— Какую еще Тоню? — проревел он. — Где owe?
Но я уже видел, что это имя ему известно.
— Я имею в виду девушку, — сказал я невозмутимо, — которую ваш симпатичный коллега продал мне на улице прошлой весной за весьма крупную сумму. Вы спрашиваете о ней?
Готов присягнуть, что в его лице выразилось непритворное страдание. Как писали старые литераторы (в том числе и Шиллер), глаза его сверкнули.
— Этот гад, точно, давно этим промышляет, — буркнул он как бы про себя, стороной глянув на своего сообщника. Тот вдруг вышел из-за моей спины, поглядел мне в лицо и, клянусь Богом, покраснел. Да, в Голливуде так не бывает.
— Ну хорошо, — сказал Моор. — Что вы знаете о Тоне?
— Дайте-ка мне сесть, — сказал я. — У меня прострелено плечо, и я не нуждаюсь в тычках в спину.
Реньеровский франт придвинул мне стул. Я сел, расстегнув плащ, и положил дипломат себе на колени.
— Так вот, — сказал я размеренно и взвешивая слова, — насколько мне известно, полгода назад Тоня уехала из страны навсегда со своим мужем в Штаты.
Моор подскочил и, что называется, спал с лица: теперь уж он точно был похож на своего литературного тезку.
— С мужем? — сдавленно повторил он. — С мужем?!
— Именно с ним, — сказал я твердо. — Для вас это, кажется, новость. Но могу также сообщить, хоть и не знаю точных сроков, что замужем она была много лет.
Он вдруг заходил по комнате, цепко уминая пальцами левой руки кулак правой.
— Так, — сказал он, смиряя себя. — Так. А сколько именно лет?
— Я же сказал — не знаю. Но, по всему судя, лет пять-шесть.
Я видел, ему это нужно было пережить. Однако у меня, как понятно, были еще и свои планы.
— С другой стороны, — продолжал я как ни в чем не бывало, — мои сведения о ней крайне скудны. Так уж получилось. Должно быть, вы — или, может быть, вы (отнесся я к франту) — знаете то, что неизвестно мне. И я бы вам был очень признателен за любую информацию, которая…
Как я и ждал, длинноволосый разбойник прервал меня.
— Стоп, — сказал он. — Стоп. (Он, верно, любил повторяться.) Здесь спрашиваем мы. (Еще один глупый штамп.) Собственно говоря, нам здесь нужна не Тоня.
— Не Тоня? — повторил я как мог натуральней. — А кто?
В лице его явилось ехидство.
— А та, к которой вы пришли.
Все же он говорил мне «вы». Если уж быть объективным, он выглядел не так уж худо: вполне, так сказать, интеллигентный, хоть и сильно уставший — это было видно — головорез…
Даже жаль его: сейчас я его обману (я уже все придумал), а ему от этого, наверное, не поздоровится. Но что ж делать?
— Стоп, — тоже сказал я. — Тут недоразумение. Я пришел… — тут я открыл дипломат —… к Балашову Виктору Михайловичу. Ибо это его квартира.
— К Балашову? — переспросил Моор. — Вы хотите сказать — к Балашовой.
— Я хочу сказать то, что я сказал. Мне нужен Виктор Михайлович, причем — прошу это иметь в виду — я с ним даже еще не знаком.
— Что вы городите?
— Очень просто. — Я вдруг подумал, что им сейчас, как когда-то мне, доведется пережить мистерию моей судьбы, правда, в игровом варианте. — Вчера я купил в букинистическом книгу. Я сам переводчик. Маргиналии в ней оказались крайне интересны. Сегодня я зашел в магазин и узнал, что книгу сдал — правда, давно — некто Балашов. Мне дали этот адрес. И вот я здесь.
Легко и приятно говорить правду, как заметил известный литературный персонаж.
— Вы лжете, — сказал Моор. И тут я его добил.
— Потрудитесь взглянуть, — сказал я, доставая из дипломата Гёльдерлина. Это и был тот сюрприз, который я готовил Насте. Что ж, теперь его принял ее враг, от чего, кстати, сюрприз не перестал быть сюрпризом. По тому, как он взял его в руки, я убедился еще раз, что он не просто бандит. Склонясь к свече — тени очертили на миг его лицо, — он задумчиво перелистал страницы.
— Это действительно раритет, — сказал он затем, возвращая мне книгу.
— В особенности если пометки — Я.Г.
— И вы хотите меня уверить, что, гм, это единственная цель вашего визита? Что, зная Тоню, вы не знали адреса ее лучшей подружки?
