– Желание. – Я думаю о Шарлотте, моей прекрасной экстравагантной жене, и решаю, что убью Бирсфорда и спрячу его труп в кустах, если узнаю, что он испытывает к ней страсть.

– Желание. Да. Приличным образом, подобающим ее положению. – Очередные кусты страдают от его трости. – И все-таки она любит меня, клянусь. Так что с ней?

Я заинтригован уверенностью Бирсфорда, что благородная дама должна демонстрировать в постели приличное поведение, и тактично расспрашиваю его о предыдущем опыте с Дженни Перкинс.

– Она кричала во весь голос! – гордо объявляет он. – И молочница, которая была у меня первой, говорила, что никогда в жизни с таким удовольствием денег не зарабатывала.

– Да уж. – Я деликатно предполагаю, что эти дамы просто давали его сиятельству то, за что он заплатил.

На лице Бирсфорда быстро сменяются обида, недоверие и горе.

– Нет, я так не думаю, Шад. Они уверяли меня, что я лучший любовник из всех, что у них были. Дженни сказала... – Он качает головой. – С Энн я, наверное, слишком требовательный. Она такая нежная малышка. Я стараюсь не слишком на нее наваливаться, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю ее. Ох, бедняга.

– Но тебе, конечно, нужен наследник.

Кивнув, он прочищает горло и разглядывает серебряный набалдашник трости.

– Ты ведь не думаешь, старина... что я делаю что-то не так? Это просто смехотворно. Возможно, потому что Энн – леди, мне следует действовать по-другому?

Я тщательно подбираю слова:

– Возможно, ты должен позаботиться о ее удовольствии?

– О, я не думаю... все-таки благородная леди, понимаешь.

Опасливо поглядывая на его трость, я задаю несколько осторожных вопросов, и выясняется, что Бирсфорд совершенно не осведомлен в женской анатомии. Я беру на себя труд поделиться тем, что знаю. Он поражен моим сообщением, думаю, почти так же, как наши предки, обнаружившие, что Земля вращается вокруг Солнца.

– Каждая женщина? – говорит он с большим подозрением. Интересно, проводит ли он в уме инвентаризацию всех женщин, которых когда-либо знал? – Ты уверен?

– Да, каждая.

– И кто тебе это сказал?

– Одна итальянка. Она была моей первой любовницей. После того как наш корабль отплыл, она вышла за колбасника.

– Колбасник! – эхом отзывается Бирсфорд. Его вселенная в хаосе. – Итальянка!

– Да.

Он торжествующе поворачивается ко мне:

– Это все объясняет. Она иностранка. Не может быть, что это есть у англичанок.

– Есть. У каждой.

Бирсфорд, встревожившись, тычет в землю тростью.

– Даже... даже у моей матери? И у тети Ренбурн?

– Дружище, попробуй думать о леди Бирсфорд. – Уверен, в свое время наша тетушка давала молодым людям, а может, дает и теперь, образование, которого так недостает Бирсфорду.

– Ладно, – вздыхает он. – Я тебе не слишком верю, но... хорошо, стоит попытаться. Где, ты говоришь, находится... э-э... обсуждаемый пункт?

– Я тебе покажу, – опрометчиво говорю я. – Нет, я имел в виду... идем со мной. И не говори Шарлотте.

Я беру его за руку и веду из парка в направлении Мейфэра.

– Мы идем в дом, пользующийся дурной славой? – интересуется Бирсфорд.

– Нет-нет. – Мы то и дело задерживаемся поприветствовать знакомых. Я останавливаюсь у книжного магазина. – Думаю, тут мы сможем кое-что найти.

Владелец магазина распахивает дверь и приглашает нас внутрь, радостно потирая руки. Он предлагает показать нам гравюры с классической стариной, это звучит многообещающе, но оказывается изображением каких-то развалин. Опершись локтем на прилавок, я склоняю хозяина к откровенному мужскому разговору:

– Картины для джентльменов, сэр!

– Конечно, сэр. – Он подмигивает.

И открывает папку с картинками охоты на лис.

– Вы неправильно меня поняли, – смущаюсь я. – Нам нужно что-то вроде того, что выставлено в витрине... э-э... раздетые нимфы.

– Превосходно, сэр, превосходно! – Хозяин ныряет под прилавок и появляется с другой папкой. – Очень художественно! Красоты женских форм в изящных и разнообразных деталях.

