Внезапно загудел итэликанский колокол, его глубокий, звучный звон разлетелся с колокольни по всему городку. Он еще не затих, а почти все в столовой выстроились вдоль северной стены, сервировочная стойка оказалась заставлена подносами, полными сэндвичей и куриных крылышек, тарелок с супом и пастой и стаканов с молоком и соком. Джек и те, кто также не успел среагировать — видимо, тоже первокурсники — направились в конец очереди.

— Джек! — На середине очереди обнаружился махавший ему рукой Айзери. — Иди сюда, я занял за тебя. — Парень, стоявший за Айзери, что-то пробурчал — Джек не разобрал слов, но Айзери развернулся и смерил того тяжелым взглядом. Мгновение спустя Айзери уже снова повернулся к Джеку и впихнул его перед собой. Парень за ними промолчал. — Так ты познакомился с соседом? — спросил Айзери.

Джек застонал:

— По сравнению с ним Чариас — просто солнечный лучик. Когда я вошел, он… А вон и он, кстати… Какого хрена? — Майка шел через зал, а рядом с ним, с разбитой губой и синяком на лице, шагал Акитра, он что-то говорил и ухмылялся, а Майка, не высовывая рук из карманов, не обращал на него внимания.

— Фэйри? — спросил Айзери. — Который из них? Потому что, по-моему, высокий — это айнаван.

— Угу, — подтвердил Джек, следя, как они идут мимо к концу очереди. — Мой сосед — тот, что с белыми волосами.

— Да, сразу видно, что душа компании, — заметил Айзери и шутливо пихнул Джека в спину. — Может, уговорим его поменяться со мной?

— Было бы здорово, — рассмеялся Джек. — Сам попросишь? — Айзери передернулся. — Я так и понял. — Джек глянул в конец стойки на Майку, который стоял, прислонившись к стене и уставившись в пол, в то время как Акитра продолжал болтать. — Какого черта они делают вместе?

— Кто?

— Эти двое. Меньше часа назад они готовы были друг другу горло перегрызть.

Айзери пожал плечами.

— Многие фэйри такие. Они предпочитают подобные союзы дружбе, и если ты один из них, то следуешь политике «прости и забудь». А если нет, то лучше смотри в оба — мало кто бывает мстительнее фэйри.

— Но ты не такой, как я понимаю? — спросил Джек, переступив на полшага вперед — очередь наконец-то начала двигаться.

— Я фей, — напомнил ему Айзери. — У фей свои нормы поведения. Например, мы куда лояльнее относимся к другим видам. — Он ухмыльнулся Джеку. — А еще мы не умеем долго таить злобу. Перейдешь дорогу фею, и тебе в кровать подкинут что-нибудь склизкое и холодное, тем и отделаешься. Ненависть требует слишком много сил.

— Я запомню, — усмехнулся Джек. Очередь продолжала медленно ползти вперед, вкусные запахи с кухни дразнили его пустой желудок. Он оглянулся. — Ты что будешь?

— Не знаю, — пожал плечами Айзери. — Решу, когда… — Его перебил внезапный взрыв улюлюканья и свиста с дальнего конца зала.

Джек оглянулся и вскинул брови, увидев, кто идет по проходу между столами. Серая кожа, длинные ноги в бирюзовых чулках и на высоких шпильках, короткая юбка из белой джинсы, какая-то неуместная на узких квадратных бедрах, как и бирюзовый лифчик с прозрачно-белой безрукавкой на почти плоской груди. Явно из фей, объект всеобщего внимания продефилировал вдоль очереди — бирюзовые с серебристыми и золотыми прожилками волосы до пояса, светло-аквамариновые глаза, густо подведенные темным сине-зеленым карандашом, и губы ярко-красного цвета.

— Я думал, этот университет только для парней, — заметил Джек, возвращаясь взглядом к Айзери. — Айзери? — Того за ним не оказалось.

— Тшш, я тут. — Джек повернулся и увидел, что серебристоволосый фей прячется между ним и стеной.

— Что ты…

— Я знаю этого парня, — сказал тот, высунувшись из-за плеча Джека, прежде чем снова встать в очередь. — Ходили с ним в одну школу. Он довольно милый, не пойми меня неправильно, но он не понимает, что такое личное пространство. Он… какой-то липкий, к тому же не мой тип. Я люблю, чтобы у девушек было все на месте, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, — согласился Джек. — Так у тебя есть девушка?

Айзери пренебрежительно хмыкнул:

— Ты правда думаешь, что найдется такая, что станет встречаться с фэйри погоды, который не умеет с этой погодой управляться?

— Да ладно, — отмахнулся Джек. — Разве это так важно?

— Ты удивишься, — ответил Айзери, опустив плечи. — Статус фэйри в обществе определяется не землями, не образованием, не деньгами и не цветом кожи, а нашими крыльями — они как визуальное изображение нашей волшебной силы. Фэйри, который не может заставить свои крылья проявиться, все равно что человек. Без обид.

— Договорились, — кивнул Джек. — А твои крылья?..

— О, я не калека, если ты об этом, — пояснил Айзери. — Они просто… — Он замолчал и покачал головой. — Я как-нибудь тебе покажу. Это сложно объяснить. А что насчет тебя? Есть девушка? Или… парень?

Джек рассмеялся:

— В данный момент нет, хотя были и те, и другие. С последним мы расстались несколько месяцев назад, и я решил, что отношения на расстоянии все равно не по мне. К тому же, начать учебу в университете с чистого листа — это ведь неплохо, а? — Он ухмыльнулся.

