тебе совсем не интересно? — поинтересовалась Вера.
— Интересно... но я всё-таки рад, что не посвящённый, — рассмеялся йети. — Меня больше люди волнуют, а не луны... до которых ещё поди доберись.
— Ничего-ничего. Вот сделаем ковры-самолёты или ступы бабок-яг для полётов — будешь знать, — шутливо обиделся Маркус.
Марк серьёзно посмотрел на физика:
— Пожалуй... верю, что вы сможете. У нас уже много чудес, а если летает вода, то почему бы не летать коврам?
Мы некоторое время развлекались на эту тему, но потом Вера заметила интересный камень. Геолог не собирала образцы — на пути туда это делать бессмысленно — просто фотографировала и фиксировала наблюдения.
Моё внимание сильно привлекали драконы и птеродактили. Над джунглями эти существа пролетали редко, а вот рядом с гигантскими горами встречались очень часто. Крылатые животные казались достаточной величины, чтобы спокойно унести на себе человека, а то и двух. Если бы их удалось приручить и оседлать... и если драконы или птеродактили способны жить дальше от гор — то мы смогли бы решить проблему с быстрой доставкой лекарств. Хотя сама по себе задача сложная и нетривиальная. К тому же сейчас даже пытаться отлавливать воздушных властителей не имеет смысла — до этого надо выяснить, чем они питаются, какой образ жизни ведут, как общаются между собой и так далее. Но всё равно, парящие в небе крылатые гиганты то и дело притягивали взгляд: мечтательный и опасливый одновременно.
Чем ближе мы подходили к горам, тем сильнее менялась местность. Однажды пришлось пересечь небольшую, но бурную реку, хотя больше, благодаря заранее составленному маршруту, таких препятствий не попадалось. Зато мы несколько раз видели кусты, обильно покрытые янтарными с фиолетовым отливом упругими каплями с вишню размером, и с наслаждением лакомились сладким угощением. Удивляло, что «конфетки» встречались на разных видах растений — хотя и примерно на одной высоте. Так что первое предположение — о том, что капли являются чем-то вроде смолистых выделений кустов — не выдерживало критики.
А к вечеру удалось увидеть настоящих «производителей» конфет. Самцы однорогих горных козлов таким образом метили растения выделениями из желёз, судя по всему, расположенных под хвостом.
— Тьфу ты, — разочарованно потянула Вера, трогая ещё тёплую каплю и косясь на обиженно удаляющееся копытное. — Ну почему нас всегда на какую-нибудь гадость тянет?
— Тут надо спрашивать: почему такие вкусности козлы развешивают, — поправила я подругу. — Может, там ферменты какие-то, от которых козел-производитель более привлекательным для самок становится? Или козы выбирают того, у кого «конфетки» вкуснее?
— Не дождешься, аппетит не испортишь, — пробурчала геолог, снимая с веток лакомство. — Я уже слишком к вашим высказываниям привыкла.
— А жаль, — неискренне вздохнула Рысь, забирая свою долю. — Не боишься, что козлы привлекательными покажутся?
— Я не коза, — самоуверенно отмахнулась Вера. — А если и коза, то козел у меня уже есть и другого мне не надо.
— Тот козёл далеко...
— Рысь, не росствуй! — возмутилась геолог.
— Да, дразнись, но знай меру, — поддержал Веру Марк.