Вот и Алёша с отцом и мамой в эти края двинулись. Не завлекла бы Сибирь по дороге и остался б жив отец, они б сейчас все вместе на океане и жили… Да и потом дядья звали, но мама решила сама устраиваться: «Поживём сами!»

Так что теперь, раз ходить в пятый класс здесь, весь смысл прямить тропу до школы. Вдвое короче!

Это совхозным ничего. Их, если что, подбросят до школы машиной или на прицепе трактором. А отсюда, в обход, далековато!..

Спускаясь тропой, он ещё раз бросил взгляд на красноватое здание школы, представил высокую сутулую фигуру Ивана Кузьмича, его хмурые очки и вздохнул. Всё хорошо в школе, а с Иваном Кузьмичом не лады. Не жалует Ломоносова, и всё! Чуть что - помалкивай! Чуть что - нескромно! А за что? Что Ломоносов, что ли?!

Да и ему, правда, Иван Кузьмич не очень-то по душе. Скучновато с ним.

А вот Капуста Ивановна - это да! Хоть и жена Ивану Кузьмичу, а дело-то совсем другое! С ней учение - одно удовольствие и веселье! Во живая! Одно движение. И капусту свою как-то весело любит. На природоведении только и слышишь: редиска - чудо, морковь-чудо. А уж капуста - чудо так чудо! Та японская, та китайская, та американская! И сама Варвара Ивановна что капуста. Так сама и сказала: «Ну и раздалась я, как капуста!»

Капуста-то капуста, а вертится - дай бог! Небось вернётся сейчас из отпуска, ещё семян с выставки привезёт!

Алексей вздохнул: так соскучился! Уехала-то в отпуск надолго: три года никуда не ездила. Тут хоть до декабря гуляй. Да не утерпит, нет! Без школы Варвара Ивановна ни за что не утерпит! Вернётся!

С ней - и в поход и на экскурсию. Он вспомнил, как они ходили - Иван Кузьмич не ходил, а они с Варварой Ивановной ходили - через перевал к голубому-голубому заливу. Вот это залив! И медузы в воде, и осьминоги. А волн-то, а горизонта!

Уж там он точно решил, что пойдёт в мореходку. А цветов! И пальмы там сохранились с древних времён, и бабочки!

Да, Капуста - это дело! Ещё обещала сходить с ними к древнему вулкану да к озеру, где лотосы.

Приезжала бы уже, что ли!

Ломоносов вышел из рощи, пробежав ложбинку, поднялся на бугор и снова увидел впереди школу, за которой, выпуская пар, маневрировал старенький паровоз, справа от холма - заставу и дорогу с пылящей на ней машиной. А над всем этим мягкими волнами поднимались до неба цветные сопки. И та, за которой плескался чудо-залив, и та, за какой жили дядьки, и та, от которой начиналась долгая - на тысячи вёрст - граница. Багрянцем вспыхивали на них жаркие клёны, коричневым золотом отливали на скалах крепыши-дубки, а наверху вперемежку с диким виноградом и духовитым - ох и духовитым! - лимонником стояли зелёные ели, между которыми ещё пробегали нитями и лёгкими веретёнцами алые облачка тумана.

Алексей приметил, как по тропе к заставе спускались трое пограничников с собакой, подумал: «Наверное, опять задержали Мишу»,-и хотел идти дальше, но оглянулся и ахнул: под ногами-то что! Ягод понасыпало! А грибов-то! Шляпки - чистый бархат! Он присел под бугром у лепечущего родничка, бросил в рот одну-другую запоздалые земляничины, потом, тихонько обмакнув в воду ладони, отёр лицо и улыбнулся. Родничок-то кстати: на совхозной дороге родника нет, а здесь посреди пути в самую сласть!

Тут неподалёку что-то всхрюкнуло, зашуршало. Ломоносов привстал, хрюкнул в ответ громче - это что-то бросилось в сторону, и Алёша пошёл уже засохшим болотцем, раздвигая локтями и с хрустом притаптывая сапогами подсохший тростник.

Недалеко от дороги он услышал, как возле школы остановилась машина, отдышавшись, подумал: «Чего бы это?» - заторопился. Но, выглянув, увидел только встревоженного Ивана Кузьмича да Витьку Мышойкина. Вот и всё!

А фокусов никаких не было!

Иван Кузьмич задавал корм сердито стучавшим копытцами полосатым поросятам, а Мышойкин-младший, не вставая с крыльца, спрашивал Ломоносова:

- И что, так от самого санатория напрямик и шёл?

- А то,-спокойно сказал Ломоносов, вытряхивая из рыжего чуба паутину,-чё такого-то?

