К нему-то они и обратились прежде всего, и Георг, насколько мог точнее, описал ему наружность своих родителей.

- Да, милый мой юноша, - отвечал лавочник, - все это хорошо и дельно, но дело в том, что у нас здесь слишком много дел и нам нет времени приглядываться ко всем проходящим и проезжающим людям. Во всяком случае, в горных повозках приехало в последние дни несколько человек с женщинами и детьми. Но такого рода люди, приезжая сюда, никогда не останавливаются в таком месте. Все, что им нужно в дороге, они везут с собою, а если им здесь приходится что-либо купить ,то услышав наши рудниковые цены, они приходят в ужас и воображают себе, что их хотят ограбить. Впоследствии они, понятно, привыкают к таким ценам. Женщины к нам никогда близко не подходят, но мужчины иногда заходят, когда у них не хватает табака или соли. Да и для лагеря здесь поблизости нет подходящего места; если даже кое-где и найдется немного травы, зато все пригодное для топлива уже истреблено. Вот потому-то они предпочитают отъехать на милю или две дальше, так как там под рукою очень удобные и хорошие пастбища, вода и топливо.

Кроме этого, лавочник ничего не мог сообщить. Многие же другие, которых они расспрашивали, подтверждали, что как вчера, так и третьего дня проехало несколько возов, внезапно застигнутых снегом в горах, из которого они выбрались с громадными трудностями. Все они казались пострадавшими от непогоды. Были между ними две больные женщины, и ничего нет мудреного, если дорогой кто-либо из них уже и умер.

Нашим друзьям не оставалось ничего другого, как возможно скорее поспешить по следам этих, недавно проехавших возов. Там они могли надеяться встретить тех, кого искали.

В палатке, служившей не только лавкой, но и кухней, по крайней мере для тех рудокопов, которые не хотели сами варить себе пищу и за две унции золота могли харчиться в течение целой недели, старик и Георг заказали себе поесть. Кроме того, купили кофе и еще кое-что, необходимое для дальнейшей дороги, а затем отправились к своим животным, чтобы отвести их на хорошее пастбище, где можно было бы часок-другой подкормить их. Вскоре они уже вскочили в седла и быстро поехали вперед.

Еще до наступления темноты они нагнали воз с медведем, наделавшим уже много хлопот сопровождавшим его людям. Сначала, в течение целого часа, мишенька лежал спокойно, как бы убаюканный покачиванием воза, но когда дорога стала хуже и воз остановили (под медведя хотели подложить мох и траву, чтобы ему было мягче и удобнее), зверь начал яростно метаться, пытаясь порвать связывавшие его путы. Но, к счастью, веревки не поддавались его усилиям, кроме того янки пришла счастливая мысль ехать по возможности быстро, и это тотчас успокоило медведя. На всякий случай у них были заряженные винтовки, чтобы в крайнем случае пристрелить страшного зверя.

В этот вечер старик и мальчик не нагнали ни одного воза и, наконец, решили остановиться на ночлег, боясь утомить животных продолжительной ездой. Уже совсем стемнело, когда они расположились у самого берега ручья

Наскоро устроили незамысловатый лагерь, так как ночь обещала быть звездной и дождя не предвиделось. Пока готовился скромный ужин, они много смеялись и шутили, вспоминая сегодняшнее удивительное приключение и так несвоевременно выказанную храбрость Москито.

- Мне никогда в голову не могло прийти, чтобы мед-ведь-гризли мог так быстро бегать, - сказал Георг. - В один момент он уже спустился с крутизны!

- Это наблюдается у всех животных крупных размеров. На вид они кажутся неповоротливыми, но если вздумают бежать, быстро срываются с места. Даже наш черный медведь, там, в Штатах, которого, как можно бы было полагать, добрый конь очень скоро догонит, иной раз бежит так, что приходится за ним гоняться целый день; в особенности он превосходно бегает тогда, когда сильно исхудает.

- А иногда ведь совсем не бегают, - возразил Георг.

