Представив эту картину, я затаила дыхание, но сосредоточилась на том, чтобы никак не реагировать, не показывать мистеру Ласку, насколько встревожили меня его слова.
— Вы ему не поверили? — мягко спросила я, как бы меняя тему.
— В тот раз — нет. — Казалось, отец Кэмерона сожалеет о том времени. — Но его мать все знала и пыталась убедить меня в его правоте. Однако слишком сложно было такое переварить.
— Он очень силен, — вмешался наконец Глюк и сморщился, будто от отвращения. — Это часть его дара?
Если мистер Ласк и заметил выражение лица Глюка, то вида не подал.
— Наверное, — пожал он одним плечом. — Точно не знаю. Но мой сын практически несокрушимый. Всегда таким был. Его мама говорила, что это наш маленький секрет. Она боялась, что узнав обо всем, люди начнут задавать вопросы и, возможно, даже отнимут его у нас.
— Вы не знаете, где он может сейчас быть? — спросила Брук.
Мистер Ласк покачал головой:
— Не имею ни малейшего понятия.
***
— А у вас как дела? — спросил Глюк как ни в чем не бывало. Даже брови приподнял, словно вчера вечером не пыхтел от злости всю обратную дорогу после визита к отцу Кэмерона.
Я бросила учебники на парту, прямо сейчас решив отложить запланированный допрос. У нас и так забот полон рот. Ни к чему подливать масла Глюку в огонь. Пусть в нашей жизни царит полный хаос, но уроки начинаются ровно в восемь утра. Несмотря на смягчающие, так сказать, обстоятельства, школа просто-напросто не желает менять свой неустанный график.
Вдобавок ночью мне опять приснился сон, который тревожит меня уже не впервые. Я глотаю что-то темное, а оно пытается сбежать и в процессе раздирает меня на части. Как всегда, когда мне снится этот сон, я проснулась, мокрая от пота и тяжело дыша. А потом до утра ворочалась в постели, снова и снова гадая, где же Джаред, и все ли с ним в порядке.
Имея за плечами три несчастных часа сна, я в бешенстве повернулась к Глюку:
— Мало того, что я не выспалась, так меня еще и на веки вечные посадили под домашний арест.
— И меня, — сказала только что вошедшая в класс Бруклин. — Мама рвала и метала, будто я совершила вооруженное ограбление.
— Как тебе это удается? — спросила я у Глюка — мастера прогулов и прочих непродуктивных мероприятий. — Прогуливать уроки и выходить сухим из воды?
Теперь, когда все внимание было приковано к нему, Глюк просиял, однако с ответом не торопился. Сначала пригладил волосы и отполировал ногти о куртку с эмблемой Райли-Хай. Лишь потом подался к нам поближе, будто собирался посвятить нас в некую древнюю тайну за семью печатями, и тихо-тихо поговорил:
— Это талант, леди. Чистейшей воды талант.
Бруклин сощурилась:
— Тебя тоже отругали на чем свет стоит, да?
— Ага, — сознался друг. — И посадили под домашний арест навсегда плюс еще два дня.
Я восхищенно присвистнула:
— Ого! Это же дольше жизни.
— Облом, скажи? В общем, мне пора на урок. Увидимся за обедом.
Когда Глюк ушел, я повернулась к Бруклин:
— Как думаешь, нас оставят после уроков?
Однако ответила мне не подруга, а женский голос постарше прямо у меня за спиной:
— Я бы на ближайшее время строить планы не стала.
Я оглянулась на мисс Маллинз — мою учительницу по физике, а она протянула мне крайне официального вида бумажку, которую я с ужасом развернула.
— Меня вызывают к директору?
— Похоже на то, — ответила учительница, глядя на меня поверх очков. — И поскорее.
— Мамочки! — проныла я, выходя из класса. — Бабушка меня точно убьет.
***
Итак, меня вызвали на ковер.
Сидя в кабинете директора и ожидая непонятно чего, я глазела на плюшевого медведя, которого водрузили прямо на компьютер мистера Дэвиса. Что ж, очень даже в тему. Все называли директора Медведем, и сегодня меня это ни капельки не успокаивало. Чем дольше я тут сидела, тем громче звенели и без того измотанные нервы. А я все пялилась на медведя и думала, какая муха меня укусила, чтобы я решилась прогулять целый день и пуститься на поиски Гудини. Джаред исчез. Испарился. И Кэмерон, похоже, последовал его примеру.