- И никого не встретил?

- Ну, землянику встретил!

- Так уж и землянику!

- И грибы! - весомо добавил Ломоносов.

- А так кого? - испытующе, даже с лёгкой завистью спросил Мышойкин.

- Кабаны шурхали, так я шумнул - они и разбежались!

- Здоровые? - Остренькое лицо Мышойкина совсем заострилось.

- По следам, может, и здоровые…

- И всё?

- И всё. Нарушителей не было! - рассмеялся Ломоносов и мотнул головой: - Ну, пошли в школу?!

- Рано.- Мышойкин с ленцой откинулся назад.-Я ещё не ел.

- А что так?

- Отец картошки не нажарил.

- Во даёт! - Ломоносов широко открыл глаза.-Отец, учитель, будет ему картошку жарить, а он на припечке сидеть! Во даёт!

- А что такого? - обиженно удивился Витька.

- Да сам почистил бы и отца накормил! - сказал Алёша.

Он, бывало, не раз свою маму порадовать старался. И вдруг спохватился:

- А чего начальник отряда приезжал?

- А что?

- Голову мылить? Из-за кота?

- Нет! - сказал, загораясь, Мышойкин.- Не угадаешь! - и, усмехнувшись, обнажил два острых, как у бельчонка, резца.

- Ну не медаль же тебе вручать,-сказал весело Ломоносов и засмеялся: - Кабы ты картошки сам начистил да пожарил - тогда другое дело, может, и вручил бы.

- Вожатого нам обещал! - почти выкрикнул Мышойкин.

Глаза Ломоносова зазолотились:

- Ну да?!

- Точно! Так и сказал отцу: «Честное пионерское!»

- Вот это дело,-улыбнулся Алёша.-А вожатую или вожатого?

- Пограничного вожатого! - сказал Мышойкин. Но уточнил: - Правда, просить у пограничников надо!

Ломоносов рассмеялся.

- Ты чего? - спросил Витька.

- А ведь без кота тут, наверное, не обошлось! - подумал вслух Алёша.

И Мышойкин притих, показывая кулак. Потому что мысль-то, хоть и в шутку, подал Ломоносов, а кота в кошёлку заталкивал по глупости он. Хорошо, что кончилось миром: и кот у Поросюши цел и никому не влетело. Лучше помалкивать! Он вздохнул и посмотрел на окно: оттуда уже потянулись вкусные картофельные запахи.

В это время из-за поворота к школе подкатил грузовик, и с него так и посыпались на землю ученики. Все классы - с первого по самый пятый. В школьном костюмчике и в красных резиновых сапожках спрыгнула с громадного колеса Зина Поросюша, и Ломоносов, подойдя к ней, сказал:

- Слыхала?

- Что? - Белокурая Зинка забеспокоилась и покраснела: уж не запустили ли ещё кого?..

- Не слыхала!

- Да что?

- За вожатым идём! К пограничникам! - И, повернувшись к подходившему учителю, он спросил: - Иван Кузьмич, правда ведь, пойдём за вожатым?

Иван Кузьмич посмотрел на Ломоносова с явным неудовольствием: «Ну, пошли хлопоты!»-и вздохнул:

- Выходит, пойдём!

Пограничный наряд тем временем спустился к заставе, и сержант Майоров докладывал Щербакову, что нарушения границы не было, а шум снова учинил забравшийся в виноградник сластёна-медведь. Говорил он про медведя, но видел, что думает капитан сейчас о чём-то другом и смотрит то на него, то на Прыгунова как-то по-особенному.

Даже пёс Буран с интересом посмотрел на друзей.

- А вы, Майоров, оказывается, известная личность! - сказал капитан.

Майоров подтянулся, посмотрел сверху на коренастого командира: к чему бы это?

- Видели, начальник отряда приезжал? - спросил Щербаков.

- Видели! - сказал Прыгунов.

- Так это из-за Майорова! - сказал капитан,-Приехал и спрашивает: «Это у вас тут сержант Майоров, которому ребята каждый день письма пишут?» - «Ну, говорю, у меня!»

Майоров и Прыгунов быстро переглянулись: неужто ещё что-то написали?

- «Молодец,-говорит,- Видно, хорошим вожатым был!» Ведь были вожатым? - спросил Щербаков.

Майоров кивнул. И Прыгунов тоже: ясно, был.

- Ну вот, а полковник говорит: «То, что он там был хорошим вожатым - хорошо. А вот то, что у вас ребята без вожатого под боком собак гоняют, а он этого не видит,- это уже плохо!»