— Мой отец умер десять лет назад! Он отправился спасать остальных и погиб! — сказала Мияко. — Ты хотя бы знаешь, что такое Рождество, чужеземец?! В детстве я попадала в кучу неприятностей и всегда думала, что в какой-то момент смогу быть честной со своим отцом. Я использовала это как повод для покупки ему небольшой бутылки в качестве подарка на Рождество, потому что он любил выпить. Он рассмеялся, и мы оба пообещали никогда сильно не напиваться. Как раз тогда он впервые мне рассказал, почему дал моё имя. Он сказал, что у него есть работа и мы сможем обсудить это позже, но то был последний раз, когда я его видела!

Он понимал её или нет?

…Я никогда не узнаю, что он обо мне думал.

Затем Мияко осознала, что они, можно сказать, спорят о том, кто из них несчастнее.

Ей это не нравилось, но она не могла простить того, кто считал себя несчастным.

…Даже в похожих обстоятельствах, я никогда не считала себя несчастной.

В конце концов…

— После этого много чего случилось. Я не пытаюсь обелить прошлое, но одну вещь не забуду никогда: значение моего имени. И я пытаюсь жить достойно этого имени! Пускай моего отца больше нет, и никто от меня ничего не ждёт, но если речь заходит об имени — я не отступлю!

Она акцентировала свои слова ударом головой и ощутила столкновение.

Это вызвало боль, но мужчина затряс головой и сверкнул на неё глазами за этой болью.

Мияко услышала его слова.

— Ты пытаешься прожить жизнь, чтобы не было стыдно? Ты не отступишь? Не будь наивной!

Её достиг ответный удар головой.

Сквозь её череп прозвенел звук столкновения.

Он звучал довольно прилично.

Этот ублюдок не так уж и плох, — подумала Мияко после толчка назад и быстро восстановилась.

Она начала с ответного удара.

— Кийа!

Но звук удара был слаб, потому что он удержал голову от опрокидывания назад.

Они прижали лбы друг к другу, Аполлон стиснул зубы и снова произнёс.

— Уходи, Мияко. Если ты столь настойчива, воспользуйся своим именем и покори мир снаружи.

— Ага, я уйду, и возьмусь за тот мир. Но сперва я закончу здесь то, что осталось.

— Что здесь ещё заканчивать? Тебе так нравится, когда тебе потакают автоматические куклы?

— Я преодолею это потакание!

Она решительно врезала лбом, оттолкнув его прочь движением головы.

— Куклы стали говорить, что они благодарны за то, что я делаю. Я перестану быть просто гостем и стану тем, кто сможет делать для них то, чего они не могут! Что с этим не так?!

— Это привилегия их господина!

— Если бы ты этим занимался, мне бы не пришлось занимать твоё место!

— Значит, ты пытаешься стать их хозяйкой?! И поступая так, отбрасываешь последнего человека 3-го Гира и игнорируешь его решения? Как ты возьмёшь за это ответственность? Автоматические куклы не изменились бы, если бы ты сама благополучно ушла, так как же ты возьмёшь ответственность за то, что их изменила?!

Его вопрос сопровождал удар лбом, и он был весьма эффективным.

Мияко испытала лёгкое головокружение и несколько переоценила своё к нему отношение.

…Ему вполне хватает решимости.

В драке одной решимости недостаточно, но в определённых вещах это может стать решающим фактором. Без решимости невозможно собраться с силами, чтобы выдержать боль.

Его вопрос покачнул решимость Мияко, и Аполлон сам ей наполнился. Это взаимодействие вызвало двойной урон.

Его вопрос об ответственности, скорее всего, был его истинными мыслями, поэтому Мияко подготовилась ответить.

Чтобы вернуть свою покачнувшуюся решимость, она не стала просчитывать всё в голове. Если он швырял в неё свои истинные мысли, она тоже скажет то, что было у неё на уме.

— Ты не знаешь, что тебе делать, да? Ты потерял свой мир, потерял отца и теперь не знаешь, что делать.

Я прорываюсь в его проблемы, — осознала она. — Но я также обращаюсь к своей старой личности.

Но это были её истинные мысли. Она не сдерживалась и не думала о последствиях.

Мияко продолжила и произнесла то, чего не следовало бы говорить, желай она сохранить дружественные отношения.

— Мне плевать на ответственность. Мне нет дела до того, что твой мир был уничтожен. — Она подняла голову. — Но я знаю, что бы сделала, окажись на твоём месте. Я непременно бы нашла работу во внешнем мире. Уж я бы постаралась. Едва лишь я этого пожелала, то пошла бы туда, куда мне хотелось; работала бы там, меня бы там приняли, я бы совершала ошибки, жаловалась, пнула моего начальника, получила по голове от начальника, подружилась с начальником и вместе с этим что-то бы создавала и зарабатывала деньги. И…

— И?

— Я бы использовала эти деньги, чтобы прокормить здешних кукол.

Она устремила взгляд перед собой и увидела, что жёлтые глаза Аполлона смотрят в её сторону.

— Автоматические куклы не нуждаются в тебе, чтобы себя прокормить. Они обеспечивают сами себя. Более того, им не нужно никакой еды, кроме небольшого количества топлива. И как ты прокормишь всех кукол здесь? Ты заработаешь достаточно денег, чтобы платить им всем зарплату?

— Совсем тупой? Люди едят не еду. Они едят удовлетворение.

Ей казалось, что она наивна, но таковыми были её истинные мысли.

Хватка на его вороте налилась силой. Это сработает, — сказала Мияко себе перед тем, как произнести то, что хотела сказать на собеседовании компании.

— Деньги, еда, вещи, социальный статус, вопросы, ответы, куда-то идти, возвращаться домой, что-то делать, что-то ломать, с кем-то быть и кого-то бросать — это всё формы одного и того же чувства удовлетворения!! — Сказала она. — Если служение людям — это работа кукол, то даже небольшое количество денег оставит запись об их службе. Даже добавление одной монетки в кучу вызовет звук, который они могут хранить в своей механической памяти, и количество этих сохранённых звуков явит течение времени, потраченное на службу их господину. Эти воспоминания докажут, что все случилось в реальном мире, а не просто в их головах.

— И чего ты так добьёшься? Это сентиментальность, которую ты им навязываешь.

— А что плохого в сентиментальности? Даже машины помнят о прошлом, и, чтобы гордиться своей работой, им нужно какое-то доказательство. Если подобная сентиментальность ошибочна, ты хочешь сказать, что чудесно не иметь эмоций вообще, Аполлон?! Если не будешь ничего делать и избегать всяких эмоций, ты никогда не обретёшь гордость, которую можешь потерять, и никогда не испытаешь боли в прошлом! Но разве не отсутствие этих вещей привело к разрушению людей 3-го Гира и оставило только машины?!

Она рассмеялась.

— Безнадёжные люди, утратившие свои эмоции, сгинули, тогда как машины, со способностью получить эти вещи, выжили. И где же бог, который сделал твой мир таким?

— Ну…

— Этот бог теперь не только у нас в голове. Он в небе над теми машинами, выращивающими цветы! Когда эти цветы неизбежно умрут, это оставит шрам в воспоминаниях тех кукол, и я скажу им не бояться увядания цветов. Так же как они дали цветам расцвести, чтобы создать собственное прошлое, цветы создали их прошлое, чтобы оставить после себя семена. Такое же удовлетворение лежит как в куклах, так и в цветах. Я отыщу своё удовлетворение в увеличении таким образом сентиментальности 3-го Гира, и поэтому буду дико счастлива игнорировать тебя, который это удовлетворение отрицает!

Мияко отдернула голову назад и ощутила, как всё её тело наливается силой.

…Это непременно сработает.

Она выдала последний комментарий, махнув головой в сторону его лба.

— Вот увидишь! Если ты настаиваешь на том, чтобы быть безэмоциональным хозяином, я стану сентиментальной хозяйкой!

На её крик тут же ответил голос от утёса над головой.

— Это правда, Госпожа Мияко?!

Неожиданный голос Мойры 1-й сопроводило несколько десятков фигур, высунувшихся над обрывом.

Мияко замерла на месте, когда услышала звук одновременного движения нескольких человек. По-прежнему удерживая ворот Аполлона и притянув его к себе, она подняла взгляд к утёсу.