— По местам стоять! — раздалась команда. — Полный вперед!

Катера отделились от строя кораблей и помчались к берегу.

Сразу же воздух дрогнул, волны озарились оранжевыми отблесками, и по морю прокатился тяжелый гул корабельной артиллерии. По берегу одновременно били миноносцы, крейсеры и тральщики. В порту запрыгали огни разрывов. Вспышки выхватывали из тьмы то железные переплеты кранов, то склады, то серую полосу волнореза, на которой метались черные фигурки.

У Морских ворот взвились красная и две зеленые ракеты. Это означало, что путь свободен — боны разведены.

«Морские охотники» стремительной лавиной пролетели мимо маяка, где шел рукопашный бой, ворвались в порт и разошлись в разные стороны, по заранее намеченным причалам.

С берега внезапно застучали скорострельные пушки, как швейные машины, заработали пулеметы. Навстречу катерам, точно раскаленные иглы, понеслись пули.

Трассирующие снаряды исчертили небо цветистыми полосами и пунктирами. Степе казалось, что эти трескучие огни не могут убить человека, и ему не было страшно. Он даже сердился на десантников, которые прижимались к палубе и не стреляли в ответ.

«Эх, мне бы автомат! — думал юнга. — Я не стал бы прятаться!» Он не знал, что стрельба с «морского охотника» могла привлечь внимание противника и сорвать высадку десанта.

Катер с хода бортом подошел к каменной стене. Матросы быстро перекинули трапы на пристань. Кто-то крикнул: «Вперед!» Десантники поднялись и лавиной хлынули по всем трапам на берег.

В темноте раздалось «ура!», затрещали автоматы... Степу словно подхватило горячим ветром, он вскочил и устремился за десантниками, но сильная боцманская рука успела ухватить его за ворот.

— Назад! — крикнул Гвоздов и втащил Степу обратно на палубу.

Матросы мгновенно убрали трапы. Катер, пятясь, отошел от стенки, развернулся и, уже мчась в море, открыл стрельбу из пушки по портовым зданиям.

Гвоздев подбежал к юнге и сердито прокричал над ухом:

— Запомни и заруби себе на носу: моряки без приказа никогда не покидают корабль! Больше чтоб я тебя тут не видел! Марш в машинный отсек! — И он подтолкнул его к люку.

От обиды Степа чуть не заплакал. Слетев по трапу в душное машинное отделение, освещенное синими, точно плавающими в тумане, лампочками, он уселся на железный ящик с инструментами и обидчиво зашмыгал носом.

— Ну, что там наверху? — спросил лоснящийся от пота моторист Симаков.

— Боцман толкается.

— То-то такой грохот стоит, — насмешливо заметил электрик, возившийся в углу.

— За что он тебя? — допытывался моторист.

— Я с десантниками побежал, а он как дернет... Чуть бушлат не разорвал.

— Зря он, конечно, казенную форму портит. Для чего тогда уши растут? Надрал бы — и ладно! — сохраняя серьезность, рассудил Симаков.

Катер подбрасывало, кренило, дергало. Казалось, что за переборками кто-то беспорядочно колотит в барабан. Потом дробный стук умолк, только доносился густой рев залпов корабельной артиллерии.

— К транспорту подходим, — прислушиваясь, сказал электрик. — Сейчас погрузят другой отряд.

Через несколько минут катер остановился. На верхней палубе послышался топот десантников.

Степа выглянул в люк. С высокого борта транспорта по качающемуся трапу цепочкой спускались автоматчики, тащившие ящики с патронами и гранатами. Боцман размещал их, тесно усаживая на палубе.

Потом раздался свисток — и катер опять с полной скоростью пошел к Феодосии.

Весь рейд кипел в огнях и всплесках. С моря по-прежнему били из пушек главного калибра миноносцы и крейсеры. В бухте, маневрируя, отстреливались «морские охотники», проносились в пене и брызгах торпедные катера.

В проходе у Морских ворот катер неожиданно дрогнул от сильного удара. Степа не удержался на трапе и скатился вниз.

Наступила тьма. Вверху застонали раненые. Боцман зычно прокричал:

— Аварийная! Пробоина над кубриком старшин... Пластырь живей!

