— Из-за меня?

— Ну да. В пакете знаешь что было?

— Валюта, документы?

— Век не угадать. Билеты…

— Лотерейные?

— Экзаменационные. Они оба, и тот, кого мы подозревали, кстати подозрения с него уже все сняты, и Митрохин, учатся заочно в Институте народного хозяйства, на товароведов, что ли… А для заочников, сам знаешь, что такое билеты. Как-то они их раздобыли и стали оделять друг друга. Этот штурманец с теплохода «Уральские горы» вытащил пустышку, все осталось по-прежнему, но, видимо, наблюдательный, глазастый парнишка. Да… Что ж, теперь у нас есть Яковлев. Это уже много. Его доставили?

— Здесь он, Василий Пименович, — ответил Леденев.

— Хорошо. Тогда давайте сюда вашего соседа, Юрий Алексеевич, — сказал Бирюков.

Когда за Яковлевым и майором Леденевым захлопнулась вырезанная в глухих железных воротах дверь, Таня очнулась от оцепенения, и первым порывом ее было рвануться вслед за Валерием Николаевичем, стучать в эту дверь, требовать, чтоб ей разрешили увидеться с мужем.

И женщина пересекла улицу. Но, едва оказалась перед металлической дверью, решимость покинула ее. Таня остановилась и попыталась заставить себя поднять руку и коснуться кнопки звонка.

Прошла минута-другая, а Таня продолжала стоять у ворот. Наконец она решила дождаться Леденева, ведь это он привел сюда ее мужа. Да, самое верное дело — дождаться Леденева.

Истек первый час ожидания, начался второй, а Леденева все не было… Таня ходила от угла до угла, нервно оглядываясь.

А Юрий Алексеевич и Яковлев тем временем в сопровождении конвоиров уже прошли в здание управления, которое сообщается со следственной тюрьмой внутренним ходом.

Через два часа бесцельного ожидания Таня вдруг увидела знакомую. Она почему-то решила, что весь город уже знает о преступлении ее мужа, к которому причастна и она сама, и ей захотелось поскорее уйти, чтоб не встречаться со знакомой, да еще здесь, у этих ворот.

Быстрыми шагами она направилась прочь. Домой идти было страшно — с ума можно сойти в четырех стенах, — беспокоить Веру Васильевну снова, да и как общаться с женой человека, арестовавшего мужа и, наверно, ведущего теперь следствие по его делу.

Таня поравнялась с входом в парк и свернула туда в надежде, что уж здесь ей не грозит встреча с кем-либо из знакомых. Но не успела пройти и сотни шагов, как ее окликнули:

— Таня! Танечка!

Она повернулась и увидела доктора Еремина.

— Здравствуйте, Танечка, — сказал он. — Далеко ли направились?

Таня промолчала. Еремин внимательно поглядел на нее и осторожно взял за локоть:

— Что это с вами? Вы больны? Так почему же разгуливаете? И как это только Валерий Николаевич выпустил вас из дома?

Едва Еремин упомянул имя мужа, Таня судорожно вздохнула и вдруг зарыдала, припав головой к плечу Василия Тимофеевича. Еремин растерялся.

— Что вы, что вы, Танечка… Успокойтесь, — заговорил он, пытаясь отвести ее в сторону и усадить на скамейку. — Сядьте вот тут, успокойтесь, возьмите себя в руки, нельзя же так… Что случилось? Расскажите… Может быть, я смогу вам помочь.

Всхлипывая, прерывающимся голосом Таня поведала Василию Тимофеевичу о событиях последних дней. Рассказала и о встрече, которая произошла сегодня утром.

— Так-так! — сказал Еремин, выслушав Танину исповедь. — Значит, Валерия Николаевича арестовали… Это плохо. Арест означает, что его считают виновным в смерти диспетчера.

— Да ведь у нас-то и не было ничего с Подпасковым! — вскричала Таня.

— А разве я вам не верю? — с горечью сказал Еремин. — Я давно знаю Валерия Николаевича, кристальной честности человек, умница, выдержанный и тактичный, настоящий интеллигент, одним словом… Нет, здесь, Таня, что-то не так. Вам сообщили об аресте мужа?

— Нет, ведь я же не была дома…

— Тогда отправляйтесь домой и ждите от меня вестей. Никуда не выходите. А я отправлюсь в порт, в пароходство, если надо — обращусь в прокуратуру. Необходимо, наверное, подумать и про адвоката. Возьмите себя в руки, Таня, будьте мужественны. Я уверен, что это недоразумение.

Допрос подозреваемого в убийстве старшего помощника капитана теплохода «Уральские горы» Валерия Николаевича Яковлева начался, как обычно, с вопросов, касающихся его личности.

Яковлев спокойно отвечал, иногда поглядывал на записывающего ответы Леденена, сидевшего в стороне. Вопросы задавал Бирюков. Яковлев сидел лицом к нему, но смотрел куда-то мимо, сквозь стены, не встречаясь с полковником глазами.

— Вам известно, что вы подозреваетесь в убийстве диспетчера Подпаскова? — спросил Василий Пименович.

— Да, — сказал Яковлев, — диспетчера Подпаскова убил я.

Наступила тишина.

Яковлев по-прежнему смотрел куда-то за спину полковника Бирюкова и казался спокойным. Василий Пименович рисовал фигурки на листе бумаги, а Леденев не торопясь раскрывал новую пачку сигарет, поддевая ногтем красный целлофановый хвостик. Хвостик не поддавался, ноготь майора скользил по пачке, и Юрий Алексеевич начал тихо злиться.

Полковник Бирюков вздохнул, выпрямился, перевернул испещренный рисунками лист бумаги чистой стороной и спросил:

— Вы отдаете себе отчет, Яковлев, в том, что сказали нам?

— Отдаю.

— Что ж… Тогда расскажите, как все это произошло.

По словам Валерия Николаевича, выходило, что все произошло случайно и неожиданно для него самого. Он никогда не проявлял явной ревности к своей жене, но в глубине души, как, наверное, и многие мужчины, а особенно те из них, которые часто и подолгу отлучаются из дому, допускал некоторые сомнения…

— Все-таки я старше ее на десять лет, — сказал Яковлев. — И характеры у нас разные. Таня любит шумные компании, общество, как она говорит, а мне предпочтительнее домашний уют, тишина, возможность побыть с Таней. Извините, я, наверное, не то говорю…

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Бирюков.

— Словом, я бывал с ней там, где мне не по себе… Иногда мне не нравилось, когда какой-нибудь хлюст был чересчур внимателен к жене, но неудовольствия своего я не высказывал. Не хотел выглядеть старым ревнивцем… Но видимо, какой-то червячок внутри существовал. Да… Можно мне закурить?

— Курите.

Яковлев затянулся дымом, с минуту молчал, затем продолжал снова:

— Все началось с записки. Я вошел к себе в каюту и увидел на письменном столе листок. Печатными буквами там было написано: «Яковлев! Ты — рогатый козел! Твоя жена — шлюха…» Ну и дальше в том же духе. Что она с диспетчером Подпасковым в его квартире…

— Где эта записка? — спросил Леденев.

— Тогда, в каюте, я сунул ее в карман… Потом, после всего этого, вспомнил о ней, обшарил все карманы, но не нашел. Вероятно, обронил где-то…

— Жаль, Яковлев, жаль, — сказал полковник. — Эта записка сейчас была бы как нельзя кстати.

— Какое это имеет значение? — возразил старпом. — Разве я отрицаю свою вину?

— Так-то оно так… Но продолжайте.

— Прочитав записку, я потерял самообладание, будто шарахнули чем по голове.

— И вы ни на миг не усомнились в истинности сообщенного вам? — спросил Леденев.

Яковлев опустил голову:

— Я понимаю ваш вопрос… Потом… Уже после случившегося, когда остыл маленько, тогда думал… Думал, что могли ведь и наплести на Таню…

Старпом поднял голову и посмотрел на Юрия Алексеевича, затем перевел взгляд на Бирюкова.

— Но ведь я видел, как она распивала шампанское с этим типом! — выкрикнул он.

— Успокойтесь! — сказал полковник Бирюков. — Продолжайте рассказ и старайтесь не пропустить подробностей.

— Ну, я, значит, выбежал на причал и направился к проходной, чтобы их… проверить…

— Вы знали, где живет Подпасков?

— Знал.

— Откуда?

— В позапрошлый приход я поздно уходил с судна, уже после часу ночи. В диспетчерской порта мне дали дежурную машину и попросили заехать к Подпаскову, чтобы передать записку. Я знал, где он живет…