Бирсфорд некоторое время разглядывает исключительно непристойную сценку в турецком гареме.

– Все детали? Я прошу лупу.

Бирсфорд склоняется над картинкой.

– Невероятно. Посмотри, что этот тип делает. Никогда бы не подумал, что это возможно. Но, Шад, я не могу разглядеть, знаешь, там все... заштриховано.

Я, в свою очередь, беру лупу и обнаруживаю, что он прав. Бирсфорд тем временем перелистывает гравюры, отбирая, какие купить, и обсуждает, как их переплести в том, подходящий для его библиотеки.

С нелегким чувством, что моя попытка обучить Бирсфорда возымеет неприятные последствия (вполне вероятно, что он предпочтет уединенное развлечение с новой книгой удовольствиям в супружеской постели), я веду его в свой клуб, где мы вкушаем говядину и пиво, а потом я прошу подать бумагу и перо.

Бирсфорд удивленно следит за мной.

– Ты отлично рисуешь, Шад.

– Я научился во флоте.

Появляется один из вышколенных официантов клуба, и я прикрываю листок. Когда он уходит, забрав грязные тарелки, я вручаю свою работу Бирсфорду.

– Никогда не видел ничего подобного, – хмурится он.

– Знаю. Подожди, ты держишь рисунок вверх ногами, хотя все зависит от того, где ты находишься.

– Я не уверен... – Бирсфорд качает головой. – Я должен выучить это наизусть.

– Ты действительно думаешь, что Энн обрадуется, если ты явишься к ней в постель с картой?

Он тщательно складывает мой рисунок и прячет в карман:

– Она не позволяет мне оставлять горящие свечи.

Шарлотта

После признания Энн я совершенно растеряна. Я бы с удовольствием проехалась верхом, чтобы проветрить голову, но хотя дождь теперь не такой сильный, земля мокрая и скользкая, кроме того, сначала я обещала поехать с Шадом. Энн уезжает, облегченная признанием, улыбающаяся, возбужденная перспективой нашей предполагаемой поездки. Сегодня пятница, и от Энн ждут исполнения супружеских обязанностей, но потом ей предстоит двухдневный отпуск.

Сверху я слышу два юных голоса, повторяющих уроки, это возвращает меня к моим школьным годам. Свободная спальня превращена в импровизированную классную комнату. Заглянув в дверь, я вижу за столом Эмилию и Джона, перед ними раскрытые книги. Сьюзен Прайс что-то шьет у камина.

Эмилия, похоже, взяла на себя обязанности учителя и сейчас подводит восхитительно краткий итог правления Генриха VIII.

– Он был самым злым королем, – говорит она. – У него было много жен, некоторые из них тоже были очень злые, и ему пришлось их казнить, но он основал англиканскую церковь, так что все было хорошо.

Я не хочу прерывать урок, поэтому бреду в свою спальню и переодеваюсь, стараясь не обращать внимания на Уидерс. Пока я обдумываю, как провести остаток дня, приносят записки и приглашения.

Во-первых, записка от миссис Шиллингтон, которая приглашает меня составить ей компанию во время дневных визитов; записка от Шада, он сообщает, что проведет день с Бирсфордом и, вероятно, вернется поздно; записка от Энн, которая, должно быть, получила такое же известие от своего мужа и приглашает меня пообедать с ней.

Раздраженная, что мой туалет не подходит для визитов, я снова переодеваюсь. К тому времени, когда я снова спускаюсь вниз, серебряный поднос в холле переполнен приглашениями, а Робертс открывает дверь перед миссис Шиллингтон.

– Дорогая! – Она берет мои руки в свои. – Брак явно пошел вам на пользу. Вы потрясающе выглядите.

– Думаю, дело в платье.

– Чепуха! Мне не терпится послушать свежие сплетни, моя дочь приболела, и я пару дней не выезжала, но теперь она носится по дому, как юный дикарь, думаю, ей лучше, хотя она все еще покрыта ужасными пятнами. Ну, кого мы навестим сначала?

– Я должна посетить родителей. – Надеюсь, в моем голосе достаточно энтузиазма.

– Конечно! – Она улыбается, словно я сделала самое заманчивое предложение в мире. Ее хорошее настроение передается мне, и я уже не так боюсь навестить родственников и даже жду этого. Надеюсь только, что моя мать не слишком часто обращалась за помощью к бутылке кордиала.