Самойлов махнул рукой.

- Ничего ему не будет!

Александр улыбнулся.

- Конечно, ничего. В худшем случае обоссытся.

- Времени только мы потеряли много. Надо было сразу.

- Не, Костя. Ты не прав, - твердо сказал Александр. - Никто из его товарищей не должен был видеть, что его выбросили из самолета. Для всех он совершил свой первый прыжок сам.

Самойлов пожал плечами.

- Сам так сам, - инструктор кивнул на люк. - Только вот приземлится он от места запланированной высадки далеко. Придется ему прогуляться. Километров пять.

…Кошкин, болтая ногами в воздухе и крепко вцепившись руками в стропы раскрывшегося парашюта, облегченно озирался счастливыми глазами вокруг.

- Прыгнул! – радостно прошептал солдат.

Он посмотрел в сторону и увидел, что вереница куполов его товарищей, прыгнувших намного раньше, находится где-то далеко-далеко.

Затем Кошкин посмотрел вниз. Земля неуклонно надвигалась на него. Солдат увидел островки перелесков, поле и, наконец, домишки расположенной внизу, прямо под ним, деревушки.

В глазах десантника появилось беспокойство: он начал лихорадочно тянуть левую стропу на себя, чтобы изменить направление движения и не приземлиться на крышу одного из деревенских домов.

Направление движения Кошкина поменялось, и деревушка осталась в стороне. Десантник облегченно вздохнул.

Но когда до земли остались считанные сотни метров, солдатом снова овладело беспокойство: он заметил, что опускается на прямо на стройный ряд каких-то деревянных ящиков, стоящих на зеленом лугу. Солдат снова дернул стропу на себя, но было уже поздно…

…Стиснув зубы и прищурив от страха глаза, Кошкин обрушился ногами на один из ящиков и с грохотом опрокинул его на землю. Сам он приземлился рядом с ящиком, тут же повалился на бок и, лежа на боку, начал машинально ощупывать свое тело.

Убедившись, что руки и ноги целы, солдат бросил взгляд на опрокинутый ящик и с ужасом понял, что это – пчелиный улей.

Из отверстия улья наружу вылетали потревоженные пчелы.

Вскочив на ноги, Кошкин увидел, что над его головой уже вьется разгневанный пчелиный рой. Пчелы начинали вылетать и из других ульев…

Кошкин испуганно прошептал:

- Мама…

Пытаясь отогнать от себя пчел, он принялся махать руками, но это только раззадорило их еще больше.

Прицелившись, одна пчела укусила Кошкина прямо в нос. Вскрикнув, солдат прижал к укушенному месту руку, и в это мгновение сразу несколько пчел ужалили его в лоб.

-А-а-а-а!!! – жалобно застонал от боли десантник…

…Размахивая руками, не разбирая дороги и протяжно крича: «Ма-ма!!!», -Кошкин, вокруг которого вилась целая армия пчел, несся во весь опор по зеленому лугу. Купол парашюта, который солдат не успел отстегнуть, волочился за ним по земле.

Кошкин добежал до края неглубокого оврага, на дне которого виднелось спасительное озерцо воды. Солдатом кубарем скатился по крутому склону и со всего маху плюхнулся в воду…

…Место запланированной высадки десантников находилось на заброшенном и уже давно не сеянном поле.

Александр прохаживался перед строем своих подчиненных, совершивших первый прыжок. Он внимательно вглядывался в их восторженные и счастливые лица.

К командиру роты подошел замполит – старший лейтенант Партин. Он озабоченно хмыкнул.

- К месту сбора прибыли все, кроме Кошкина.

Александр махнул рукой.

- Этот явится позже.

…Александр и Партин курили неподалеку от подчиненных, которые отдыхали, лежа на траве. Александр посмотрел на наручные часы.

- Со времени приземления прошло уже больше часа, - тревожно протянул он. -

Придется начинать поиски.

…Десантники роты Александра, растянувшись цепью, приближались к окраине деревушки.

На раскинувшемся прямо за деревней лугу косил траву дед лет семидесяти. Завидев десантников, он помахал им рукой.

- Эй, сынки! Идите сюда!

Александр и Партин, шагавшие рядом, понимающе переглянулись и направились к деду…

…В комнату деревенского дома следом за дедом зашли Александр и Партин.

