— Саша, завтракать иди! В школу опоздаешь, — послышался мамин голос.
— Иду! — откликнулся он. — Сейчас.
«Я влюбился? — спросил он у зеркала в прихожей. — Полная ерунда. Со мной этого просто не может произойти».
И показал зеркалу кулак. Зеркало ответило тем же.
Первым уроком была математика. Мелодичный голос Юлии Степановны невыспавшегося Алекса почти усыпил вновь. Нет, глаз он не закрывал, на парту не падал и громогласно храпеть не пытался, но вся и всяческая математика плавно скользила мимо его ушей, уплывая в какую-то неведомую даль, не подчиняющуюся не только математическим, но даже магическим законам. Алекс сидел с открытыми глазами и вновь грезил о байке. О том, как он когда-нибудь сожмет в руках руль, перекинет ногу через седло, и…
— Харлей-Дэвидсон-Спортстер-Хаггер, — пробормотал Алекс себе под нос.
— Новое заклинание? — подколол его Гошка.
— Пестряков и Голованов! — тотчас послышался строгий голос Юлии Степановны.
— Да, Юлия Степановна! — почти хором откликнулись они.
— Повторите, что я только что сказала.
Гошка бросил отчаянный взгляд на приятеля, но Алекс пребывал в точно такой же растерянности. Мечта о вожделенном мотоцикле все еще блуждала в его голове. Он просто не понимал, что от него хотят.
— Голованов, пересядь на первую парту, — распорядилась Юлия Степановна.
— Почему я? — возмутился Гошка.
— Потому что Пестряков в математике все же что-то понимает, и ему я с легким сердцем могу поставить двойку, а тебе хотела бы сначала хоть что-то объяснить, — сердито промолвила учительница.
— Чтобы поставить двойку потом, когда я это самое «что-то» пойму, — язвительно пробормотал Гошка себе под нос.
Но Юлия Степановна услышала.
— Ты абсолютно прав, Голованов, именно так я и намерена с тобой поступить, — заявила она. — А ты чего хотел? Двойка — тоже оценка, ее заслужить надо.
— И что же надо, чтоб ее заслужить? — Гошка всерьез обиделся и просто не мог уже заткнуться, хотя Алекс и делал ему знаки.
— Что надо, чтоб заслужить двойку, Голованов? Иметь в корне неверные представления о математике, к примеру. В корне неверные, но свои собственные, а не списанные у Пестрякова. Давай-давай, пересаживайся. Хватит тут дискуссию разводить.
— Тут тебе не парламент, — ввернул главный остряк класса Димка Кондратьев и все засмеялись.
— Цыц, — сказала Юлия Степановна. — Голованов, за первую парту!
— Никакой демократии, — проворчал Гошка, собирая свои тетради и подхватывая ранец.
— Демократия на перемене, — ответила Юлия Степановна. — Все. Дискуссия окончена. Продолжаем.
Алекс посмотрел на опустевшее место возле себя и вздохнул. Конечно, двойки им Юлия Степановна не поставит, но Гошке и впрямь пора приналечь на математику, а то еще на второй год загремит со своим вампиром… и все-таки обидно — что ж теперь, так они и будут на математике порознь сидеть?
На ум опять пришел байк. Его неслышный ни для кого рокот волшебной музыкой звучал в голове.
«Не слишком ли часто я о нем думаю? Как бы это не переросло в манию».
Он явственно представил себе плакат, на котором огромными буквами было написано: «Маги, страдающие маниями, опасны для окружающих!»
В дверь постучали.
— Да? — прервавшись на полуслове, промолвила Юлия Степановна.
Дверь открылась.
Вошла Зинаида Борисовна, учительница русского, литературы и классная руководительница, а с ней — Вика.
«Ну да, она же и должна была сегодня прийти», — подумал Алекс.
И вновь представил себя на байке. Вот только за его спиной теперь сидела девчонка с зелеными глазами и рыжими кудряшками.
«Вот бы ее посадили рядом со мной, — мечтал он, старательно не глядя на Вику, не слушая, как Зинаида Борисовна ее представляет, будто ему все равно, кто это там еще станет учиться в их классе. — Вот бы ее… парта, конечно не байк, но все-таки…»
Рядом с ним скрипнул отодвигаемый стул.
— Привет, Шаман, — шепнула Вика, выкладывая перед собой тетради и учебник.
