Прости, — подумал он. — Причина, наверное, в его матери.

Синдзё кивнул, и перевел взгляд к изголовью кровати.

Будильник показывал, что было около двенадцати.

Пока он лежал без сознания, Саяма обнимал его целые часы?

…Прости.

Выражение лица спящего Саямы отличалось от того, с которым Синдзё будил его утром.

То было мирное выражение человека, закончившего свою работу. Он принял свою боль в груди как норму.

…Мне нужно пересмотреть свои действия.

До этого он пытался оставить всё на его боль, намекал, что исчезнет, и пытался навязать свой рассказ Саяме.

— Почему я это делал?

…Он, так или иначе, прочтет мой сюжет, даже если бы я этого не делал.

Синдзё прижался лбом к груди Саямы.

— Что ты обо мне думаешь?

Он закрыл глаза.

— Что ты обо мне подумаешь, разузнав мою ложь?

Касима мгновенно отреагировал на заявление Нацу о возвращении в семейный дом.

Он ожидал, что жена это скажет. Она находилась тут, потому что тут был он. Значит, если он уйдет…

— Так будет лучше.

— Да. Я уже давненько там не была, так что это вызовет поначалу некоторое недоумение.

— Наверняка.

Но её отец рисовал книги с картинками и любил детей. Если она возьмет с собой Харуми, он не станет её ругать и не откажется впустить.

— Там, наверное, предстоит немалая уборка.

Это правда. Касима слышал, что с тех пор, как Нацу ушла, её комната оставалась нетронутой.

…Это вызовет у неё немало хлопот.

Она, должно быть, осознала, о чём он думал, потому что кивнула и произнесла:

— Но как раз время им высаживать рис, не так ли? Я люблю этим заниматься.

— Э?

— Что? Чем ты так озадачен?

— Погоди минутку, Нацу-сан. Когда ты сказала, что вернешься в семейный дом, что именно ты подразумевала?

— Я подразумевала дом твоего отца и матери, конечно же.

Она удивлённо наклонила голову на своем ответе, и Касима почувствовал, как его покидает сила.

Он упал на спину и развалился на полу. В такое время Татами были ужасно холодны и комфортны.

— Ах, — сказала Нацу, словно кое-что осознав. — П-прости. Но… э… Я сейчас Касима Нацу.

— Нет, это я сделал неправильные выводы. Полагаю, ты можешь называть оба этих дома семейными.

— Я-я не могу в это поверить. Я вовсе не из тех жен, кто будет так поступать.

— Нет, не из тех. Действительно не из тех, — сказал он, садясь обратно.

Касима скрестил ноги и уставился перед собой, где Нацу и зарделась со смущенным выражением лица. Он вздохнул.

— Думаю, если ты неожиданно появишься, они не будут жаловаться.

— Вообще-то, сегодня я им звонила. Они намекнули, что им не хватает рук для посадки риса, потому я подумала, что раз ты на некоторое время уйдешь, я им помогу. — Она воззрилась на него. — Они должны дать нам немного риса, так что, мне можно поехать, да?

— У меня такое чувство, что мои родители подкупают мою жену едой… Но как насчёт Харуми?

— Твоя мама сказала, что научит меня новому способу её держать. Судя по всему, это связано с поддержкой её на спине с помощью пояса. А еще я наверняка наслушаюсь, как она в свое время носила так тебя.

— Прости, но, кажись, я завтра пойду куплю скрытый микрофон. Прошу, позволь мне проконтролировать, что они расскажут.

Касима горько улыбнулся. Он сожалел о семье Нацу, но для него так будет лучше.

Мужчина едва не извинился вслух, но удержался.

— Как бы там ни было, Нацу-сан.

— Да?

— Я знаю, что это очень для тебя хлопотно, но я по-прежнему не могу рассказать тебе о своей работе.

Он медленно потянулся, и взял Нацу за левую руку. На ней не хватало безымянного пальца и мизинца. Касима закрыл оставшиеся пальцы своими ладонями, и Нацу задала вопрос.

— Это означает, что ты обманываешь меня в том смысле, что скрываешь правду, не так ли?

— Да. Это происходит с тех пор, как я впервые вот так взял тебя за руку.