— Лучшей подружки?! — вскричал я. — Да вы что! Я даже не знал, что у нее есть подружка!
Как видно, остатки былого изумления еще хранились с прошлой весны где-то во мне. Ручаюсь, сам Станиславский поверил бы моему вскрику. Моор был сражен. Он тяжело сел на стул и задумался.
— Выходит, вы не знаете, — сказал он.
— Я уже сказал вам, — ответил я, — мне вообще мало известно о Тоне. И если бы вы…
Он опять поднял руку.
— Так, на это плевать. Я хочу знать, что мне с вами делать.
— Что ж, могу лишь заметить, что в качестве жертвы я плохой экземпляр: я гражданин Соединенных Штатов.
Он тяжело посмотрел на меня.
— Это что еще? — спросил он.
— Это правда, — ответил я, пожав плечом. — Я улетаю отсюда послезавтра. Причем, заметьте, рассчитываю попасть в Америку не так, как Свидригайлов.
— Вы рассчитываете найти Тоню? — спросил он быстро.
— Отнюдь нет. В мои планы это не входит.
— А, все равно, — проговорил он с каким-то отчаянием. — Увидите — передайте привет.
— Вот как? А она поймет, о ком речь?
Он усмехнулся.
— Поймет. А теперь вот что: уходите отсюда и больше не попадайтесь… мне на глаза. Если честно, мне все время хочется вас убить.
— Что же, — сказал я, вставая. — Это веский резон последовать вашему совету. Я только не понял: я должен поклясться, что не стану звонить в милицию — прямо снизу, из автомата? Или как?
Моор и франтик вдруг хором захохотали.
— В милицию? Сколько угодно, — сказал Моор. — А он и впрямь ничего не знает, — прибавил он мрачно. — Ладно, пока.
Он махнул рукой. И словно по его сигналу часы сыграли гавот, а потом Сильвестр II тяжко ударил семь раз.
В прихожей я подобрал шляпу и вышел в дверь. Аккорд замков гулко прозвучал мне вслед. Что-то было нужно делать. Что-то было нужно немедленно делать, но я никак не мог сообразить, что. Милиция, видимо, отпадала. Предупредить Настю? Но как? Где она? «Найдешь меня, если захочешь». Но ведь я хотел!
Сперва я позвонил внуку Я.Г. Он в последний раз видел нас вместе. Так. Вот телефон Ч***. Молчит. Не подходит. Бог с ним. Записку в ящик? Тот же Моор и возьмет. Просто подкараулить в парадном? Глупо. Где гарантия, что Настя явится? И ведь я даже не знаю, в чем дело, Моор прав. Что я вообще знаю? Глупая суета спасителя еще неизвестно как обернется для спасаемой. Что, если я спутаю ей карты? «…если захочешь». С математикой у нее всегда было хорошо. Уж как-нибудь да проскочит в кругу рассчитанных светил. Или нет? Ага! Вот. Эврика! Только не нужно спешить. Это ни к чему сейчас. Сейчас это ни к чему.
Я уже опять был на остановке. Но теперь честно доехал до церкви Феодосия и быстро спустился вдоль доходных домов к старой звоннице. Ее так и не починили. Была полная тьма, внутри и подавно, я щелкнул зажигалкой, оступился, чуть не упал и затем рассмотрел руины лестницы. Фломастер, однако, справился с буграми стен. Пока огонь жег мне пальцы, я быстро вывел правой рукой свое имя и стрелку вверх. Потом в полной тьме полез под потолок. Я был уверен, что сверну себе шею, но после первой площадки ступени сделались крепче. Наверху было так же пусто, как летом, и никаких надписей по стенам. Ну, это мы сейчас исправим. «Милая, в твоей квартире засада. Один длинный, косматый, другой засаленный франт. Боюсь, намерения их серьезны. Твой ***. Дата, время». Пальцы не в счет (всё же обжег). Зато спокойно выкурил потом сигаретку, а когда кинул окурок вниз, то разглядел на полу другой: он закатился в одну из тех самых щелей, которые Настя использовала бесцеремонно. На нем был след помады — знакомой, как поспешил я уверить себя. К тому же он был довольно свеж. Жаль, у меня не нашлось в кармане лупы для дактилоскопического анализа. Я же не сыщик, чорт! Зато спускаться вниз, как заметил тот же Шерлок Холмс, куда трудней, чем подыматься. Однако я сделал все, что мог — и для нее, и для себя. По крайней мере, опять не свернул себе шею. А был ли от этого толк — теперь вряд ли возможно выяснить. Впрочем, это всегда так.