…Работа над текстом отняла две недели у целой группы вольноотпущенников. В contunbernia[35] помимо переписчиков и переводчиков с финикийского, древнееврейского, с арамейско-галилейских наречий, включили двух христиан – знатоков Евангелий, двух иудеев – толкователей Талмуда, и двух криптографов - грека и ассирийца.

Честно говоря, Константин уже забыл об этом свитке за рутиной неотложных повседневных дел. Приходили дурные вести о восстаниях в Северной Африке и Сирии. Неспокойно было на границах Галлии и Италии. Соглядатаи в Риме доносили о зреющем заговоре внутри Сената среди сторонников старых языческих обычаев и порядков.

Правда, с некоторых пор Сенат для него значил так же мало, как в своё время для Юлия Цезаря. Но осторожность всегда была одной из лучших черт характера Константина. Лучше принять своевременные решительные меры, предупреждая возможные неприятные последствия для империи, чем безвольно ждать, пока проблемы рассосутся сами собой или расползутся опасной лавой, сжигающей всё и вся.

В один из вечеров, когда воздух стал прохладнее и жара, выпустив из своих объятий город, ушла на Восток, императору принесли для окончательной правки черновики распоряжений легионам, флоту и вспомогательным войскам. Среди вороха восковых дощечек он обнаружил тот самый потёртый, пожелтевший от времени, хрупкий на сгибах свиток Агриппы. В него был вложен другой. Ради такого дела взяли дорогой новый тонко выделанный пергамент. Он аккуратно был заполнен каллиграфической латынью.

Константин стал внимательно читать.

«Я, первосвященник Давид бен Ишай, свидетельствую в том, что переданное Священному Синедриону на вечное хранение копьё Нафталитов[36] принято мной из рук находящегося у дверей Господа и ждущего звука труб, чтобы войти в его царство, потомка славного семени Фаресов - Правителя Израиля и Иудеи царя Давида. Выполняя волю последнего из великих, в этом свитке мною скрыто под знаками, известными только мне и славному повелителю богоизбранного народа царю Давиду, да пребудет с ним вечная память иудеев, имя кузнеца, назначение, тайна непознанной до конца божественной силы наконечника копья Нафтали. Эта сила проявляется во благо и против, для и вопреки. Кто способен принять на себя тяжкое бремя ответственности и славы, ярмо долга и власти, сладкий вкус побед и полынную горечь поражений, кровь и слёзы, звуки труб и камни, скипетр и посох - тот разгадает тайну древнего искусства власти над сталью, код заклинаний и молитв, переданных из уст Давида в мои недостойные уши…»

Константин прервал чтение. Ему, воспитанному в лучших традициях римской эпохи, получившему классическое греческое образование, было хорошо известно о мудрости египетских жрецов, об их изысканиях в области медицины, применения лекарственных трав, исчисления звёзд, влияния светил на судьбы людей и ход событий. Но он ничего не знал об учениях и секретах древних иудеев. Он вдруг понял, что было большой ошибкой римлян, используя достижения завоёванных народов в области производства оружия, техники, механики, архитектуры, тактики и стратегии воинских искусств, не обратить внимания на скрытую от невнимательных глаз тайную жизнь символов и фетишей, древние знания друидов, волхвов, колдунов и магов, не раскрыть значение обрядов, устных и письменных преданий и легенд.

Император продолжил чтение:

«…Новый владелец реликвии! Если ты проник в загадку шифра, прежде чем произнести вслух увиденное глазами, загляни в своё сердце. Готов ли ты к обладанию тайной, приносящей как могущество, так и неисчислимые беды приверженцам добра и зла? Не решай сразу, поддавшись ложным искушениям, возьми паузу - день, неделю, месяц, год, жизнь. Подумай о памяти грядущих поколений и о проклятиях поверженных врагов. Подумай, находясь внутри себя, наедине с совестью и разумом. И только после колебаний в размышлениях принимай решение о невозможном. Твоя жизнь после этого будет принадлежать только реликвии. Ты напитаешь жажду белой молнии своей кровью, а душу свою - молитвой… записанной мной дословно, буквально, со всем тщанием, на которое я способен…»

Константин остановился, немного подумал, бегло взглянул на текст, перетекающий в узкий столбик знаков, лишённый всякого смысла буквами на латыни, и посмотрел в самый конец свитка.

