Перед рассветом разведка белых отошла. Ночь приближалась к концу. В сгустившуюся предутреннюю темь большими белыми заплатами вкрапливался туман. Мороз крепчал. Часовые в караулах легонько пристукивали ногами, терли рукавицей щеки, носы.

— Ну и холодище! — шепчет часовой.

— Ничего, это нам не впервые, не такой видывали, — также шепотом отвечает товарищ. — Вот в двадцать втором году так до шестидесяти градусов доходило, и то ничего — выжили. А сегодня не больше сорока будет.

— Сейчас покурить бы. Страшно охота.

— Пожалуй, закуришь тут. Черт их батьку знает, где они! Может, совсем близко. В лесу да в тумане далеко не увидишь.

— А наступать они сегодня наверняка будут.

— Непременно. Пепеляев на Якутск торопится, а мы его задерживаем.

— Тс-сс… Кажется, идут! Слышишь?

— Да. А может, это свои из Якутска подоспели? Окликнуть надо бы.

— Кто идет?

Бах! Бах! Бах! — ответили выстрелы. Пиу-пиу-пиу — пропищали быстрые невидимые пули.

— Может, опять разведка?

— Какой черт разведка! Смотри! Цепь идет…

Не дальше как в двадцати — тридцати шагах впереди караула сквозь белую пелену тумана смутно виднелись черные силуэты людей.

Караулы, отстреливаясь, начали отходить к юрте, и через несколько минут все уже были во дворе.

На этот раз наступлением белых руководил сам Пепеляев. Стремительным натиском всех своих сил со всех сторон он надеялся быстро добиться победы.

Рота и пулеметная команда были уже в окопах. Эскадрон остался в юрте в резерве, готовый в любую минуту оказать им поддержку.

Предутреннюю тишину разорвала предостерегающая дробь наших пулеметов. Навстречу белым окоп громыхнул огненной вспышкой залпа. Потом началась дробная разноголосица выстрелов. Падали идущие впереди одетые в полушубки люди, а на смену им шли другие. Лесная опушка выбрасывала на Лисью Поляну все новые и новые цепи. Не обращая внимания на потери, оставляя позади себя убитых и раненых, белые напористо лезли, подгоняемые и ободряемые офицерами.

Стоны раненых, свист пуль, треск винтовочных выстрелов и пулеметных очередей, крики «ура» — все смешалось в яростный неумолчный шум.

Два раза пепеляевцы подходили на тридцать — сорок шагов к нашим окопам и оба раза откатывались назад.

Рассвело. Теперь стали хорошо видны атакующие цепи белых. Они отошли на опушку и оттуда открыли сильный ружейный и пулеметный огонь. Минут через сорок предприняли новую атаку, и опять неудачно. До часа дня атаки чередовались с обстрелом, и каждый раз пепеляевцы вынуждены были откатываться назад.

Наконец противник приостановил наступление и залег в лесу, за амбаром, в березняке. Только пулеметчики белых, заметив у нас малейшее движение, открывали огонь, да изредка слышались хлопки винтовочных выстрелов.

Наступила короткая передышка. Часть красноармейцев, обутых в ботинки, поморозили ноги. Самому жарко, с лица льет пот, а ноги без движения стынут. Люди с самого утра ничего не ели, и голод на морозе давал себя чувствовать особенно сильно. Организм расходовал много тепловой энергии и требовал пищи.

Под обстрелом белых несколько бойцов подтащили ближе к окопам лошадиные туши, отрубали топорами куски мерзлого мяса и ели прямо мороженое, без хлеба. Только соль принесли из юрты. Чтобы промочить пересохшее горло, брали пригоршнями грязный, истоптанный снег, давали ему таять во рту и глотали, отчего простуживались, хрипло кашляли.

Часа в три Пепеляев снова повел наступление. По-видимому, он бросил в бой новые, свежие силы. Снег на поляне был вытоптан во время предыдущих атак, и теперь цепи белых шли довольно быстро. Несмотря на наш беспрерывный огонь, они не останавливались и не ложились.

В самый острый момент, когда до цепи противника, наступавшей с севера, осталось всего шагов пятьдесят, пуля угодила в пулемет Льюиса и разбила его. К тому же автомат Шоша сломался, а пулемет Кольта замолчал, потому что выбыли все номера его расчета.

Дмитриев потребовал ввести в бой резерв. Эскадрон кинулся из юрты как раз вовремя. На участок первого взвода ворвалось уже человек тридцать белых. Подоспевший резерв часть белых уничтожил, а остальных обратил в бегство. Опасность миновала, и эта атака противника также потерпела неудачу.

