Однако же вот он сидит, прижимаясь к ветви, так близко к двуногому, что Быстро-Бьющий, очарованный чудесной яркостью его мыслесвета и не имеющий представления, откуда же этот двуногий появился, или как он забрался так далеко от ближайшего гнездовья двуногих, мог и ощущать его бурлящий, изменчивый мыслесвет, и слышать смех в его голосе. Песни памяти клана Яркой Воды оказались верны и насчет разума двуногих. Этот восхитительный двуногий был мыслеслеп. Его мыслесвет представлял собой нагромождение эмоций, которые не образовывали каких-либо осознанных мыслей, в отличие от Народа. Однако в глубине этого мыслесвета он ощущал разум, который тянул и манил Быстро-Бьющего с силой, которой он даже не хотел сопротивляться. Он поймал себя на том, что ползёт по ветвям вниз по направлению к берегу реки, не желая ничего больше, чем взглянуть в светлые глаза своего двуногого, прикоснуться к его странному, безволосому лицу и узнать всё, что можно было узнать в чарующих глубинах яркого разума этого создания.

Быстро-Бьющий почти добрался до валуна, к которому возвращался двуногий, когда это случилось. Громадная рыба всё ещё билась и металась на конце нити, громоздкая и тяжёлая, а двуногий пересекал шумящую пенную стремнину между массивными округлыми валунами, тщательно выискивая в пенящейся воде место, куда можно поставить ногу. Рыба рванулась как раз в тот момент, когда в поисках надежной опоры двуногий поставил ногу между валунами. Толчок нарушил равновесие двуногого, тот издал короткий, резкий звук и начал падать вбок. Обжигающая вспышка изумления и боли, разнесшаяся вместе с его мыслесветом, обрушилась на Быстро-Бьющего там, где он остановился, замерев от внезапной тревоги на качающейся ветке.

Тут двуногий тяжело упал и нога его, всё ещё погруженная в бурлящую воду, вывернулась из-под него, остро отдавшись болью в щиколотке. Двуногий рухнул на полупогруженные в воду валуны спиной, плечами и головой. Обрушившаяся на Быстро-Бьющего боль на мгновение ослепила его. Громадная, всё ещё бившаяся, покрытая бронёй рыба плюхнулась на двуногого, впечатав его голову в твёрдый камень. Раскалённая добела, ослепительная боль отдалась в Быстро-Бьющем так сильно, что тот издал резкое мяуканье. Затем опустилась темнота, унеся прочь всё, кроме тончайшей струйки бывшего могучим и ярким мыслесвета.

Быстро-Бьющий сжался на месте в глубоком шоке. Громадная рыба, продолжая биться, упрыгала в сторону, оставшись в ловушке кружившейся чуть ниже по течению воды. Ещё какое-то мгновение Быстро-Бьющий в неподвижности цеплялся за ветку, а двуногий, наполовину погрузившись в яростно бегущую воду, неестественно раскинулся на валунах. От его головы потянулась темная струйка, окрашивавшая пенную воду в неприятный оттенок красного.

Затем Быстро-Бьющий вышел из неподвижности, метнувшись по нависающим над бурной рекой веткам, по покрытой грубой корой ветви, которая подобно мосту протянулась к островку. Привязанная к спине тяжелая рыба мешала ему, и он нетерпеливо рванул удерживавшие сетку узлы, освободив её и небрежно сбросив рыбу в воду. А затем метнулся вниз по концевым веткам, проходившим на расстоянии нескольких длин лапы от неподвижного тела двуногого. По спине Быстро-Бьющего потянуло морозом, когда он понял, что лицо упавшего двуногого было частично погружено в воду. Его нос и рот находились под пенящейся поверхностью воды. Ещё несколько секунд такого купания и двуногий захлебнётся!

Он повис вниз головой, удерживая себя задними лапами и хвостом, на ветке, проходившей прямо над головой двуногого, и вцепился во вьющийся у того на голове мех, потянув за него изо всех сил. Он смог вытащить безволосое лицо из воды и услышал неровное, поверхностное дыхание. Но удерживать так голову двуногого он мог не больше нескольких секунд. Мускулы его лап и спины уже протестовали против усилия, с которым он удерживал тяжелую голову. Сетка для переноски, всё ещё обернутая вокруг его талии, размоталась, хлестнула его по туловищу и повисла. Идея, полыхнувшая у него в мозгу, заставила его вцепиться средними лапами в уцелевшие узлы и полностью освободить сеть. Закинув сетку вниз, он подцепил ею лицо двуногого, а затем напрягся и потянул её вверх, чтобы накинуть петлю на сук, с которого сам же и свисал.