Там была запись, расшифрованная следующим образом: «…прежде чем поставить точку на послании в неизвестность, запечатать свиток и поместить его в тайник, я принимаю яд, ибо смерть - лучшее средство от безумия, сжигающего мой разум…».

Императора, несмотря на всё присущее ему хладнокровие, бросило в жар. Горячая волна страха крупной дрожью прошла по телу и остановилась в области сердца.

Избегая смотреть в середину свитка на строки, состоящие из тарабарщины латинских транскрипций, Константин отложил пергамент в сторону, взял в руки наконечник копья и задумался.

…А в это время на Север, второстепенными старыми римскими дорогами, и новыми караванными тропами на Юг уходили посыльные, отправленные противниками реформ Константина. Свиток за время расшифровки, кроме криптографов, видели ещё два человека - старый одноглазый раб-сармат, менявший масло в светильниках префектуры имперского шпионажа, и нумидиец-мальчишка - мойщик полов и туалетов, имевший доступ в помещения префекта ночью. Копии пергамента были зашиты в лохмотья курьеров. Окрепшее за Дунаем королевство Готов пристально следило за усилением Византии. С секретами Константинополя не прочь была познакомиться и империя Сасанидов…

«Откуда, о боги, могли взяться среди моих личных ценностей этот кусок железа и свиток?» - император был в замешательстве.

Почему ему раньше не пришло в голову разобраться с архивами? Впрочем, завтра он даст указание писцу хроник рода Флавиев покопаться в хранилищах с документами. Может быть, там отыщутся следы, проливающие свет на неожиданно обретённые и, быть может, обладающие неведомой силой иудейские реликвии.

Они вели неторопливую беседу - император-язычник и христианский епископ:

- А не может это копьё быть оружием одного из солдат армянского легиона? Возможно, именно этим наконечником убита та самая римлянка-христианка в Армении? Странная давняя история, обросшая легендами, всегда вызывала много вопросов и сомнений. По-моему, она описана католикосом Армении Аристакесом. Царь армян Традт, якобы исцелённый своим везирем христианином Григорием, сделал учение Христа государственной религией армян. Хотелось бы знать, до или после обретения истинной веры произошли те события? – Константин сделал паузу, многозначительно подняв вверх указательный палец. – Только как этот наконечник мог попасть в мою сокровищницу?

Взмахом руки он отпустил раба, приводящего в порядок стол после трапезы.

- Как бы то ни было, царь Традт принял мудрое решение, приняв христианство… И очевидно, что по приказу царственного новоиспечённого христианина и по недостатку святынь была «обретена» эта сомнительная реликвия, которой поклоняются малограмотные горцы, уважающие только силу. Ты не напомнишь мне, как там всё было в Армении? – император вопросительно взглянул на собеседника.

Епископ Евсевий Никомедийский[37], вызванный Константином из ссылки, задумчиво накручивал на палец седую отросшую бороду.

- Если Император пожелает, я перескажу эту легенду в изложении Аристокеса. Память меня ещё не подводит.

- Вечер длинный, с делами Империи на сегодня покончено. Ну что же, изволь, - Константин поудобнее устроился на ложе перед столиком со сладостями и фруктами.

- Вот как всё было описано в приватном письме католикоса, – епископ уселся на низкую, обитую бархатом скамеечку у ног императора и начал повествование:

«…Труден путь на Север. Опасны старые дороги, построенные Римом. Извилисты и долги караванные тропы из Сирии и Палестины в обход Понтийских гор, вдоль Киликийского Тавра через знойную Каппадокию, неспокойную Эдессу, мятежную Антиохию, враждебную путникам Персию. Даже молитвами нелегко здесь нести откровения Господа. Но всё, что выдержал ученик Иисуса - Фаддей[38], неся слово Света, выдержали и они.