Но и наши потери были значительны. Погиб командир эскадрона Иннокентий Адамский, мужественный, беззаветный герой, прошедший всю гражданскую войну. Ранило в руку Дмитриева. Две пули задели командира взвода Алексея Волкова. Выбыл из строя и начальник пулеметной команды Хаснутдинов.

Командование эскадроном принял комвзвода Метлицкий, ротой — Александров, а начальником обороны был назначен командир взвода Жолнин, человек энергичный и смелый.

Бой продолжался. Противник время от времени повторял безуспешные атаки.

Юрта была в центре наших окопов. Во все время боя десятки пуль попадали в стены. Многие из них пронизывали стены насквозь, летели низко над полом. Чтобы не попасть под них, нельзя было не только стоять, но даже сидеть. Все в юрте плотно прижимались к земле, дабы избежать смерти.

В помещении было темно. Несколько маленьких окон, прорубленных скорее для воздуха, чем для света, заложены балбахами.

Со двора весь день прибывали раненые. Очутившись в юрте, они чувствовали себя в сравнительной безопасности и не обращали внимания на предостерегающие крики товарищей. Некоторые за это платились, падая убитыми или получая новое ранение.

Два фельдшера находились в окопах, а два в юрте. Эти последние лежали на полу, недалеко от дверей. Около них слабо мерцали огоньки двух самодельных светильников, неспособные побороть окружавшую темноту. С риском для жизни фельдшеры перевязывали раненых.

Наступила ночь. А бой не прекращался. Темное кольцо окопов беспрерывно опоясывала огненная молния вспышек от винтовочных выстрелов. Жгучим шквалом продолжали сыпать оставшиеся четыре пулемета. Дула у винтовок накалялись, затворы отказывались работать. Пулеметы перегревались, неохотно «жевали» наспех набитые патронами ленты и стали давать порядочно задержек. К тому же все автоматы Шоша за день вышли из строя.

Но рот стрельба с обеих сторон стала ослабевать. Один за другим умолкали пулеметы. Стала редеть ружейная стрельба, а потом и вовсе прекратилась. Где-то устало хлопнул последний одинокий выстрел. Было около двенадцати часов ночи.

Пепеляев прекратил наступление, потеряв убитыми и ранеными до ста пятидесяти человек.

Мы потеряли шестьдесят одного человека убитыми и ранеными.

Итак, второй бой, продолжавшийся восемнадцать часов, закончился новым поражением Пепеляева. Дорого обошелся он и нам. Отряд остался без командного состава. Хотой наполнился ранеными. Люди в окопах замерзали. Развели костры и по очереди грелись около них.

Но моральное состояние не снижалось. Каждый понимал, что наши жертвы не напрасны. Пепеляев вынужден теперь задержаться в Амге. Он не может выступить в Якутск, пока не покончит с нами. А если это ему и удастся, то силы его будут настолько подорваны, что не представят опасности для Якутска.

Начальник одного из пулеметов говорил:

— Мне еще ни разу не приходилось столько стрелять, как сегодня. Выпустили сорок лент. Пулемет выдержал. Задержек и то было мало, а ведь десять тысяч патронов расстреляли. Вот и попробуй подступись! Это им не Амга.

Но Пепеляев торопился. Он приказал генералу Вишневскому ночью произвести еще одну атаку и во что бы то ни стало взять Сасыл-сысы. А сам уехал в Амгу.

Мы ждали нового наступления и были начеку. Пока половина людей отдыхала в юрте, другая половина все время находилась в окопах. Пулеметчики также отдыхали по очереди. По одному заносили и пулеметы, чистили их, смазывали. Теперь они стали работать легко. Из всех разбитых автоматов Шоша собрали два исправных.

Часа в три утра со стороны противника послышался шум. Подготовлялась новая атака. В отряде имелось пять ракет: четыре осветительных и одна сигнальная — красная. О них как-то позабыли и вспомнили только теперь. Когда шум в лесу усилился и стал приближаться, из окопов взвилась одна ракета и, разорвав черное покрывало ночи, осветила поляну, окопы и опушку леса. Следом взметнулась вторая. На короткое время сделалось светло как днем. Затем обе ракеты падающими звездами полетели вниз, мягко стукнулись о землю и с тихим шипением, испуская трепетный матовый свет, угасли. Густой мрак снова окутал поляну, юрту, лес. Началась перестрелка, которая продолжалась до самого утра. Но атака белых не состоялась. Вишневский донес Пепеляеву, что «красные имеют большой запас ракет и беспрерывно освещаются. Это отрицательно действует на дружинников».