— Привет, — так же тихо прошептал он, и незримый байк рванул с места куда-то вверх, аж дух захватило.
— Продолжим. И если меня еще кто-то отвлечет — точно двойку поставлю! — пригрозила Юлия Степановна.
«Ну да, Зинаиде Борисовне слабо двойку поставить!» — подумал Алекс и улыбнулся.
«Какая жалость, что у нас сегодня только один урок математики», — вздохнул он, когда прозвенел звонок и оказалось, что нужно вставать, собирать тетради… и на следующем уроке сидеть уже не с Викой, а опять с Гошкой. Нет, Гошка отличный парень и он ничего против него не имеет, но…
«Вот бы случилось чудо, и все уроки стали уроками математики! И чтобы рядом всегда сидела Вика…»
Алекс тряхнул головой и приказал себе не сходить с ума. С Викой он может прекрасно общаться и на перемене. Все уже давно привыкли, что Алекс, Гошка и Катька постоянно ходят втроем, и что тут такого, если Вика к ним присоединится? Интересы у них общие, ясно? Было трое — будет четверо.
Ну, посмеются, посплетничают чуток, если не обращать внимания — перестанут. А можно и защиту выставить. Тогда смех прекратится вдвое быстрее, а насмешники обзаведутся маленькими неприятностями. Кто-то после школы в грязь упадет, у кого-то портфель порвется, кому-то двойку влепят. Ставить щиты против своих Алекс не любил и делал это лишь в самых крайних случаях. Он посмотрел на собирающую ранец Вику и подумал, что она такое наверняка не одобрит.
«А значит, возьми себя в руки, Алекс. Никто не станет над тобой смеяться, если ты сам не дашь к этому повод. Не веди себя глупо, не становись смешным — только и всего».
— Как ты после вчерашнего? — спросила его Вика.
— Ничего, — ответил Алекс и ему отчего-то стало удивительно хорошо. — Правда, сон приснился странный, — подумав, добавил он.
— Какой? — спросила Вика. — Про тот дом?
— Нет, — качнул головой Алекс, застегнул свой ранец и посмотрел на Вику. — Мне байк снился.
— Тот самый? Невидимый? — прошептала она.
— Нет. Обычный. Только странно как-то… во сне… во сне он меня почему-то напугал. Понимаешь, наяву я хочу такой, а во сне мне страшно. Бред, да?
— Знаешь, ты очень смелый, Алекс, — совсем тихо сказала Вика.
— Потому что байков во сне пугаюсь? — попытался пошутить Алекс, потому что ему стало совсем неловко от такой похвалы, а еще от того, что Вика смотрела ему прямо в глаза.
— Далеко не каждый мальчишка признается девчонке, что он чего-то боится. Все выпендриваются. Не страшно им. И не больно. Словно мы такие дуры, что не понимаем ничего. А ты сказал мне. Но тогда… в том жутком саду… ты ушел оттуда последним. Ты прикрывал, защищал нас. А ведь тебе наверняка было страшно, так же, как и мне, и Оборотню.
— Катьке только не рассказывай, а то она тебе голову оторвет… и нам заодно — тоже, — чувствуя, что непоправимо краснеет, пробормотал Алекс.
— Пестряков, Терентьева, вы что — примерзли там? — громкий голос Юлии Степановны заставил Алекса подскочить. — Выходите, мне класс закрывать надо.
«Кошмар, — испугался Алекс. — Сколько мы здесь торчим? Что о нас подумают? А что скажут?»
— Пойдем скорей, — проговорил он Вике.
— Я смотрю Терентьева, ты кавалеров влет очаровываешь, — добавила учительница. — Урока не прошло, а Пестряков с тебя глаз не сводит.
— Ну что вы, Юлия Степановна, — тотчас откликнулась Вика. — Просто мы с Сашей уже давно знакомы. Мы египтологией увлекаемся, вот и познакомились. У нас имеются некоторые расхождения во взглядах на фараона Рамзеса.
— Даже так? — Юлия Степановна с новым интересом посмотрела на Алекса. — Юные египтологи… Что ж, ладно. Вот и хорошо, что вы друзья. Будете и дальше на моем уроке вместе сидеть, может тогда Голованов хоть что-то усвоит. Перестанет надеяться всю жизнь прожить, подглядывая через плечо друга. А теперь идите, звонок скоро.
— Побежали? — предложил Алекс, когда они вышли в коридор.
— Побежали, — кивнула Вика и улыбнулась.