Кусла загадочно взял её обратно и удивленно спросил:
— ... Скажи, у тебя есть какие-нибудь мысли, по тому, что я только что сказал?
— Э?
В ответ на вопрос Куслы, Фенесис лишь продолжала ошарашено на него смотреть.
Затем она тут же уставилась на него, думая, что её снова выставили дурой, но Кусла смотрел на неё достаточно расстроено.
— Нет, я не дразню тебя. Хм, как бы мне это объяснить...
— Ч-что с тобой снова не так?
— Чего?
Кусла поднял бровь и сказал:
— Новое открытие приводит к разработке новой технологии, а новая технология может быть использована в неожиданной области, в результате чего может быть создано нечто чудесное. Разве ты не находишь это действительно удивительным?
Кусла потряс бутылку, вызвав плеск внутри, и отхлебнул из неё.
Но ответ Фенесис был по-прежнему скучным:
— Это действительно нечто поразительное. Все алхимики в мире должны так раскрывать секреты этого мира. Это то, что все называют «снятие одежды Бога».
Кусла устремил свой взгляд на Фенесис, но та инстинктивно прикрыла свою рясу руками спереди. Кажется, опыт страданий от рук Вэйлэнда вызвал у неё психологическую травму, и для неё не позволить снять с себя рясу было намного важнее, чем раскрыть все секреты мира.
— Говоря об этом: я думаю, что одна из причин, почему алхимики преследуют такие радикальные цели, заключается в том, что они чувствуют, что могут сделать что угодно.
Причина, почему Церковь презирала алхимиков, не просто потому, что они казались эксцентричными.
Учение Церкви заявляло, что текущее осквернение мира однажды получит финальное возмездие, и что только те, кто всегда делал добрые дела, смогут войти в Рай.
Они думают, что этот мир постоянно оскверняется злом, и что однажды все встретят свой конец.
Но будущее, о котором думали алхимики, было совершенно иным. Вскоре, в будущем, их исследования расцветут, и то, что они не могли делать до этого момента, станет возможным, а то, что было непонятным, вскоре откроется всем. Именно из-за этой веры они могли продолжать заниматься своими исследованиями.
Но, как и ожидалось, Фенесис, которая не привыкла к подобному мышлению, всё также оставалась в тупике.
И она не была зла, за то, что подобные люди так кардинально отличались от философии Церкви.
Она просто никогда раньше об этом не думала.
— Изначальный хозяин этой мастерской – Томас – вероятно относился к классическим алхимикам, о которых я говорил. Он был один, дрейфующим в океане знаний, и только имея эти записи, я точно могу понять его решимость не сдаваться. Я готов расшифровать то, что написано на этих пергаментах.
Кусла сделал паузу и посетовал:
— Вот как прост этот мир.
Возможно из-за алкоголя он был более убедителен, чем сам думал.
Видя великолепие Томаса, лежащее на столе, Кусла с тревогой пытался передать это великолепие другим.
Но те, кто не мог этого понять, просто не понимали. В большинстве своём, они даже не пытались этого сделать.
Среди них, Фриче, которая улыбалась ему и говорила: «Я не понимаю этого, но я вижу, что ты выглядишь, как счастливое дитя», – на самом деле оказалась шпионом Церкви.
Кусла взял в руки инструмент, лежащий рядом.
Алхимики были просто алхимиками – людьми, которых презирали, за то, что они идут путём ереси.
— Это на самом деле так интересно?
И, вот почему, он почувствовал злость от этого внезапного вопроса.
Кусла посмотрел в сторону и обнаружил не лицо, которое насмехалось над ним, а шокированное лицо, опешившее от его злобного взгляда.
— Я говорил это раньше: наше мышление не такое обычное, как у всех других.
Кусла сказал это и тут же снова отвернулся.
Он на самом деле действовал так гордо, как когда он покинул мастерскую, сразу после того как его признали алхимиком.
Зачем он рисковал жизнью ради этого? Почему он выбрал себе судьбу, которую избегают все люди? Почему он не чувствовал отчаяния от жизни, в которой не было дружеского общения? Почему даже когда человек, которого он мог бы назвать своей первой любовью, был убит прямо перед ним, всё, о чем он мог подумать, была лишь металлургия?
Он не мог понять этого.
Конечно, у него существовала цель, и он тяжело работал, чтобы достичь её, но кроме того, всё, что он чувствовал, это лишь непоколебимое удовлетворение.
Кусла добавил металлургические записи, полученные вчера, вместе с предположениями и числами кода к словам на пергаментах.
Только эта радость была тем, над чем он мог работать лишь сам и сопереживать этому.
Кусла подумал и ненароком поднял голову.
И затем, снова развернув свою голову, он обнаружил Фенесис, съежившуюся от страха.
— Ах, нет... Это не то, что я имею в виду...
— Хочешь попробовать?
— ...?
Пока Фенесис была поражена, Кусла продолжал идти к ней, говоря:
— Никто не поймет этого, не попробовав хоть раз. То же самое и про тебя: ты, вероятно, уже знала об этом, ещё до того как попала в монастырь, не так ли?
В ответ на слова Куслы, рот Фенесис остался широко раскрытым, а затем она медленно кивнула.
— Работа сегодня проблемная, но не сложная и не займет много времени. Не хочешь попробовать?
Фенесис продолжала стоять, по-видимому, не в состоянии понять, что она только что услышала. Через некоторое время эти слова стали медленно погружаться в её разум, а взгляд стал плавать в замешательстве. Затем эта невинная девушка с тревогой ответила:
— ... Я не сделаю ничего... что отрицает учение Бога, ты ведь это понимаешь?
Стоя перед словами этой чистой девы, кто знает, как много мужчин в этом мире улыбнется и гарантирует это.
Однако Кусла хотел снять одежду Бога, а не девы.
— Тогда убедись в этом сама.
Кусла не гарантировал ничего, но Фенесис согласилась с этим, якобы приняв за искренность. Она кивнула головой, словно проглотила что-то твердое.
— Я подтвержу это сама. Это нечто важное.
Кусла думал, что эта фраза была удивительно убедительна, и был немного удивлен, но всё же сумел изобразить естественную улыбку.
— Верно, ты должна убедиться в этом сама.
— Ага.
— Тогда пойдем вниз и поработаем вместе с Вэйлэндом.
— Э?!
Фенесис попятилась назад с побледневшим лицом, но Кусла посмотрел вверх и рассмеялся.
— Ты должна сама решить: сумасшедший этот человек или нет.
— ...
Фенесис снова недоверчиво посмотрела на Куслу, который улыбаясь пошел к лестнице.
А затем, поняв смысл его слов, она быстро побежала за ним
— Эй, ты только что солгал мне...
— Но этот парень убьет, если потребуется, и он неисправимый бабник. Будет мудро, если ты возьмешь это на заметку до того, как используешь свое тело, чтобы подтвердить это.
В ту же секунду, когда Кусла повернул голову, чтобы сказать это, Фенесис застыла на месте.
В этом мире было слишком много вещей, которые произошли намного быстрее, чем о них тебе сказали.
На её лице выражалась смесь сомнения и тревоги, но иногда, показное выражение лица может быть полезно.
— Конечно! – гневно сказала она и последовала за Куслой вниз по лестнице.
Бесспорно, кузнецы были очень популярны среди женщин.
Они проводят долгие часы перед душной, горячей печью, перемещая топливо, качая меха, размахивая большим молотом, чтобы разбить руду, и выдвигая из печи очищенные слитки. Результатом такой трудоемкой работы в течении долгого времени было крепкое, словно железная скульптура, тело, без каких-либо излишков жира. Однако, им не надо было жить порочной жизнью кровопролития, как наемникам, и можно было даже почувствовать некое чувство поэзии, смотря на их взгляды, молча устремленные в печь.
Они прибыли на второй подвальный этаж мастерской, где Вэйлэнд, с оголенным торсом, сидел у жерла печи и механизма водяного колеса, смотря на них.
О нём ходило множество скандальных слухов, о связях с некоторыми Сестрами из монастыря, до того как он прибыл в Гулбетти, и какие-то из этих слухов, скорее всего, не являлись преувеличением. Спустившись вниз, Фенесис в ужасе схватилась за рукав Куслы и застыла на месте, как только увидела Вэйлэнда.