— Наверное, — согласился Айзери, хмуро кивнув. — Если бы у тебя дома кто-то остался, а в эти двери сейчас вошла бы твоя истинная любовь, что бы ты делал? — Оба в ожидании уставились через весь зал на вход в столовую.

— Может, мне суждено быть одному, — предположил Джек. — Какой-то мудрый фэйри как-то сказал «Терпение —…», нет, открываются. — Джек застонал, потому что в дверях появился Чариас, его светлые волосы были заплетены в косу, на лице застыло привычно хмурое выражение.

Айзери расхохотался:

— Видишь, я был прав — нам нужно поменяться. Как еще ты собираешься покорять акулье сердце?

— У акул их нет, — сказал Джек, наблюдая за Чариасом. — Они сочли сердца слишком тяжелым бременем и скинули их в пропасть… — Он вдруг понял, что Айзери смотрит на него растерянно. — Извини, — смутился он, слегка покраснев. — Это просто история, которую бабушка рассказывала нам с сестрой.

— В самом деле? Я люблю истории, — улыбнулся Айзери, явно ожидая продолжения.

Джек вздохнул:

— Ну, после того как акулы выбросили свои сердца, Маэле, человеческий бог жизни и любви, оскорбился за то, что его величайший дар оказался отвергнут, поэтому его сестра, Шиин, богиня смерти и разрушения, поклялась, что ни одна акула без сердца не получит ее величайший дар — смерть. Акулы ничуть не расстроились… поначалу, но со временем они старели и калечились, становясь слишком слабыми и увечными, чтобы плавать, и тогда они погружались в глубину, на темное морское дно, и их агония длилась вечно.

— Ваша бабушка хотела, чтобы вам снились кошмары? — спросил Айзери с кривой ухмылкой.

Джек пожал плечами и продолжил:

— В общем, через какое-то время Маэле стало жаль акул, и он решил, если хотя бы одна из них примет новое сердце, попросить Шиин позволить страдающим умереть. Однако сердце, которое он предлагал, было непростым, а великим и ужасным творением, дарующим владельцу истинное бессмертие ценой того, что его эмоции обострялись тем сильнее, чем больше становилось в море акул. Ненависть в тысячу раз чернее, горе в десять тысяч раз безнадежнее, любовь в миллион раз глубже, чем сумеет выдержать хоть одно живое существо.

— Нехило, — прошептал Айзери. — И что, кто-то из них его принял?

— Поначалу нет, — сказал Джек, сдерживая улыбку — фей ловил каждое его слово, широко распахнув завораживающие синие глаза. — У них ведь не было сердец, и ни одна из них не желала давать другим то, в чем ей будет всегда отказано. Наконец один из акул подплыл к Маэле и взял его подарок. После Маэле спросил его почему, и акула ответил, что боится смерти, что видел, как темнота заволакивает глаза его добычи, чувствовал, как жизнь покидает их тела, и ему плевать, даже если придется отправить в холодную пропасть всех остальных акул, он хочет быть бессмертным.

— Эгоистичный мудак, — заметил Айзери.

— О, он свое получит, не волнуйся, — ответил Джек. — Шли годы, море было милостиво к акулам, и их число росло, как и сила бессмертного сердца того акулы. И так уж вышло, что он влюбился. Из всех морских созданий в самку голубого кита. Первое время она его боялась. Акулы часто убивали и ели китов, но он был настойчив и заслужил ее доверие… и любовь.

— О-о, — сказал Айзери, — по-моему, я понимаю, к чему все идет.

Джек кивнул:

— Однажды на кита напали и убили, и сердце акулы преисполнилось такой боли, что он стал желать смерти. Он даже искал ее. И не раз. Он бросался на острые коралловые рифы, плавал над подводными вулканами, извергающими воду во много раз горячее кипятка, он выкидывался на берег, позволяя песку забиваться в жабры, а солнцу обжигать его кожу, но он был бессмертным в самом прямом смысле этого слова. Он не мог умереть. Поэтому он сделал единственное, что могло облегчить боль в его сердце — начал убивать других акул.

— Потому что из-за них его эмоции усиливались, — кивнул Айзери. — А что сделали другие акулы?

— А что они могли сделать? — спросил Джек. — Как остановить пятидесятифутовую[1] бессмертную машину для убийств, у которой разбито сердце?

— Что ты сказал?

Вздрогнув от звука низкого монотонного голоса, Джек обернулся и увидел всего в нескольких футах от себя Чариаса. Джек нахмурился.

— Я говорил не с тобой, — пояснил он и уже начал поворачиваться обратно к Айзери, но большая сильная рука ухватила его за плечо и выдернула из очереди. Пустые безжизненные черные глаза — акульи глаза — буравили его, мрачный веракула угрожающе навис над ним, и сердце Джека бешено застучало.

— Что ты сказал? — повторил Чариас сквозь зубы. — Ты назвал меня машиной для убийств?

— Нет, — покачал головой Джек. — Я п-просто рассказывал ему ист-торию.

— Какие-то проблемы, мистер Чариас? — Акула застыл и, выпустив руку Джека, отступил на шаг, потому что к ним, засунув руки в карманы серых слаксов, подошел профессор Дарк. Никто не назвал бы его фигуру внушительной — худой и усталый, с седеющими волосами и в очках, наверное, по возрасту он годился Джеку в дедушки, — но его появление мгновенно заставило Чариаса отстать.