Веревка скользнула по грубой коре ветки до развилки и там зацепилась. Лицо двуногого повисло в сети прямо над водой, которая омывала его странной формы нос, но теперь двуногий мог дышать, и был настолько в безопасности, насколько мог обеспечить Быстро-Бьющий, пока тот был без сознания. В мозгу двуногого билась боль, несмотря на то, что мозг этот находился в беспамятстве. Быстро-Бьющий тихо захныкал, будучи не в состоянии облегчить эту боль и ощущая сильную, как никогда прежде в жизни необходимость сделать именно это. Двигаясь осторожно, всё ещё свисая вниз головой с ветки, Быстро-Бьющий раздвинул шелковистый, цвета пламени, мех у двуногого на голове, чтобы осмотреть всё ещё кровоточащую рану на затылке. Вокруг неё уже начала распространяться опухоль, и тело там было горячее, чем в других местах. Другая рана пересекала верхнюю часть лица двуногого, у него над глазами, там, где на его голову обрушилась рыба. Повреждение здесь было даже хуже и казалось, что с костями что-то неправильно, как будто удар огромной, закованной в панцирь рыбы их сломал. Медленно стекавшая из ран по валуну кровь тревожила Быстро-Бьющего.

Он прикрыл глаза, вспоминая песни памяти, спетые певицами его клана о детёныше двуногих, которая остановила ужасное кровотечение Лазающего-Быстро там, где когти клыкастой смерти безжалостно разорвали тело разведчика. Она накинула жгут выше раны и затянула его. Но у двуногого Быстро-Бьющего раны были не на передней конечности, которую можно было бы перетянуть жгутом, кровоточили раны на голове. Но всё-таки, если он чем-нибудь туго обвяжет раны, это может остановить кровь. Покрытие тела двуногого, безусловно, предоставит достаточно материала.

Быстро-Бьющий переместился вдоль ветви на задних лапах, осторожно меняя позу нашарил свой кремнёвый нож, а затем потянул на себя кусок покрывавшей неподвижную руку двуногого ткани. Осторожно кромсая её, Быстро-Бьющий отделил от покрытия длинные полосы. Затем приступил к кропотливой работе, делать которую приходилось прямо через сетку, которой он подцепил лицо двуногого. Работать было неудобно, но после недолгой борьбы Быстро-Бьющему удалось затянуть полосами обе раны. Кровь, темно-красная и пугающая, сочилась сквозь них, но её поток замедлился и стал понемногу затухать. Двуногий оставался без сознания, но всё ещё был жив.

Быстро-Бьющий, встревожено урча, погладил гладкую кожу щеки двуногого. Это прикосновение к двуногому потрясло Быстро-Бьющего ощущением странного удовольствия. Мех на голове двуногого был длиннее и шелковистее чем у него, но и лицо, такое гладкое и мягкое, не было, как он теперь понял, полностью лишено волос. Пучки меха росли над его закрытыми глазами, образуя дуги. Его скулы и щеки ворсились остатками волос, как будто двуногий скоблил лицо чем-то настолько шершавым, что оно стерло волосы до самой кожи. Остатки щетины кололи лапы Быстро-Бьющего через ячеи сети, покрытая золотистыми пятнышками кожа была снежно-белой.

Быстро-Бьющий принюхался к ветру, но не смог уловить оттенка какой-либо опасности, во всяком случае ни вони клыкастой смерти, ни мускусного запаха снежного охотника. Клыкастые смерти хоть и не были шибко умны, но знали, что не стоит так углубляться на территорию клана. А снежные охотники предпочитали держаться крутых склонов и скалистых горных пиков. Риск был невелик. Быстро-Бьющий отпустил захват задних лап и хвоста и мягко приземлился на валун рядом со своим поверженным двуногим. От беспокойства он тихо заурчал, не в силах сделать большего. Двуногому, слишком большому и слишком тяжелому, чтобы его можно было вытащить из ледяной воды, придётся оставаться там, где он есть, пока он не придёт в сознание.

Обеспокоено урча, Быстро-Бьющий гладил яркие, мокрые волосы двуногого и ждал.