Вдоль стен стояли прикрытые белой тканью картины, некоторые полотна остались на специальных подставках. Видимо, они еще не были закончены. Во всяком случае, ни одна картина сразу не бросилась Дейзи в глаза.

Она воображала, что стоит ей переступить порог мастерской Филиппа; как она тут же попадет в мир его творческой фантазии и необузданного творческого полета. В вымышленный мир прекрасных женщин, которых художник изобразил с искренней любовью.

— Я всегда накрываю холсты, чтобы они не мешали мне работать, — пояснил Филипп, заметив ее недоумение.

— А мне можно взглянуть? — робко спросила Дейзи.

— Конечно! За этим мы, собственно, и пришли, разве нет?

Дейзи кивнула.

Филипп подошел к ближайшей картине и сдернул с нее белую занавеску.

— Вуаля!

Дейзи ахнула, увидев полотно. Даже Дали перевернулся бы в гробу, увидев это... это чудовище, отдаленно напоминавшее женщину. Ее фигура была настолько непропорциональна, что напоминала... что же она ей напоминала? Как Дейзи ни напрягала память, так и не вспомнила, где она могла встретить нечто подобное. Это было настолько необычно и в то же время смутно знакомо... Поразительно, шокирующе... У нее просто не было слов. Дейзи так молча и проследовала за Филиппом, который уже представил ее взору следующее творение. Снова женщина. Снова непохожая ни на женщину, ни на что-либо другое земного происхождения.

Следующая, следующая... Постепенно Дейзи окружили фантасмагорические героини полотен Филиппа. Подобные картины мог создать либо гений, либо безумец, подумала Дейзи. Впрочем, одно не исключает и другое.

После вчерашнего ужина, ей уже начало казаться, что Филипп вполне обычный, нормальный человек. Именно поэтому она и отважилась посетить его мастерскую и взглянуть на полотна, которые, по его словам, вырывали друг у друга из рук коллекционеры и богатые ценители искусства.

— Нравится?

— Да... очень необычно, — пробормотала Дейзи, боясь обидеть художника.

— Можешь не притворяться. Тебе не нравится.

— Нет, почему же? Очень... мм, очень смело.

— Однако выходит за привычные рамки, верно?

— Это не укладывается вообще ни в какие рамки!

— Именно поэтому ты и отказываешься признавать мое творчество. Это не так, как у других. — Филипп скептично усмехнулся, словно уличил Дейзи в дурном поступке.

— Филипп, ты несправедлив ко мне! — взорвалась она. — Я имею собственный взгляд и могу самостоятельно судить обо всем. Никогда слепо не следовала за большинством. Ты же то и дело обвиняешь меня в конформизме и в излишней зависимости от общественного мнения. Мне, между прочим, чертовски обидно это слышать.

Филипп расплылся в обезоруживавшей улыбке. Ямочки на щеках снова превратили его в ангела, на которого и повышать голос было как-то неловко. Дейзи сдалась.

— Я действительно несколько... мм, растерялась, когда увидела первую картину. У тебя весьма своеобразный взгляд на женщин. Твое представление о женской красоте, мягко говоря, не совсем обычно. В современном мире выше всего ценится стандарт девяносто — шестьдесят — девяносто, у тебя же абсолютно непропорциональные фигуры. Однако и в них есть какое-то свое очарование.

— Спасибо.

— За что ты меня благодаришь?

— За честный отзыв.

— Я предупреждала, что ничего не смыслю в живописи. Я лишь высказала свое обывательское мнение. Не особо ценное, полагаю.

— Напротив. Для меня оно гораздо ценнее многих хвалебных или ругательных рецензий маститых критиков.

— Ты и меня собирался изобразить подобным образом?

Филипп пожал плечами.

— Рукою мастера водит Бог. Слышала такое выражение?

— Хочешь сказать, что сам не знаешь, приступая к работе, что получится в результате?

— Лишь примерно. Детали рождаются спонтанно. Как и высокие чувства.

Дейзи молча прошла вдоль стены, к которой были прислонены картины. После того, как первое потрясение прошло, они уже не казались ей уродливыми или пугающими. Чудовища преобразились. Конечно, они не превратились в красавиц (в привычном смысле этого слова), но, по крайней мере, Дейзи не шарахалась от них.

Филипп не мешал ей. Он словно растворился в воздухе.

Неожиданно Дейзи захотелось самой оказаться на одном из этих полотен. Поначалу она даже испугалась этой мысли, однако с каждой минутой желание становилось все сильнее и непреодолимее. Она совершенно позабыла о растянутой связке. Впрочем, Дейзи позабыла в данный момент обо всем.

— Ну так что? Когда мы приступим к работе? — спросил через некоторое время Филипп.

— Завтра.

Дейзи сама поразилась, насколько легко ей далось это решение. Родители были бы в шоке, если бы узнали, что их дочь не только сорвала свадьбу, но и отправилась в Париж, чтобы позировать авангардному художнику.

— Хорошо. Я рад, что ты перестала упрямиться и согласилась. Обещаю, что не стану тебя очень долго мучить. Некоторые художники буквально издеваются над натурщицами, погружая их в холодную воду и часами держа без пищи и питья в неподвижном положении.

— Хочешь сказать, что разрешишь мне гулять по студии во время сеансов? — с иронией спросила Дейзи.

Сколь она ни была далека от живописи, но все же знала, что художнику требуется неподвижная натура. Вот поэтому и предпочитала натюрморты — по крайней мере, можно быть уверенной, что никто во время создания шедевра не пострадал.

К ее удивлению, Филипп кивнул в знак согласия.

— Как это? Ты пишешь портреты, в то время как твои модели бродят по комнате и жуют бутерброды?

Филипп рассмеялся.

— Ты проголодалась?

— Есть немного.

— Тогда мы сейчас же отправимся в ближайшее кафе. Это в двух шагах отсюда. Как твоя нога? Болит?

Дейзи опустила глаза. Ремешок босоножки натянулся. Нога покраснела и опухла, но какого-то особого дискомфорта не ощущалось.

— Все в порядке.

— Хорошо.

Филипп взял со спинки стула свой замшевый пиджак и направился к двери. Однако Дейзи остановила его.

— Ты так и не ответил на мой вопрос.

Филипп удивленно вскинул брови, словно уже успел позабыть о разговоре.

— А-а-а, о натурщицах. Да, я позволяю делать им все, что вздумается. В этом их сущность, особенность, пресловутая «изюминка». Именно это я и пытаюсь отобразить на своих полотнах. Контуры тела и черты лица с блеском передает любая, даже самая неудачная фотография. Настоящее искусство — изобразить нечто большее. Внутренний мир человека, что ли.