— Тогда, для этой предстоящей работы, ты возвращаешься к тому, кем был, перед тем как взял меня за руку?

— Да. Я стану тем, кем был до того, как оставил университет и встретил тебя той дождливой ночью.

— Ясно, — сказала она, немного наклонив голову.

Она перевела дух, улыбнулась с опущенными ресницами, и задала другой вопрос:

— Эта работа имеет какое-то отношение к моей руке?

На вопрос Нацу, и на взгляд, направленный прямо на него, Касима дал ясный ответ.

— Имеет. Но я не могу сказать ничего больше.

— Ясно, — сказала она снова, перед тем как на пару секунд прикусить нижнюю губу.

Но женщина не опускала головы. Она продолжала смотреть прямо на него и задала еще один вопрос.

— Но дома все останется как прежде, правда?

— Останется. Как и прежде, я продолжу тебе лгать.

Выражение лица Нацу переменилось. С опущенными ресницами она образовала улыбку и опустила голову.

— Прошу, продолжай. И не извиняйся. Не жертвуй собой ради нашей с Харуми жизни.

Перед тем как воспользоваться правой рукой, чтобы вытереть глаз, женщина отпустила вторую руку.

Обеими руками она вытерла свои щёки.

Она прищурилась и сделала один грубый вдох.

— Акио-сан, я не знаю, да?

— Чего не знаешь?

— Я…вышла за тебя замуж, полностью тебя не зная, так что если ты не будешь продолжать лгать, это вызовет проблемы.

Слова Нацу заставили Касиму напрячься.

Увидев это, она подняла голову и произнесла озорным голосом:

— И знаешь, я ведь тоже тебя обманываю.

— Обманываешь?

Ее заплаканное лицо немного улыбнулось.

— Да. О моем детстве, моих шалостях и романтических отношениях в школе, о моих родителях и моих нынешних отношениях с людьми на работе. Я… тоже очень много обманываю.

Из её прищуренных глаз полились слёзы.

— Ты такой обманщик, Акио-сан. Ты Ямато Такэру.

— Это несколько зловеще. Согласно легенде, разве жена Ямато Такэру, Ототатибана-химэ не утопилась, чтобы угомонить шторм?

— Да, но жена обманщика, разумеется, сама будет обманщицей. Она утопилась, но на самом деле этого не хотела. Вот почему история на этом не заканчивается.

— Э?

Вытерев слёзы, Нацу схватила Касиму за руки.

— Ямато Такэру её искал, и обнаружил, что её выкинуло на некоем пляже. Тот пляж именовался Сога, потому что там её вернули к жизни. Этот пляж находится в Тибе, рядом с Токио. — Она перевела дух. — Сога означает «воскресить себя». Это прямо как мы двое, разве нет?

— …

— И после этого Ямато Такэру продолжал работать и умер от изнеможения. Но ни он, ни его жена не умерли от потери их лжи. Мир — это жестокое место. Но не пытайся перетрудиться до смерти.

Нацу подняла голову, и это движение заставило пару слезинок скатиться с уголков её глаз. Затем, она снова улыбнулась.

— Теперь, у меня есть просьба для Великого Бога нашей семьи Касимы и Ямато Такэру.

— Что же это, Ототатибана-химэ нашей семьи и плаксивая жена?

— Ох, батюшки.

Нацу покраснела, но ее выражение лица быстро успокоилось.

— Ты можешь работать, сколько захочешь. Ты можешь лгать, сколько захочешь. Ты можешь ввязаться в ночное перепалки с этим хулиганом Ацутой-саном на его мотоцикле, если захочешь. — Она перевела дух. — Но прошу, всегда возвращайся домой.

У него был только один ответ. Касима едва не произнес «тэстамент», но поймал себя на этом.

— Я обещаю.

Он ее обнял, взял её левую руку и нежно поцеловал.

— Ах.

Она выглядела взволнованной, но поднесла недостающую часть руки к его рту.

На обрубках двух пальцев были небольшие углубления из-за морщин.

Когда он их чмокнул, Нацу тихо засмеялась.

Пока он зализывал её шрамы, она немного содрогнулась и произнесла:

— Для меня это место — включая ложь — и есть правда.

Её вытянутая рука покрылась потом, на вкус напоминающим кровь.