- Это в очень редких случаях, - сказал старик, - именно тогда, когда поблизости находится медведица, которая, кстати сказать, далеко не всегда защищает своих детенышей, или когда он тяжело ранен, или окружен собаками. В этом случае медведи очень опасны. Все эти истории, в которых рассказывается, будто медведи преследуют человека, не что другое, как сказки, пустые выдумки. Всякое хищное животное убегает от человека. Даже тигр набрасывается на человека только сзади, тогда, когда ему кажется, что его не заметили. Притом нападает он тогда, когда сильно голоден. Наш американский черный медведь особенно отличается своим «мастерством», чуть что, сейчас пускается наутек. Много мне пришлось их перестрелять, но все же я помню только один-единственный случай, когда медведица не испугалась и не убежала, а сама смело пошла на меня. Мне было тогда около двадцати четырех лет; охотился я в Кентукки, в то время самом лучшем на свете месте для охоты. По соседству от нас появился медведь громадных, до того невиданных размеров, и мы целых шесть месяцев напрасно разыскивали его. Вдруг я (это было в конце февраля) совершенно случайно набрел на место, куда он ходил на водопой. Так как я знал, что в это время года медведи всегда ходят на водопой в одно и то же место и даже ступают по тем же самым, ранее оставленным ими следам, то я не пожалел труда и времени и решился сидеть в засаде, пока он не появится. Я прострелил ему сердце, но он и после этого пробежал довольно порядочное расстояние; однако моя собака скоро его нашла, и удачный выстрел приятно щекотал мое самолюбие. Лошади со мною не было, но так как я хотел доставить моим родителям доказательства, что уложил насмерть замечательного медведя, я решил взять с собою домой шкуру, а все остальное надежно повесить на ближайшем дереве.

Между тем шкура оказалась чертовски тяжелой. Я связал ее тонкими полосками лыка, привязал ее к палке и нес на плече, перекинув на другое плечо винтовку, направляясь к дому, до которого был добрый час ходьбы. Понятно, я избрал кратчайший путь, по краю лесной чащи; там лежало очень много дубов, разбитых и опрокинутых бурей, разыгравшейся за год перед тем. Вдруг из густых ветвей одного из этих дубов выскочил медведь и направился прямо на меня. Так как мишенька приблизился ко мне неожиданно и чересчур близко, я так растерялся, что выронил из рук не только шкуру на палке, но и свою винтовку. Все это очутилось на земле. Поднимать оружие в такой близости от зверя было опасно, и я предпочел спасаться бегством. Если бы медведь побежал за мною, то несомненно он настиг бы меня в несколько мгновений и я не сидел бы здесь, рассказывая об этом приключении. Однако, к счастью, он ограничился тем, что отогнал меня подальше от своего логовища. Оглянувшись, я увидел, что он, тщательно обнюхав свернутую шкуру, рыча, направился обратно в лесную чащу.

Вот и пришлось мне засесть в лесу без винтовки на расстоянии ружейного выстрела от медведя. Однако я тотчас сообразил, что это был не медведь, а медведица, устроившая среди обвалившихся дубов логовище на зиму себе и своим детенышам. Вот потому ей так не понравилось мое приближение. Но что же мне оставалось делать? Пойти домой и принести другую винтовку? Но тогда неизбежно мне пришлось бы быть осмеянным, так как оказалось бы, что медведь отнял у меня оружие. Вследствие этого я решился во что бы то ни стало попытаться возвратить мое ружье. Сняв с себя ягдташ с пулями и порохом и все, что могло стеснять мои движения, я осторожно пополз, полагая, что мой грозный сосед теперь вполне успокоился и я благополучно доберусь до того места, где лежала моя винтовка. Сначала все шло весьма удачно. Ничто не шевелилось в высоких ветвях опрокинутых дубов, за которыми я зорко наблюдал, и я был уже в десяти шагах от моей винтовки, как вдруг проклятая медведица меня почуяла. Что-то зашевелилось в густых ветвях, и мне пришлось вскочить и бежать так быстро, что удивляюсь, как я не потерял тогда башмаки.

На этот раз она гналась за мною несколько дальше, чем в первый, но все же остановилась, очевидно, опасаясь слишком удаляться от своих медвежат.