Поиск
1971
СЕЗАНН
Опять испортил я картину:
Не так на знойную равнину
Карьер отбрасывает тень.
Пойду, стаканчик опрокину,
Трухлявый, старый пень.
А день какой заходит в мире!
У землекопов в их трактире
Неспешно пьют и не хитрят.
Я с детства не терпел цифири,
И вот — мне шестьдесят.
Нужна еще одна попытка:
Свет обливает слишком жидко
Два яблока, что налились.
Художник пишет, как улитка
Свою пускает слизь.
Сын пекаря Иоахима
Мне говорит: "Непостижимо
Полотен ваших колдовство".
Я, дурень, плачу… Мимо, мимо,
Нет рядом никого!
Ко мне, — прости меня, Вергилий, —
Как слезы к горлу, подступили
Все неудачи долгих лет.
"Довольно малевать мазиле!" —
Кричат мне дети вслед.
Я плачу. Оттого ли плачу,
Что не могу решить задачу,
Что за работою умру,
Что на земле я меньше значу,
Чем листик на ветру?
Жизнь — штука страшная. Но в кисти
Нет рабства, низости, корысти.
Взгляни, какая вышина,
Каким огнем бушуют листья,
Как даль напряжена!
1971
БЕЛЫЙ ПЕПЕЛ
А был ли виноват
Небесный свод горелый,
Когда его пределы
Захватывал закат?
Смотри: как пепел белый
Снега кругом лежат.
Созвучием стихов
По энтропии прозы
Ударили морозы,
И тихий день таков,
Как белизна березы
На белизне снегов.
Но я отверг устав
Зимы самодовольной,
Мне от снежинки больно:
Она, меня узнав,
Звездой шестиугольной
Ложится на рукав.
1971
УТРЕННИЕ ПОКУПКИ
Весенним ветром вздута,
Покорна и громка,
Мутнеет от мазута
Чеченская река.
Две светлые пичужки
Уставились в нее, —
Как будто для просушки
Развешено белье.
Мостом, почти лубочным,
Иду в седьмом часу:
Хочу купить в молочном
Кефир и колбасу.
У женщин тех окраин,
Я с детства в это вник,
Так резок, так отчаян
И так отходчив крик.
Мне душно. Загрудинный
Я чувствую укол…
Меняются картины:
Я на базар пришел.
Как время нас чарует,
Какой везде уют,
Когда земля дарует,
А люди продают!
Беру у бизнесменки
Редиску и творог.
На родине чеченке
Пусть помогает Бог.
Пусть больше не отправит
Туда, где дни горчат,
Пусть горя поубавит,
Прибавит ей внучат,
Пусть к ней заходит в гости
Невидимым путем…
И вот опять замостье,
Пятиэтажный дом,
И ты передо мною
В гостиничном окне,
Но только не усвою, —
В окне или во мне?
1971
ПОРТРЕТ
Семейный праздник, закипая,
Шумит, сливается с движением весны,
Лишь ты недвижно смотришь со стены,
Непоправимо молодая.
Но, если б ты была жива,
Ужели бы закон свершился непреложный
И, как у прочих, были бы ничтожны
Твои заботы и слова?
Сияет мне как откровенье
Твоей задумчивой улыбки тихий свет,
И если воскресенья мертвых нет,
То наша память — воскресенье.
1971
ОБМАН
Шаман был женщиной. Он скашивал
Сверкающий зрачок,
Грозил кому-то жесткой дланью,
Урчал, угадывал, упрашивал,
Ложился на песок
И важно приступал к камланью.
Предпочитая всем событиям
Наполненность собой,
Достиг он славы громогласной,
Чаруя варваров наитием,
И звонкой ворожбой,
И даже сущностью двуснастной.
Неистовствам отделки тщательной
Внимал в толпе густой,
Ненужный всем стоящим рядом,
Пастух, ничем не примечательный,
Но странно молодой,
Со стариковским жгучим взглядом.
1971
ПОСЛЕ НЕПОГОДЫ
Тихо. Но прошло недавно лихо:
Пень торчит, как мертвая нога,
Серая береза, как лосиха,
Навзничь повалилась на снега.
Скоро лес расчистят и расчислят
И в порядок приведут опять…
Кто-то говорил: "Деревья мыслят".
Но ведь мыслить — значит сострадать,
Это значит — так проникнуть в слово,
Чтоб деянье в нем открылось вдруг,
Это значит — помнить боль былого,
Чтоб понять сегодняшний недуг,
Это значит — не витиевато
Выдумки нанизывать на нить,
А взглянуть на горе виновато
И свой взгляд в поступок превратить.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: