А может, он сам подсказал шведам эту замечательную мысль? Хотя никаких доказательств на сей счет не существует, кое-кто из знаменитых историков склоняется к такому объяснению как к наиболее правдоподобному.

Между тем в Швеции произошло следующее: весной 1809 года был низложен Густав IV Адольф, всеми возможными способами продемонстрировавший свою некомпетентность и неумение оценивать ситуацию. Новым королем провозгласили дядю смещенного, Карла XIII, про которого даже доброжелатели могли сказать лишь, что он, конечно, не такой аргумент против наследственной королевской власти, как его племянник… однако вряд ли намного лучше. Карл XIII был слабоволен, высокомерен, бестолков и не слишком даровит, а в довершение всего начал впадать в маразм. Законных наследников он не имел.

Преемником, как ни странно, избрали добродушного датчанина, но весной 1810 года с ним случился удар, от чего он упал с коня и умер. Это вызвало беспокойство, и по стране распространился слух, будто датчанина отравили, что повлекло за собой смерть обер-гофмаршала Акселя фон Ферзена, которого растерзала толпа при крайне неприятных обстоятельствах, чего в Швеции прежде почти не бывало.

Главным кандидатом на пост престолонаследника стал теперь другой датский принц, и Карл XIII принялся слать Наполеону подобострастные письма, дабы удостовериться, что тот не воспримет такое развитие событий в штыки (!). Нарочным для доставки одного из писем избрали пехотного лейтенанта Карла Отто Мёрнера, который впоследствии объяснял, что его преследовала мысль взять у России реванш за потерю Финляндии, случившуюся годом раньше, а также за прочие неудачи во время на редкость нелепых шведских войн против России, имевших место в XVIII веке, уже после грандиозной катастрофы Карла XII.

Вот почему Мёрнер считал, что опытный полководец из окружения Наполеона лучше всех подойдет на место шведского короля. Он сам спрашивал французских генералов, кого они полагают предпочтительнее. Бернадот приходил в голову не сразу, но имел определенные преимущества: во-первых, он не числился на службе и был свободен, во-вторых, ему на руку играла молва, распространившаяся среди шведских офицеров, которые были его военнопленными и с которыми он обращался весьма хорошо.

Когда Мёрнер, более или менее на собственный страх и риск, совершил паломничество к Бернадоту, тот, как ни странно, выслушал юного сорвиголову, хотя и усомнился в реальности предложения, поступившего от простого лейтенанта. Однако на следующий день перед ним предстал шведский генерал Вреде, который находился в Париже в качестве посла, и отчасти подтвердил сделанное предложение: послы чисто рефлекторно поддерживают всё, что кажется им улучшающим отношения между своей родиной и страной, где они находятся в данное время. Бернадот постарался выяснить, как отнесется к такому развитию событий Наполеон. Тот отнесся подозрительно и дал понять, что только что одобрил как наследника шведского престола датского принца Фредерика Кристиана. С другой стороны, Наполеон, наподобие мафиозного крестного отца, уже пристроил ближайших родственников на теплые местечки в Европе, посадив их на королевские троны, и его вполне устраивал свойственник в роли короля Швеции.

В Швеции же пока слыхом не слыхали о своей удаче. Вернувшийся на родину Мёрнер угодил под домашний арест, поскольку главнокомандующий остался недоволен странной инициативой подчиненного, предложившего шведскую корону французскому маршалу, который даже не был протестантского вероисповедания. Однако другие высокопоставленные лица, вроде министра иностранных дел фон Энгестрёма и гофканцлера фон Веттерстедта, сочли сию идею небезынтересной. Риксдаг, созванный в Эребру в середине лета, чтобы избрать шведским королем датского принца, через три недели избрал наследником престола бывшего сержанта французской армии.

Ах да, у Бернадота был княжеский титул, поскольку Наполеон даровал ему титул «князя Понтекорво» (по названию небольшого итальянского поместья). Он почти никогда не пользовался этим титулом, но в гербе династии мост с тремя дугообразными арками и двумя башнями (на левом поле) остался в память о Понтекорво (это название означает «горбатый мост»). Строго говоря, королей, правивших в Швеции с 1818 года, следует считать не Бернадотами (людьми недворянского происхождения), а представителями «династии Понтекорво». Однако последнее наименование, по понятным причинам, в Швеции так и не закрепилось.

