По её внешнему виду можно было сказать, что она совершенно пьяна.

Однако слова, которые она произнесла, звучали неожиданно трезво:

— Вы можете решать... как вы будете идти к своей мечте.

— ...Какие глубокие слова.

— Пожалуйста, не высмеивай их. Я серьезна.

Фенесис уставилась на Куслу, но это не продлилось долго. Её серьезное выражение лица было разрушено улыбкой.

От этого Кусла почувствовал легкое беспокойство.

Его не волновало то, что Фенесис была пьяна, но её мыслительный процесс был намного сложнее, чем он думал.

В эту секунду её улыбка была крайне беспокойной. Это была притворная улыбка того, кто уже сдался на волю судьбы.

— Если я провалю это задание, то меня вышвырнут из монастыря, в котором я живу.

Фенесис икнула от выпивки, а сильный диссонанс между её серьезным выражением лица и расслабленным голосом просто отнял у Куслы дар речи.

— Ты думаешь, не поэтому ли я пришла в алхимическую мастерскую? Об этом ты думаешь?

Он чувствовал себя слегка непривычно, так как Фенесис попала в яблочко. Она всегда была такой открытой для поддразнивания, но всё же почему-то смогла о чем-то заподозрить.

— Я тоже думаю, что это странно, но даже если другой монастырь примет меня, то и оттуда меня вскоре выгонят. Так было всегда, и я полагаю, что вы, люди, правы в этом... так всегда и должно происходить.

Кусла не мог её прервать.

А Фенесис не намеревалась останавливаться.

— Я пришла из мест, которые очень близко к той земле, которую здешние люди зовут «Землей Обетованной».

Кусла был действительно шокирован, услышав это, и тут же взглянул на Фенесис, которая улыбалась, продолжая наблюдать за проходящими людьми.

— И правда... я никогда не встречал тут кого-то с именем «Фенесис».

— Это имя из земли, расположенной далеко на востоке.

Фенесис прищурила глаза, словно смотря в прошлое.

Услышав это от неё, Кусла почувствовал, словно с девушки по имени Фенесис сняли слой одежды.

— Так тебя обратили в другую веру.

Фенесис слегка пожала плечами и тут же подняла голову, показав расслабленную улыбку.

— Я – новообращенная молодая язычница, которой нельзя верить. Так будет всюду, куда бы я ни пошла.

Услышав этот ожидаемый ответ, Кусла отвернулся.

— Но фактически с самого начала я никогда и не была язычницей. Война, шедшая долгие годы, уничтожила мою землю. Я жила в племени мирных кочевников, чья кровь была проклята. Говорят, что даже в мирное время нас убивали по ряду сомнительных причин. Во время крестового похода охота на нас была усилена, и наши племена гибли одно за другим, пытаясь спастись, пока я не осталась единственной выжившей. В то время я и пришла в этот город.

Неважно, какая страна, регион или поселение имелись в виду: везде были те, кто подвергался остракизму3 по разнообразным причинам. Возможно, из-за их прошлых преступлений, или они сделали что-то, что презирают остальные.

В этих землях людей с востока местные часто называли язычниками, и одного этого было достаточно, чтобы подозревать их.

Фенесис была принята в монастырь – возможно, лишь потому, что для Ордена всё заключалось в арифметике прибылей и потерь. Её легко можно было использовать как одноразовый инструмент.

Однако если это было так, то это и была основная тема этого разговора. Кусла нахмурился и проглотил немного вина: он уже понял, куда пойдет разговор.

— Итак, когда я прибыла в этот город, то меня, кажется, собирались убить. В то время не было никого, кто смог бы спасти меня, поэтому я думала, что мой путь закончится именно здесь. Однако...

— Орден спас тебя.

— ...

Фенесис была немного удивлена.

Однако почти сразу же она нежно улыбнулась, словно чтобы показать, что она может обращаться к Кусле, как к тому, кто понимает её.

Ведь они оба были людьми, гонимые обществом.

— Да.

