Поиск
XXIV. «Ночь и дождь за окном, и я у двери оставил…»
Ночь и дождь за окном, и я у двери оставил
Мокрую обувь и плащ; спички нашарил впотьмах,
Лампу скорей засветил – и узор занавески знакомый,
Полузакрывшей окно, выступил ярко на свет;
Мухи вокруг зажужжали, и дождь за окошком лепечет;
Я же невинно пишу в старой тетради моей
И о шумящем дожде, и о мухах жужжащих – и разве
Так уж блажен мой покой, чтоб о дожде мне грустить?
XXV. «Молвил однажды Катулл: не видим сами мы торбы…»
Молвил однажды Катулл: не видим сами мы торбы,
Что за спиною у нас. Торба моя – тяжела;
Что в ней за ноша – не знаю, во многом грешный; но боги
Да не завидуют мне Цезий, Суффен и Аквин!
Если ж прогневал вас этой мольбой, простите, благие:
Чудятся мне за спиной всё эпиграммы мои.
XXVI. «Вот из Парижа письмо, а вот – из Швальбаха. Други!..»
Вот из Парижа письмо, а вот – из Швальбаха. Други!
С яркой палитрой один, с лирою звонкой другой.
Рад я внимать повторенные сладостной дружбы обеты,
В милой уездной глуши письмами вдвое счастлив;
Рад – и еще возвышаюсь душой в чистоте угрызений:
Скольким недальним друзьям, вечно с пером – не пишу!
XXVII. «Лесбии нет в эпиграммах моих; или только мечтою…»
Лесбии нет в эпиграммах моих; или только мечтою,
Словно пустынник во сне, женственный образ ловлю.
Вот отчего эти строки одна на другую похожи:
Тщетно уюта искать – там, где живет холостяк.
XXVIII. «Если, усталый, ты хочешь пожить и подумать спокойно…»
Если, усталый, ты хочешь пожить и подумать спокойно,
Если не прочь, уступив слабости милой, писать, –
В домике сельском, где ты – в радушном уединенье,
Кстати услуги тебе глухонемого слуги.
Изредка входит старик, издающий странные звуки,
Быстрый в движеньях живых, и, улыбаясь тебе,
Грустными смотрит глазами и свой разговор начинает
В знаках – житейски простой и торопливый всегда.
Ты, – не поймешь ли, поймешь, – а порой одинаково чуешь
Некий таинственный мир ясности и тишины.
XXIX. «Был я доволен поездкой недальней; здесь же, вернувшись…»
Был я доволен поездкой недальней; здесь же, вернувшись,
Чувствую, право, себя — словно бы дома опять.
Всё же – еще затеваю свидание с милыми сердцу;
Снова сюда возвращусь, – буду ли радостен вновь?
Кажется, так хорошо, что и там, и здесь-то я дома;
Пусть же я дома – везде. Так ли уж всё хорошо?
XXX. «Кажется, вдруг своротил на элегию я с эпиграммы?..»
Кажется, вдруг своротил на элегию я с эпиграммы?
Будь эпиграммой она самою злой – на меня.
XXXI. «Пусть – я подумал сейчас – на дневник, хоть случайный, похожи…»
Пусть – я подумал сейчас – на дневник, хоть случайный, похожи
Вы, эпиграммы мои, как и другие стихи;
Все, на него не похожие, только тогда и прекрасны,
Ежели в стройной красе кроется тот же дневник.
Так я думал всегда; но еще прибавлял неизменно:
В строгом порядке держи лирики тайный дневник.
XXXII. «Ты, кто сейчас на балконе, в том доме дальном и милом…»
Ты, кто сейчас на балконе, в том доме дальном и милом,
Где я когда-то любил, детским томленьем страдал, –
Ты, кто любуешься звездной торжественной, тихою ночью, –
Музыку слышишь ли ты? Слышишь простые слова?
День незабвенный и вечер второго августа! Сердце
Их сохранило и вот – их годовщиною чтит.
Помню: сегодня исполнилось двадцать лет незаметных,
Как я когда-то любил, как я когда-то страдал.
Если б родимою ночью не ты, а я любовался, –
Понял бы музыку я, понял — простые слова.
XXXIII. «Вечное счастье – минуту цветет; отцвело – и навеки…»
Вечное счастье – минуту цветет; отцвело – и навеки
Память о нем сохранишь благоуханной душой.
XXXIV. «Волга спокойно синеет внизу, загибаясь излукой…»
Волга спокойно синеет внизу, загибаясь излукой,
Узкая, странная здесь именем пышным своим.
Тут молодыми лубками и темными соснами берег
Зелен – и свежей травой – в разнообразной красе;
Там – желтоватая белая отмель, нива и роща
И надо всем – облака в бледной дали голубой.
Я же сижу – и книга в руках – и думаю, будто
Можно над Волгой читать, радостно глядя кругом.
XXXV. «Радостно ветер шумит над рекою в соснах и елях…»
Радостно ветер шумит над рекою в соснах и елях,
Птичка какая-то вдруг, близкая, нежно пищит,
Я ж оглянусь на белеющий в зелени дом – и невольно,
В прошлом привычной мечтой, образы вижу людей,
Живших когда-то; меж ними – поэт, хозяин, мечтатель:
Он и гвардейцем служил, он и сатиры писал,
Драмы, элегии; он же и лен обрабатывал славно;
Он же сигарный завод в дедовском доме завел;
Правил лихие пиры, угощая званых – незваных.
В доме, в столовой – его, с дедами рядом, портрет.
Сам же, добрый поэт и старый барин, спокойно
Между родимых гробов спит за церковной стеной;
Радостно ветер шумит над рекою в соснах и елях.
Птичка какая-то вдруг, близкая, нежно пищит.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: