Ничего подобного в каюте капитанессы он не обнаружил. Мало того, эта каюта походила на саму «Воблу» в миниатюре, неся те же самые черты, что и сам корабль, а именно – полный отказ подчиняться принятому порядку вещей и совершенно бессмысленные, непонятные и нелогичные сочетания всех возможных предметов.

Карта воздушного океана в самом деле обнаружилась, но висела она, насколько успел понять Тренч, вверх ногами. Сабли на стене не нашлось, зато нашлось не менее десятка экземпляров другого рода оружия, от старомодного короткого мушкетона до россыпи разнообразных ножей и кортиков. Вероятно, эта коллекция редко использовалась по своему изначальному назначению: мушкетон служил подпоркой для кровати, ножи же, если судить по рассыпанной вокруг скорлупе, больше предназначались для чистки орехов. Место скромной кабинетной библиотеки и вовсе занимали объемные подшивки старых газет и вырезанные за много лет объявления. Помимо прочего, имелся небольшой клавесин, пустой аквариум с лежащим внутри огрызком какого-то тропического фрукта и огромная бочка в углу с неряшливой надписью поперек «ПЫЛЬЦА ФЕЙ И ОКУЛЬИ ЖУБЫ НЕПРЕКАСАТСЯ. КОРДИ». Единственный стол был задрапирован отрезом бархата, скрывая, видимо, то, что обычному пленнику видеть не полагалось, вероятно, перехваченные донесения торговых кораблей и карты с маршрутами караванов.

Тренч ощутил мимолетное замешательство, которое постарался скрыть за обычной хмуростью. Каюта капитанессы оказалась не такой, как ему представлялось. Разве так должно выглядеть обиталище воздушного волка, плывущего по всем ветрам и с легкостью потрошащего беспомощную добычу? Слишком много лишних и непонятных предметов, слишком много пыли, слишком…

На всякий случай он даже не поднял головы, чтоб разглядеть хозяйку корабля. Так что первое время видел лишь носки ее щегольских ботфортов. Но даже при этом чувствовал, как его самого пристально и внимательно рассматривают. Не алчно, как добычу, понял он, и не нетерпеливо, как желанный приз. Скорее, с брезгливым любопытством, как рыболов рассматривает какую-то невзрачную мелочь, прицепившуюся к крючку и слопавшую наживку.

- Это… это он? – требовательно спросила капитанесса.

- Так точно, капитанесса. Тепленький. Прицепился к нашему якорю. Ну и выдернули его, как морковку с грядки.

- Бесхвостый макрурус[31] под южным ветром! – громыхнула та, - Настоящий пленный! Наш первый настоящий пленный! Выглядит он, конечно, не очень, но… В чем дело? Почему ты так на меня смотришь, дядюшка?

Абордажный голем поскреб в металлическом затылке.

- Макрурус, капитанесса.

- И что?

- Макрурусы никогда не идут под южным ветром. Макрурусы вообще редко поднимаются над поверхностью Марева, об этом знает любой пират, который провел на корабле больше полугода. И они терпеть не могут южные ветра.

Капитанесса сердито топнула ногой.

- Не все ли равно? У нас пленник!.. Оставим детали на потом!

- Нет, не все равно! – пророкотал абордажный голем, упирая руки в полированные бока, - Сколько раз тебе говорить об этом? Пиратские ругательства – это особый ритуал, а не кабацкая ругань! Это выработанная за много сотен лет система, со своими правилами и традициями! Немыслимо вольно использовать ее компоненты, не сообразуясь с обстоятельствами и контекстом! Капитаны старых времен никогда бы не позволили себе помянуть макрурусов под южным ветром! Это не просто легкомысленность, это плевок на всю пиратскую историю!

Алая Шельма некоторое время переминалась с подошвы на носок. Чувствовалось, что отповедь абордажного голема смутила ее, сбив первоначальный настрой. Даже не видя ее лица, Тренч почувствовал, что она находится в неудобном положении. В положении капитана, который совершил явственную ошибку, да еще и перед лицом пленника. Глупая ситуация, несомненно. Тренч поймал себя на том, что даже посочувствовал кровожадному пиратскому капитану. Впрочем, та долго не колебалась.

- Я поняла. Забудь про макрурусов. Что насчет акул? Скажем, тысяча акул под южным ветром! Идет?