В пятидесятый раз я закатила глаза. Меня вызвали, блин, к директору, словно вчера мне бед было мало.
Видимо, доведенная до автоматизма школьная система тут же сделала звонок мне домой, как только выяснилось, что у меня нет официальных причин пропускать уроки. Когда я оказалась дома (а это было уже после установленного для меня комендантского часа), бабушка с дедушкой уже знали о прогуле, основательно меня отругали и посадили под домашний арест до конца отведенных мне природой дней.
Однако дедушка в меня верил и не мог понять, как это его звездочка просто так прогуляла целый день учебы. Наверняка у меня имелось хорошее объяснение. К сожалению, придумать так быстро что-то правдоподобное я не успела — никак не ожидала, что они так скоро все узнают. А сказать правду не могла. Они бы тут же позвонили знакомому психологу из Лос-Лунаса. Поэтому я соврала. Сказала, что прогуляла, потому что забыла подготовиться к тесту.
— Все ясно, — подытожил дедушка, расстроив меня тем, как быстро ополчился против меня. — Сади ее под домашний арест хоть до конца жизни, но бога ради, Вера, не отбирай у нее телефон. Она этого не переживет.
Вспомнив этот момент, я рассмеялась. В этом весь дедушка: лает, но не кусает. А вот бабушку стоило поостеречься. При желании эта женщина могла смести все на своем пути. Слава богу, такое желание возникало у нее нечасто.
В кармане завибрировал сотовый. Я достала его и сощурилась, пытаясь прочесть на разбитом экране сообщение от Бруклин.
«Ну как? Тебя уже разобрали на молекулы?»
Я улыбнулась и напечатала ответ:
«Медведя в пещере пока нет. Молись за меня. Изо всех сил молись».
Засунув телефон обратно в карман, я решила осмотреться в кабинете директора. До стандартов школьной ассистентки по административным вопросам кабинет не дотягивал (по этому поводу ассистентка готова была ругаться хоть каждый день), но порядок здесь всегда соблюдался отменный. Вот только не сегодня. По всему столу огромными стопками были разбросаны книги, газетные вырезки и клочки бумаги, на которых кто-то что-то писал впопыхах.
Внезапно до меня дошло, что книги — это старые ежегодники Райли-Хай. Пара из них была открыта, и на страницах виднелись пометки толстым черным маркером. Разыгралось любопытство, и я приподнялась, чтобы хоть одним глазком увидеть, что задумал наш крепкий во всех смыслах директор. Я как раз вовсю пялилась на лицо с общей фотографии, которое директор Дэвис обвел и пометил звездочкой, как вдруг ежегодник захлопнулся прямо у меня под носом.
От неожиданности я подскочила едва ли не до потолка.
— Нашли что-нибудь интересное? — спросил мистер Дэвис.
Прижимая руку к груди, я ответила самым беспечным на свете тоном:
— Нет. Это старые ежегодники?
Прежде чем ответить, директор решил не спеша устроиться в кресле поудобнее. Мистер Дэвис — высокий, широкоплечий и опасный человек. В одну минуту он может угомонить разъяренную кобру, а в следующую — отправить самого мощного футболиста из Райли-Хай домой в слезах. Но мне директор Дэвис всегда нравился. Оставалось лишь надеяться, что эта наша встреча ничего не изменит.
— Да, мисс Макалистер, это старые ежегодники. Я не хотел вас напугать. У меня всего пара вопросов, а потом вы свободны.
— То есть мне не грозят неприятности? — изумилась я.
— А должны?
Он устремил на меня проницательный взгляд из тех, что, по-моему, пригодились бы, если бы когда-нибудь ученика Райли-Хай заподозрили в международном шпионаже.
— Что вы! Нет, конечно! — захихикала я, делая все возможное, чтобы меня не уличили в каких бы то ни было преступлениях. Например, в прогуле. Должно быть, директор еще не в курсе. — Просто пошутила.
Еще несколько секунд он продолжал смотреть на меня, а потом спросил: