Высунув мордочку в прореху между тёмно-зелёными листьями, Быстро-Бьющий оглядел каменистое русло реки и заметил яркое пятно огненного цвета, выделявшееся на фоне тёмно-зелёной листвы. Быстро-Бьющий в восторге уставился на находившееся внизу создание. Двуногий практически неподвижно стоял в тени, где основные ветви пересекали водный поток по направлению к ещё одному маленькому островку, расположенному посреди реки, на каменистой почве которого вырос ещё один узловой ствол, позволивший дереву перебраться на другой берег. Дрожь возбуждения сотрясала Быстро-Бьющего от кончика чуткого носа, до кончика пушистого, цепкого хвоста, который теперь, когда он впервые видел одного из пришедших в их мир, неудержимо подёргивался.
В отличие от двуногих из песен памяти, воспроизведённых певицами клана, мех на голове этого был ярок как пылающее пламя и вился непредсказуемо, как лоза. Как и у виденных Быстро-Бьющим в песнях памяти двуногих, лицо его было лишено меха, покрыто только гладкой кожей. Бледной, но испещрённой россыпью точек и пятнышек золотистого цвета, из-за чего эта странная кожа выглядела не менее причудливо, чем узор на шубке Быстро-Бьющего.
У высокого, угловатого двуногого, казалось, не хватало конечностей, поскольку их было только четыре, однако была в нем некая сверхъестественная, чуждая красота. Он неподвижно стоял на валуне, пристально уставившись в глубину каменистой заводи, и столь же рад был быть здесь, и столь же был поглощен задачей поимки трофея, как сам Быстро-Бьющий всего несколько минут назад. У двуногого на похожих на обрубки пальцах не было когтей, чтобы удерживать бьющуюся добычу, а его задние лапы были заключены в тяжелые, нескладные чехлы, полностью закрывавшие ступни. Вообще-то всё тело двуногого было укутано в одежды из заманчиво чуждых материалов, разных цветов и фактуры.
Двуногий держал длинный, тонкий прут, сделанный из чего-то, на первый взгляд выглядевшего как древесина. Однако при более тщательно осмотре оказалось, что это не могло быть древесиной ни одного из тех деревьев, которые Быстро-Бьющий когда-либо видел. Не-дерево блестело белым, как зимний лед, его украшали странные, блестящие кусочки и колечки, серебристые, как броня рыбы. Длинная, чрезвычайно тонкая, практически бесцветная нить уходила от конца прута в воду заводи. Нить была тоньше, чем кончик когтя Быстро-Бьющего. Как двуногие спряли столь тонкую нить? Волокна какого растения они для этого использовали, и почему она так поблескивает, практически вообще не имея цвета?
Пока Быстро-Бьющий зачарованно наблюдал, рука создания — столь же испещрённая пятнышками, как и его лицо — шевельнулась, дотронулась до чего-то сбоку прута, и нить двинулась, расплываясь от движения, втягиваясь в кончик дрожащего прута. Движение запястья двуногого отправило нить обратно в воздух и блестящая, выглядевшая пушистой штучка на её конце шлепнулась в глубоком месте за валуном. Прицел был безупречен, несмотря на сложность, которую должен был представлять подобный бросок. Быстро-Бьющий не думал, что без множества часов практики был бы способен метнуть нить с прута в такую маленькую заводь так, чтобы не попасть ни в один из камней, и не запутать её в густом сплетении ветвей, и не отправить её нестись вниз по потоку там, где река пенилась между торчащими серыми валунами.
Быстро-Бьющий устроился на ветви поудобнее, не обращая внимания на воду, капавшую с его добычи и мочившую его мех, и принялся ждать, сложив передние лапы под подбородком, зачарованный находившимся внизу двуногим. Бросок за броском миновал шумно струящуюся воду и попадал в темную зелень глубокого места. После нескольких минут наблюдения за интересным ритуалом ему в голову пришло, что блестящая штучка на конце нити выглядела и издавала звук подобно толстому, сучащему лапками жуку, упавшему в воду. Эта мысль заставила его насторожить уши. Он видел, как донная рыба поднималась из мрачных глубин, чтобы ухватить подобный вкусный кусочек, когда жук неуклюже шлепался в воду. Идея, что рыболов может хитро подсунуть своей жертве фальшивого жука вместо настоящего, заставила его усы затрепетать от жгучего интереса.
Внизу нить снова просвистела в воздухе, и фальшивый жук плюхнулся в неподвижную, глубокую воду, — которая тут же вскипела, как будто что-то огромное рванулось вверх. Вспышка интенсивного возбуждения в мыслесвете двуногого поразила Быстро-Бьющего приятным потрясением. Его когти поползли наружу, вонзаясь в ветку так, словно он вонзал их в бьющуюся рыбу. Затем нить загудела, и прут согнулся, почти касаясь концом воды. Громадная рыба, больше самого Быстро-Бьющего, поднималась из глубины, каким-то образом пойманная на конце нити. Его пульс участился. Он осознал, что припал к ветви, а его задние и средние лапы подергиваются от возбуждения. Чудовищная рыба дергалась и билась на конце шнура как взбесившаяся клыкастая смерть. Брызги воды разлетались во все стороны от рывков громадной сверкающей рыбины на конце нити двуногого. Как мог такой тонкий шнур выдерживать лихорадочные усилия такого монстра? Двуногий взорвался движением, оставив своё укрытое в тени место на громадном валуне. Он плюхнулся прямо в реку, мгновенно намочив свои странные одежды, борясь, чтобы удержать конец прута над водой, медленно и непреклонно подтягивая нить и бьющуюся у неё на конце добычу.
Оступаясь и поскальзываясь на подводных камнях, двуногий боролся со своим трофеем и пыхтел с видимым удовольствием. Его глаза горели как солнечный свет в глубоком голубом озере. Его испещрённая золотом кожа окрасилась в красноватый цвет, которого не было раньше, когда он безмолвно стоял на берегу и ждал, знавший, как и сам Быстро-Бьющий, как терпеливо надо ждать. В конце концов, после битвы, которая оставила бы Быстро-Бьющего без сил, выглядевшая обманчиво хрупкой нить достаточно подтянулась и двуногий вытянул большую рыбу из воды. Ясный, неожиданный звук раздался от двуногого, радостный и переливающийся, удивительно удачный аккомпанемент яростному свечению восторга в его разуме. Рыба, с которой срывались капли воды, была длиннее руки двуногого, а рука двуногого была длиннее Быстро-Бьющего, но двуногий поднял рыбу с такой легкостью, что Быстро-Бьющий задохнулся от удивления. Чтобы вытащить подобную рыбу из воды понадобилось бы много охотников клана; двуногий же держал её одной рукой, бредя назад к берегу и к покинутому им валуну.
“Силен, так же как и высок”, — понял он с чувством удивления и открытия. Удовольствие, ощущаемое двуногим от того, что он брёл через быстрый поток, держа свой трофей в руке, пока тепло солнечного света проникало сквозь кроны деревьев, а бегущая река наполняла воздух музыкой, затронуло струнку глубоко в сердце Быстро-Бьющего. “Не такой уж он и другой”, — радостно вздохнул он, начиная понимать, как разведчика клана Яркой Воды настолько потянуло к детенышу двуногих, что неведомым образом установилась связь. Его собственный клан усомнился в правильности решения клана Яркой Воды, что двуногих следует изучать непосредственно, что тем из Народа, кто сможет, чтобы узнать всё, что возможно было узнать о пришельцах, следует устанавливать такие же связи, какую установил оставшийся калекой Лазающий-Быстро из клана Яркой Воды.
Слушая песни памяти клана Яркой Воды, Быстро-Бьющий ощущал глубокое возбуждение, обнаруживая, что в его собственном сердце бьются те же ужас и мрачная решимость, которые испытывал Лазающий-Быстро, в одиночку встав против клыкастой смерти, зная, что не сможет победить в битве за жизнь своего детеныша двуногих. В конце концов, клан Смеющейся Реки пришёл к согласию относительно того, что клан Яркой Воды был прав, решив искать общества двуногих и изучать их. В частности потому, что детеныш двуногих, несмотря на свои раны и переломы, бросилась на помощь упавшему разведчику Яркой Воды, чтобы защитить его от набросившейся клыкастой смерти. И защищала она своего друга ничуть не менее яростно, чем защищал бы Быстро-Бьющий любого из членов клана Смеющейся Реки.
Но двуногие не забредали глубоко в горы, где находилось центральное гнездовье клана Смеющейся Реки. Они даже никогда не проносились над ними на своих замечательных, носившихся по воздуху с поразительной скоростью летающих машинах, вроде той, на которой жестоко израненного Лазающего-Быстро увезли, чтобы вылечить, в гнездовье двуногих. Быстро-Бьющего печалило, что он вряд ли встретится с двуногим и вряд ли ему, в отличие от Лазающего-Быстро и других представителей Народа, представится шанс установить связь с двуногим теперь, когда Народ начал осторожно выходить из тени, в которой прятался на протяжении стольких смен сезонов.