Моторы продолжали гудеть. Снова засветились лампочки. В синем свете юнга увидел искаженное болью лицо Симакова. Левой рукой он зажимал запястье правой. Меж пальцев моториста сочилась кровь.

— Дай бинт и стань к реверсу! — потребовал он.

Степа разорвал индивидуальный пакет и помог мотористу кое-как обмотать бинтом раздробленную осколками руку, но управлять действующим мотором не решался.

— Лучше я позову кого-нибудь, — предложил он.

— Не надо, — удержал юнгу Симаков. — Я останусь здесь, буду показывать тебе.

Командир катера маневрировал. Стрелка машинного телеграфа то требовала убавить количество оборотов мотора, то дать задний ход, то полный вперед. Степа не понимал приказаний с мостика и терялся. Раненому мотористу приходилось помогать ему левой рукой.

Так они несли совместную вахту минут сорок. Катер за это время успел сделать два рейса, подбрасывая в бой свежие отряды десантников.

Потом Симакову стало дурно.

— Старшину вызывай, — выключая мотор, сказал он медленно и повалился на бок.

Степа бросился поднимать моториста, но в это время в переговорную трубу донеслось:

— На левом моторе! В чем дело? Почему выключили?.. Полный вперед!..

— Я один здесь! — крикнул юнга и, боясь ослушаться приказания, самостоятельно включил газ.

Мотор загудел, набирая скорость. Степа схватился за ручку реверса и, напряженно глядя на стрелку телеграфа, ждал новых приказаний.

Прибежавший из второго отсека механик был потрясен, увидев одинокого юнгу у мотора.

— Ты что здесь делаешь? Кто мотор включил?

— Я, — виновато ответил Степа. — Симакову плохо... Он ранен.

— Мигом вызывай Куталина на смену!

Юнге казалось, что механик на него сердится. Сбегав за мотористом, он ждал неприятного разговора. Но воентехник крепко пожал ему руку и сказал:

— Молодчина, правильно действовал! Только следующий раз обязательно предупреждай меня. Я сам с тобой займусь. Будешь у нас мотористом. Посматривай пока за помпой.

Порт уже целиком был захвачен. Морская пехота дралась на улицах города. А «морской охотник» все подбрасывал и подбрасывал десантников.

На рассвете появилась фашистская авиация. Она принялась бомбить причалы и корабли. Катер задрожал от частых залпов пушек. Ему то и дело приходилось отбиваться от истребителей и пикирующих бомбардировщиков.

— Кузикова наверх! — свистнув в люк, крикнул боцман.

Степа вскарабкался по железному трапу и упал на мокрую палубу. После полумрака машинного отделения утренний свет его ослепил. Зажмурив глаза и раскрыв рот, он втягивал в себя свежий воздух и не мог надышаться.

— Что, брат, нанюхался морской жизни? — спросил Гвоздев. — Не захочешь больше?..

— Захочу! Я механиком буду.

— Ишь прыткий! На механика годами учатся... Набивай-ка пулеметные ленты. Это попроще будет.

Степа набивал для пулеметов ленты, помогал Скрыбе зажигать и сбрасывать дымовые шашки, подносил к раскаленным пушкам снаряды. Расторопный юнга требовался повсюду. За ночь почти треть команды выбыла из строя.

От близкого разрыва бомбы один из моторов катера стал работать с перебоями. На верхней палубе появился обеспокоенный механик.

— Горючее подкачиваем, — сообщил он. — Цистерну, видно, пробило. Осмотреть надо.

— Это мы сейчас устроим, — сказал боцман. — Юнгу... Кузикова ко мне!

— Есть юнга! — отозвался Степа.

— Ты бывал в бензоотсеке? — спросил механик.

— Бывал.

— Ну конечно, где он только не бывал! — не мог удержаться от воркотни боцман. — Вон как комбинезон отделан! На животе все горловины облазал...

Механик открыл крепко привинченную крышку отсека. В нос ударил острый запах авиационного бензина.

— Так и есть... вытекает, — заключил он. — Посмотри, Степа, нельзя ли заткнуть.

Юнга спустился по отвесному трапу в узкую горловину и в темноте, задыхаясь в парах бензина, нащупал вдавленную щель пробоины. Дыра была на уровне его плеча. Бензин выплескивался только когда катер сильно качало.