Такое было впервые. Среди бела дня, когда в деревне еще находился приехавший по делам бургомистр, в дом к Григорию заявился Василий.

— Гриша, есть дело, — сказал он полушепотом, чтобы остальные в доме не слышали, — надо собирать ребят.

— Сейчас?.. Неужто нельзя подождать до вечера?

— Понимаешь, нельзя. Вернулась Тоня Фролова. Она такое рассказывает.

Они пошептались вдвоем. Потом, когда пришел Мишка, к разговору присоединился и он.

Вскоре Василий с Григорием вышли, а Мишка подозвал к себе Аниську.

— Слушай, коза, загляни-ка в дом к старосте. Посмотри, как там и что, и незаметно вызови Марию. А чтобы не было подозрений, отнеси стакан соли. Скажи: «Вот мать посылает должок». И не забудь поблагодарить.

— Ладно, — степенно отвечает Аниська, с трудом скрывая охватившую ее радость.

Как же! Она польщена доверием брата. Теперь между ними устанавливается что-то вроде негласного союза.

— Если тебе что-нибудь покажется подозрительным или Мария что подскажет — вмиг назад. Я буду тут, возле дома. А если торопливость проявлять будет нельзя, сними платок и не спеша повязывай себе его. Я примечу.

Аниська понимающе кивнула.

На появление Аниськи в доме старосты никто из гостей не обратил внимания. А за столом, уставленным закусками и самогонкой, кроме хозяина сидело четверо — бургомистр, двое полицейских и какой-то немец. Он молчал, время от времени вставляя отдельные, порой до неузнаваемости исковерканные русские слова.

Говорил в основном бургомистр. Захлебываясь от восторга, он усердно расхваливал местные леса.

— Вот, например, господа, сразу за Прошками, — разглагольствовал Гудковский, — урочище Слипятное. Там сосны, как струны! Цены им нет. Может быть, господин Штумпф пожелает осмотреть этот участок сегодня же?

— Ошен карашо, — ответил немец, — после этот еда.

— Тогда надо послать за лесником, — сказал старосте бургомистр.

— Эй, кто там? Аниська! — неожиданно позвал Борис Борисович. Сделав знак Марии, девочка уже собиралась незаметно уйти, но окрик остановил ее. — Позови Петра Фроленка. Да не мешкай. Скажи, что немецкий специалист по лесным делам требует.

Аниська кивнула и поспешила к выходу. Пока она сбегала за лесником — братом Жени Фроленок — Мишка, ожидавший ее на улице, немало поволновался. Пришлось ему рассказать все, как было.

— Молодец! — похвалил Мишка, — а теперь вместо меня покараулишь здесь. Да смотри, не выставляй себя напоказ. Спрячься где-нибудь в сторонке. В случае чего — покличешь маму. Только громко, чтобы мы услышали. Поняла?

Что ж, она с удовольствием выполнит и это задание. Нужно только выбрать удобное место для наблюдения. Спряталась в своем дворе за штабелем дров. Отсюда вся улица как на ладони. Кругом тихо, ни души.

«Неужели уже все успели собраться?» — думает Аниська о друзьях Василия, вглядываясь в разукрашенные узорчатой морозной росписью окна его дома.

Но за ними темно. И кажется, что замерла там жизнь.

Так, однако, только кажется. За холодом заиндевевших окон бушуют горячие споры.

Пока Тоня рассказывала о лагере военнопленных, который оккупанты создали в бывшем здании зоотехникума, ее слушали внимательно и спокойно. Дело ясное. А вот когда поведала о второй новости — о том, что в Себежском районе началась отправка молодежи в Германию, — все заговорили. Волноваться было из-за чего: Себежский район — рядом, и то, что оккупанты сегодня делают там, завтра будут делать здесь. А ведь это грозит срыву всех планов по созданию партизанского отряда. И не только потому, что вывезенными могут быть и они, подпольщики, основной костяк будущего отряда. Угонят на принудительную работу в Германию всех совершеннолетних юношей и девушек, заставят их ковать оружие против своих братьев и сестер.

— Пойду в Освею разузнаю, что и как. Посоветуюсь, как поступать в случае какой-либо беды, — успокаивает друзей Василий. — Поэтому я и собрал вас.

— А мне кажется, что этого мало, — сказал Григорий. — Надо подумать и о молодежи, что живет в ближайших от нас деревнях. Подумать, как помочь также и им.

— Это правильно, — поддержал Григория Вестенберг. — Нужно не только помочь ребятам избавиться от угона в Германию, ко и установить прочную связь с комсомольцами русских деревень. Не ждать, пока они сами придут к нам, как пришли латыши.

Мысль, высказанная Григорием и развитая Вестенбергом, понравилась всем. Только как и с чего начать разведку в другие деревни?

И тут вспомнили об удачном походе Петра и Мишки в Рыльки за оружием. О том, что у Петра есть там даже родственники.

— Вот и сходишь навестить родичей, — обрадовался Василий, — если потребуется, погостишь там денек-другой.

— Это можно, — улыбается Петр.

Новость Мишки о приезде немецкого специалиста по лесным делам, в сравнении с остальными неотложными вопросами, показалась слишком мелкой.

Но Василий сказал:

— Об этом тоже надо узнать поподробнее. Может, нужно будет что-либо и предпринять. В общем, расходимся. Нам с Петром — в путь.

Вернулись они только на следующий день к вечеру, почти одновременно. Настроение у Василия было веселое, приподнятое. Он принес свежие сводки Совинформбюро, а главное — новости, которыми снабдил его Симацкий. Они вселяли уверенность в добрый исход начатого комсомольцами дела.

На Освейщине оккупационные власти пока что еще хранят молчание о предстоящей отправке молодежи в Германию. Им нужна древесина, заготовку которой они затевают в местных лесах. Для этого необходимы люди, много людей. Поэтому немцам пока что не до мобилизации рабочей силы. Это хорошо — есть время, чтобы предпринять контрмеры. К тому же Василий получил важные полномочия, которые могут оказаться весьма полезными. Ему поручено содействовать новым властям в организации, а точнее, в превращении бывшего колхоза в Прошках в сельскохозяйственную общину. Так что под видом нужд общины он сможет, в случае чего, стать на защиту местных парней и девушек.

Совсем иные вести у Петра. Вся молодежь Рыльков и соседних деревень переписана, прошла медицинскую комиссию и вот-вот будет отправлена в Германию.

Петр привел с собой невысокого бледнолицего парня. Оставив его у себя дома, направился к Василию.

— Помнишь, я тебе рассказывал про Егорку, который водил нас к заминированному полю? Так это его родной брат Петр. До войны он работал трактористом в колхозе «Пограничник». Воевал под Халхин-Голом. Награжден орденом Красной Звезды. В начале войны снова ушел в армию.

— Почему же он оказался здесь? — насторожился Василий.

— Попал в окружение где-то под Великими Луками. Вместе с председателем Ляховичского сельсовета Егором Кузьмичом Шакуровым. Того я знаю. Толковый мужик. Вдвоем они и вырвались, пробрались домой. А теперь прячутся. Ночуют где придется.

— Почему?

— Кто-то доложил немцам. И про орден, которым награжден Петр, и про то, что он комсомолец. О Шакурове — что он коммунист — доложено тоже.

— Зови его, — решительно сказал Василий.

И вот этот парень стоит перед ним. Не спеша раскуривая самокрутку, первым в разговор не вступает.

— Что ж, будем знакомиться, — протягивает ему руку Василий.

— Будем, — отвечает бледнолицый. — Петр Смычков. Ну, а про все остальное, видно, уже тезка рассказал.

— Да, уже знаю, — сказал Василий.

— И я о вас тоже…

— О нас? Что же такое, если не секрет?..

— А то, что оружием запасаетесь. — Гость хитровато улыбнулся. — Думаете, Егорка не понял, зачем на минное поле ходили?

Теперь неловко стало и Петру Лукашонку. Он думал, что никто не догадался, зачем они с Мишкой ходили в Рыльки. Оказывается…

— Больно много ты знаешь, — заметил озадаченно Василий.

— Да вы не бойтесь, — успокоил Смычков. — Егорка парень что надо. К тому же этим делом занимаемся и мы сами. Ребята подобрались дельные. Некоторые со своим оружием. К весне думаем уходить в лес. Хотели только разыскать отряд Сергея.