— Это потому, что Микото-кун в свое время тренировался в довольно странном додзё - «Хиба Додзё». Синдзё-кун, ему стоит как-нибудь тебе об этом рассказать. Как и о том, что с ним случилось.
— Наверное, — сказала Синдзё Садаме, опустив руки.
— А где Микото-кун сейчас? — спросил Ооширо у девушки, чьи щеки слегка покраснели.
— Из-за начала школы в этом месяце и из-за занятости в школьном совете, он еще не закончил со своими тренировками. Он сказал, что останется допоздна. …Он на удивление энергичен.
Ее брови слегка опустились, и она глянула на картину на стене.
Ее рот немного приоткрылся, и Синдзе прошептала первую строчку английских слов.
После чего, девушка снова опустила взгляд.
— Похоже, левая рука Саяма-куна почти полностью зажила. Роль Сецу скоро подойдет к концу? Сецу больше не понадобится ему помогать, — голос Синдзё немного притих. — И когда он покинет Саяму-куна, моя ложь будет наполовину завершена.
— Ты действительно хочешь того, чтобы Сецу-кун его оставил?
Синдзё подняла голову, глянула на Ооширо своими черными глазами и улыбнулась.
— Мне кажется, все прошло гладко. Обычно мне… Сецу и мне не позволяли покидать UCAT. Отправиться в школу и оказаться рядом с кем-то, вроде него, было более чем достаточно. — Она кивнула. — Когда Путь Левиафана подойдет к концу, у Саямы-куна не будет причин со мной оставаться. …Когда это случится, мне тоже придется распрощаться с Саямой-куном?
— Ну, — Ооширо сложил руки на груди. — Синдзё-кун. У меня к тебе гипотетический вопрос.
— Хм? Какой, Ооширо-сан?
— Что если Саяма-кун скажет, что хочет остаться с тобой и после Пути Левиафана?
Синдзё на секунду задумалась и зарделась.
— Э-этого никогда не случится. Саяма-кун со мной только для того, чтобы высвободить свою серьёзную сторону, и открыто встретить Путь Левиафана. Я не могу просто так решить, что дело не только в этом. И…
— И?
— Если я все время буду с ним, он раскроет мою ложь. Саяма-кун умен. Это опасно и так, как есть. …Если он раскроет мою ложь, то наверняка начнет меня избегать.
Синдзё слегка обняла собственное тело.
Она вздохнула, словно говоря, что это нечестно.
— Я могу оставаться с Саямой-куном лишь благодаря моей лжи. Вы понимаете, не так ли, Ооширо-сан? Вы и остальные, знающие причину моей лжи, так хорошо обо мне заботились.
После долгой задержки, Ооширо наконец кивнул. Он выдал глубокий вздох и расположился удобнее на диване.
Одновременно с этим, снаружи вестибюля, рядом с административным зданием, послышался звук выхлопа.
Синдзё и Ооширо глянули в громадное окно и увидели огни трех отъезжающих в сторону ИАИ автомобилей.
— Если подумать, Вы даже ночью используете эти грузовики, замаскированные под передвижные киоски. Куда они направляются?
— Ты знаешь о Токийской Лаборатории UCAT в Канда, не так ли? Они исследуют приборы создания Концептуального Пространства и улучшают Бога Войны. Недавно появились попытки взлома, потому мы немного усиливаем охрану.
— Охрану? Это какое-то специальное подразделение?
— Нет, это подразделение разработок. Группа из 2-го Гира сказала, что это хорошая возможность протестировать новый Облаченный Меч. Директор Цукуёми всегда помогает нам с оборудованием, потому я не мог ей отказать.
— Понятно. 2-й Гир хорошо адаптировался к японскому UCAT, и уже полностью натурализован, да? В конце концов, 2-й Гир основывается на японской культуре.
— Да. Их невозможно отличить от обычных японцев. Некоторые из старших иногда проводят занятия по истории 2-го Гира с молодыми, но в остальном они как обычные граждане Лоу-Гира.
— Понятно, — вновь сказала Синдзё, кивнув.
Она глянула в большое окно, показавшее часть ее отражения. Огни машин уже скрылись из виду.
Затем посмотрела на себя в этом окне и с удивлением заметила собственные опущенные ресницы.