Но дядюшка Крунч был неумолим.

- И снова нет, Ринриетта. Акулы действительно ходят под южными ветрами, но они никогда не собираются в стаи по тысяче голов. Это тоже серьезное нарушение пиратского синтаксиса.

- О Роза! – выдохнула Алая Шельма, - Десять акул! Так сойдет? Десять акул под южным ветром, у нас пленник!

- Вполне сносно, - снисходительно заметил голем, - Но надо еще немного поработать над артикуляцией.

Поняв, что на него не обращают внимания, Тренч осторожно поднял голову, чтобы получше рассмотреть пиратского капитана. И смутился еще больше.

Первое, что бросалось в глаза – ее китель из алого сукна и такого же тона щегольская треуголка. Правильнее сказать, дымчато-алого, цвета легких рассветных облаков. Будь оно на несколько тонов ярче, напоминало бы Марево, подумалось Тренчу. А так всего лишь беспокойно-алый, как свежая кровь на палубе или свежее вино или…

Интересно, откуда она? Несмотря на то, что капитанесса пыталась говорить хрипло и отрывисто, подражая старым небоходам с их вечно заложенным носом, голос выдавал ее нездешнее происхождение с головой. Его мелодика была непривычной, явно нездешней, а мягкие плывущие окончания и подавно позволяли предположить, что госпожа Алая Шельма родилась не на островах Готланда, а где-то далеко, возможно, в тысячах миль от здешних краев. Тренч никогда не был специалистом по акцентам, он и чужестранцев-то ни разу в жизни не видел, но отчего-то предположил, что капитанесса увидела небо в Каледонии – больно уж певуче у нее получалось…

Тренч обнаружил, что капитанесса изучает его, причем совершенно открыто. И еще очень внимательно. Настоящий капитанский взгляд, от которого всякий находящийся на палубе сам собой замирает по стойке, судорожно оправляя на себе форму. Но не такой, как у капитана Джазбера, нет. Взгляд Алой Шельмы отдавал бронзой. Старой, под цвет густого янтаря, оружейной бронзой, из которой когда-то отливали пушки. Коварный цвет, притягивающий и жутковатый одновременно.

Пожалуй, только лишь этот взгляд да мундир с треуголкой и делали ее похожей на пиратского капитана, потому что в остальном она мало чем отличалась бы от молодой женщины лет двадцати трех или, может, двадцати пяти. Вполне правильные черты лица, никаких тебе шрамов, пороховых ожогов, зловещих татуировок или черных повязок. Разве что нос немного вздернут, но, судя по многим признаком, он достался Алой Шельме в наследство, а вовсе не был приобретен в пьяной кабацкой драке. Нос, пожалуй, немного портил общее впечатление, придавая лицу капитанессы по-детски упрямое выражение.

Что до внешнего облика, капитанесса пиратской баркентины явно не стремилась выглядеть моложе своих лет и даже намеренно пыталась огрубить свой образ. Никаких украшений, никаких румян, даже ресницы не наведены сажей по каледонийской моде. Темные волосы были острижены коротко, выше плеча, причем нарочно грубовато, превратившись в россыпь острых перьев, торчащих из-под алой треуголки.

Она опасна, понял Тренч. Не как акулы, что изображены на ее флаге, но, несомненно, опасна. Как рыба-камень[32] с ее ядовитыми шипами или скорпена, воздушный ёж, гроза высоких течений и дальних островов.

- Кто такой? – коротко спросила капитанесса, глядя Тренчу прямо в глаза, - Имя, звание, флаг. Отвечать коротко и без лишнего. Каждое лишнее слово будет укорачивать доску, по которой ты прогуляешься над Маревом.

Собравшаяся во рту слюна показалась Тренчу отдающей ржавчиной жижей вроде той, что образуется в трюме после того, как корабль проходит дождевые облака. С абордажным големом капитанесса могла быть приветливой и милой, но стоило ей обратить внимание на пленника, как выражение ее лица мгновенно сменилось.

«Как флаг, - подумал Тренч, уже не зная, куда ему смотреть, - Точно пиратский флаг вдруг вздернули на гроте, спустив маскировочный торговый. Алый, тревожный флаг. Цвет крови, цвет облаков…»