В прежние времена заседания риксдага нередко проходили в провинциальных городах (например, знаменитые заседания в Арбуге и Евле). На сей раз местом проведения избрали Эребру, поскольку организаторы боялись беспорядков, которые могла учинить стокгольмская чернь, — у всех была еще свежа память об убийстве Ферзена. Занятно, что вокруг Бернадота развернулась агитационная кампания, где в ход пошли его портреты, похвалы и посулы. Разумеется, решающую роль в кампании сыграло то, что Жан Батист Бернадот, несомненно, был человеком сильным и энергичным, тогда как датский принц означенными достоинствами не обладал; помимо всего прочего, риксдаг рассчитывал, что теперь, при поддержке Наполеона, Швеции удастся отвоевать утраченную Финляндию. Сомневающихся уговорили, пообещав им, что маршал с его богатствами поставит на ноги расшатанную шведскую экономику: в ту пору личного состояния высокопоставленного французского военного вполне бы хватило на покрытие государственного долга Швеции. (Сей факт французским военным следовало бы выдвигать в качестве аргумента на переговорах о восстановлении прежнего уровня жалованья.)

Ни одной из надежд не суждено было осуществиться — это касается и поддержки со стороны Наполеона, и отвоевания Финляндии, и вложения средств кронпринца в шведские финансы. Однако и того, что Швеция получила, оказалось достаточно: оздоровлению шведской экономики способствовали, в частности, хозяйственный нюх Жана Батиста и его опыт распутывания армейских счетов.

Жан Батист Бернадот стал престолонаследником и в знак уважения к усыновившему его Карлу XIII прибавил к своему имени французское Шарль. Правящий монарх был очарован речистым военачальником, который пользовался в Швеции таким успехом, что привел в восторг даже несчастную вдову Густава III. Очень скоро Шарль Жан был преобразован на шведский манер в Карла Юхана. Духовенство, с тревогой думавшее о том, как справиться со сложной задачей привития кронпринцу протестантизма, обнаружило, что тот уже неплохо подкован и по этому предмету, а также давно прикипел душой к Аугсбургскому исповеданию.

Восемь лет Карл Юхан считался престолонаследником. Он не только не заручился поддержкой Наполеона в борьбе за отвоевание у России Финляндии, но, свободный от многовекового заблуждения шведов, сказал себе, что сражаться с весьма сильным в тот период Российским государством бессмысленно. Он также отчетливо понимал, какая судьба ожидает честолюбивые планы Наполеона. В конце августа рокового 1812 года, когда наполеоновская Великая Армия уже пересекла российскую границу, Карл Юхан имел встречу с царем Александром I. Свидание состоялось в Або[8] (городе, который находился под юрисдикцией России). Александр I проникся доверием к Карлу Юхану и какое-то время подумывал о том, чтобы назначить его главнокомандующим российской армией, не говоря о других планах, которые он лелеял в отношении своего новообретенного франко-шведского друга. В небольшом абоском доме, в котором они встретились и который сохранился до сих пор, внешнеполитический курс Швеции был повернут на сто восемьдесят градусов и приняты новые внешнеполитические установки, действующие до сих пор, — к несказанной радости шведов и в качестве освобождения России от хотя бы одной из многочисленных проблем, какие сами правители этой страны нередко создавали вдоль ее протяженных границ.

Как наследник шведского престола Бернадот тотчас стал главнокомандующим и автоматически приобрел звание генералиссимуса. С годами это звание делалось все более редким, и в XX веке его носили лишь Чан Кайши, Франсиско Франко и Сталин — не приходится удивляться, что оно снискало дурную славу. Карл Юхан начал играть важную роль в коалиции против Наполеона, причем его гасконская гордость от этого отнюдь не пострадала. Одно время казалось, будто он обижен на товарищей по оружию, но его сотрудничество ценилось ими столь высоко, что, посовещавшись, русский царь, австрийский император и прусский король независимо друг от друга спешно отрядили курьеров с высочайшими военными наградами своих стран, дабы умаслить несговорчивого шведского наследника из По. Ход был грубый, и Карл Юхан, вероятно, украдкой усмехнулся, — однако он сработал.