Девушка покачала головой своему же отражению.
— Надеюсь, я смогу к себе привыкнуть.
В районе Канда тишина поздней ночи окружала Токийскую Лабораторию UCAT.
В этот час Токио окунается в короткий сон при свете уличных огней.
Но в то же время, парочка шумов вокруг бело-стенного здания нарушала его сон.
Всего тех звуков было три.
Первым являлся шорох ветра сквозь деревья вдоль дороги, вторым оказался пронзительный скрежет металла, и третьим была песня.
С первым, последние следы ветра знаменовали окончание весны, со вторым — лязг мечей означал начало сражения, и третий был всего лишь фальшивым мужским голосом.
— Скажиииии им всем прощаааааааай! Оглушииии их с одного удааааааара!
Пока песня разливалась по воздуху, ветер, похоже, совсем поутих, но звуки мечей ни на секунду не прекращались.
Голос и шум исходили от пространства меж зданий, расположенных отдельно от Токийской Лаборатории UCAT.
Песня раздавалась из тени.
Эта тень пела, выписывая кренделя по деловой улице, без каких-либо жилых домов.
Несколько других теней ринулись на первую. Они достигли её, но были тут же отброшены.
— Они прольюуууут немного слееееез! Скажи прощаааааай три раза топнуууув!
Тень, бегущая вперед, продолжала сопротивляться.
Не замедляясь, она пересекла дорогу, петляла между деревьями и срезала между
зданиями.
После семи серьёзных столкновений семь других теней рухнули, и песнопение подошло к концу.
Едва тень закончила пение, она умчалась с переулка и вернулась на улицу.
Она остановилась под уличным фонарем.
Свет озарил молодого человека, одетого в белый боевой плащ UCAT.
У него были короткие, выкрашенные в белые волосы, стройные плечи, и тонкие ясные глаза.
— Я не могу так продолжать. Просто не могу. У меня даже закончились энка песни. …Мне нужно больше топлива.
На этих словах он потянулся правой рукой к плечу. Он носил черную перчатку, чтобы меч не скользил в его ладони. На поверхности белого покрытия меча находилась черная пометка «7STAR».
Он небрежно сжал меч между правым плечом и шеей, дабы обеими руками порыться в своих карманах.
Как раз тогда от его шеи прозвучал голос на фоне помех.
— Ацута. Я не получаю никаких данных от Облаченного Меча. Чем ты там занимаешься?
Голос шел от небольшого коммуникатора. Молодой человек по имени Ацута нахмурился.
— Я остановился на нико перерыв.
— Нико перерыв?
— Это значит курево, Касима. Ну, типа никотин и все такое? По мне это звучит позитивнее, чем звать его перекуром5.
— Я проигнорирую большую часть, но никаких перекуров на работе. Ради твоего же здравия, возьми одну из никотиновых жвачек из коробки, что я тебе дал. Это сделает некоторых людей счастливыми. Особенно меня.
— Ага, ты бросил курить, едва родилась твоя малая. Но с чего ты вдруг ко мне в доктора навязался? Лучше топай сюда и зацени мою битву и сольное выступление. Не сомневаюсь, оно тебя растрогает.
— Растрогает, хм? Мы так говорим, когда что-то наполняет нас чувством. Вопрос в том, каким именно чувством ты собираешься меня наполнить.
— Давай же, придурок. Это в сто крат нормальнее, чем втыкать на фотки твоей женушки и дитяти.
— Втыкать? Ты ничего не понимаешь. Я ими любуюсь.
— Это один хрен, придурошный папаша.
— Ха-ха-ха. Спасибо за комплимент, Ацута. Что более важно, мне нужно с тобой кое-что обсудить, потому сопроводи меня в поездке домой на поезде.
— Что ты там хочешь обсудить?
— Путь Левиафана. Надзиратель Ооширо отправился аж сюда, чтобы лично принести мне документы. Похоже, Директор Цукуёми передает мне все полномочия. Честно говоря, я не знаю, что делать.
— Ну да, ты растерял всю свою напористость восемь лет назад.
Ацута решил не обращать внимания на Касиму.
5
Нико – японское звукоподражание слову «улыбка».