Фенесис отвечала, словно девушка, которая восхищается кем-то, кто подтвердил её существование.

И её лицо ясно показывало, что он абсолютно прав.

— Даже зная о моем проклятом наследии, они никогда не меняли отношение ко мне. Они относились ко мне, как к кому-то важному, и сделали всё, чтобы позволить мне безопасно сбежать. Никто другой так сильно обо мне не заботился.

Это, фактически, было описание безупречных рыцарей из легенд.

В то же время впечатление Куслы от Ордена очень сильно отличалось.

Он думал, что Орден просто рассматривал Фенесис как добычу в войне.

Они, естественно, заботились о ней, потому что, чем меньше был испорчен прекрасный улов – тем больше из него можно было извлечь прибыли.

— В то время я впервые в жизни почувствовала, что меня приняли.

Однако казалось, что понимание Фенесис было очень далеким и отличающимся от действительности.

Но у Куслы не хватало смелости сказать ей правду.

— После этого меня оставили в монастыре, подчиненном Ордену. В то время я была счастлива, общаясь с множеством милых людей, и всё, что я видела и слышала, – всё было мне в новинку. Я была счастлива и радовалась жизни...

Фенесис опустила глаза, предаваясь воспоминаниям.

Лицо Куслы, напротив, постепенно становилось пустым, и не потому, что он чувствовал, как Фенесис была невинна и счастлива в своих заблуждениях.

Но потому, что он понимал, как несчастна она была, совсем их не имея.

— Однако реальность была такова, что за мной ежесекундно присматривали.

Только когда она улыбнулась, говоря это, она стала выглядеть посвежевшей и здоровой.

Или это было ещё более нездоровым?

— Но до тех пор, пока я могу закончить эту миссию, то, может быть...

— Ты никогда не думала убежать?

Фенесис только грустно улыбнулась.

Её лицо выглядело так, как будто она всё поняла. Я действительно дура, не так ли?

— Словно как я не понимаю алхимиков, ты, я полагаю, не можешь понять меня. Я не хочу быть одна. Я хочу, чтобы они признали меня как друга. Мне некуда больше идти, и только Орден спас меня. Если меня изгонят и отсюда, то я действительно останусь одна, – нежно сказала Фенесис, а её руки, держащие деревянную чашку, задрожали, расплескивая часть вина. Когда она подняла лицо, оно было красным, словно она была пьяна, а глаза выглядели немного расфокусированными.

Казалось, что она могла сказать всё это именно потому, что была пьяна.

Кусла взял стакан из её рук и вылил вино на дорогу.

Он увидел, что она выглядит немного изумленной и готовой заплакать.

— Прости. Я спросил слишком много.

Как только Кусла сказал это, то ему показалось, что её взгляд расплылся, и она нахмурилась.

— Я не должен был спрашивать о том, что невозможно решить.

— ...

Фенесис посмотрела на Куслу, её лицо было немного грустным.

— Так даже алхимики, которые могут превратить свинец в золото, не могут ничего сделать?

Возможно, в глубине души она хотела узнать от алхимиков, хорошо разбирающихся в мирских делах, что-то, что поможет найти способ выйти из её затруднительного положения.

Фенесис знала, насколько велика опасность простого пребывания в алхимической мастерской, но решила рискнуть. Она, вероятно, сделала это только из-за проблеска надежды.

Однако это были ожидания девушки, которая ничего не знала о мире.

— Превращение свинца в золото – всего лишь легенда. В действительности в самом свинце есть некоторое количество золота.

Кусла, как и прочие алхимики, всегда осторожно принимал решения перед тем, как что-то сделать, и всегда медлил, разбираясь в процессе с проблемами.

Как только они приходили к решению, то они продолжали работать над ним. Когда они не могли сделать этого, то их сердца, как алхимиков, переставали биться; если они потеряют свою свободу идти к землям Магдалы, то умрут.

В этом мире не существовало золота – только земля Магдалы.

— Давай вернемся в мастерскую. Мы еще повеселимся там.