В углу комнаты, на кровати, лежал, повернувшись к ним спиной, Кошкин.

Офицеры и хозяин дома остановились посреди комнаты. Дед широко улыбнулся беззубым ртом и кивнул на солдата.

- Вот он. Живой!

Кошкин привстал и резко обернулся.

У офицеров отвалились челюсти: на распухшем лице солдата не было ни одного живого места.

Александр изумленно вскинул брови вверх и издал протяжный свист. Партин, не удержавшись, прыснул от смеха.

Сочувственно качая головой, Александр потянулся к рации на боку.

- Надо вызывать санитарную машину…

***

Вокруг операционного стола, на котором неподвижно лежал человек, стояли нейрохирург Татьяна Ивановна Сухорукова, ее интерн и напарница Наталья Николаевна, мужчина-анестезиолог и медсестра. Держа в правой руке хирургический скальпель, Татьяна Ивановна склонилась над человеком на столе. На ее лбу блестели капельки пота.

Татьяне Ивановне уже давно перевалило за пятьдесят, но стройной фигуре Сухоруковой могла позавидовать любая ее ровесница, а на лице женщины почти не было морщин.

Сухорукова сделала несколько осторожных движений, а затем распрямилась, облегченно вздохнула и повернула голову к своей молодой и такой же стройной, как Татьяна Ивановна, напарнице.

Сухорукова устало бросила:

- Шить!

Наталья Николаевна с готовностью, словно только этого и ждала, встрепенулась, склонилась над головой человека на операционном столе и, покраснев от усердия, начала зашивать разрез…

…Сухорукова – уже без маски и перчаток – зашла в ординаторскую. В ней сидели ее коллеги: высокий, тучный и успевший почти полностью поседеть к своим сорока годам заведующий отделением Цариков и ординатор нейрохирургического отделения Лебедевич, который был младше Царикова всего на каких-то пару лет, - напротив, худой и низкорослый.

Наталья Николаевна протиснулась в дверь следом за Сухоруковой. Обе женщины присели на краешек дивана, который стоял напротив стола заведующего.

Цариков улыбнулся.

- Как прошла операция?

Сухорукова улыбнулась ему в ответ.

- Нормально, - Татьяна Ивановна кивнула на Наталью Николаевну. - И Наташенька молодец. Давно у меня не было такого интерна. Схватывает все на лету!

Наталья Николаевна зарделась и смущенно опустила глаза.

- Завтра можно доверить ей оперировать самостоятельно, - продолжала Сухорукова. - А Вы, Дмитрий Вячеславович, понаблюдаете. Меня ведь не будет.

Татьяна Ивановна хитро прищурилась.

- Помните, что обещали мне отгул?

Цариков взметнул обе руки вверх.

- Конечно, Татьяна Ивановна. Разве я не понимаю, что такое юбилей. Да еще у генерала!

Глаза Царикова горели от любопытства.

- Сын-то приедет?

Татьяна Ивановна утвердительно кивнула головой.

- Да. Саша обещал…

…Длинный, накрытый белоснежной скатертью стол, уставленный напитками и закусками, занимал почти ползала небольшой трехкомнатной квартиры в девятиэтажном доме на окраине Тулы. Во главе стола сидел хозяин квартиры и юбиляр – генерал-майор Василий Егорович Сухоруков в парадной форме. Кряжистый, плечистый, без малейшего намека на живот, с коротким ежиком седых волос, генерал Сухоруков держал в одной руке бокал с сухим вином, а другой обнимал сидящую рядом с ним жену – Татьяну Ивановну.

Среди гостей за столом были и старый фронтовой друг Сухорукова генерал-полковник Мурашов, приехавший на юбилей из Москвы, и заместитель Сухорукова полковник Тюпалов. Мурашов был на пять лет старше своего друга, но тоже по-прежнему выглядел молодцом, хотя в отличие от Сухорукова на его голове уже почти не осталось волос, а из-под расстегнутого кителя выпирал живот. Тюпалов же, который был младше своего командира дивизии на целых пятнадцать лет, выглядел рядом с обоими почти как мальчишка.

И юбиляр, и его супруга, и гости ели, пили, шумно переговаривались…