И действительно, медведь этот был удивительно могучим животным: голова почти такая же широкая, как и у быков, а исполинские лапы вооружены страшно длинными, желтыми когтями. Гризли славится именно своей могучей силой, и о нем говорят, что он с замечательной легкостью уносит лошадь и может с одного раза разгрызть самую толстую, крепкую кость быка. Несмотря, однако, на эту силу, он вначале держался очень спокойно и, по-видимому, выжидал, на что решатся его противники. Если они на него нападут, так он был совершенно уверен, что в состоянии защитить свою шкуру.
По-видимому, оба быка тоже отлично сознавали такое положение дела. Они поднимали высоко вверх свои головы, широко раздувая ноздри, втягивали в себя воздух, доносивший им запах противника, фыркали и рыли передними ногами песок, отбрасывая его за спину. На волков, точно так же, как и медведь, они не обращали ни малейшего внимания.
Несколько минут серый смотрел на все это весьма терпеливо. Но вслед за тем, потому ли, что хотел поближе ознакомиться с местом, в котором находился, или сидеть ему надоело, он неспешно встал и медленно побрел вдоль барьера, обнюхивая шпалы и никакого внимания не обращая на быков. Но это движение по кругу заставляло прерийных волков бежать перед ним что очень раздражало быков. Опустив рога, они осторожно наступали на медведя, который, несмотря на то, что быки были от него менее чем в десяти шагах, никакого внимания на них не обращал и спокойно продолжал свое медленное шествие, по-видимому, направляясь к тому самому месту, где он сидел раньше.
Публика все это время вела себя довольно спокойно, потому что все отлично сознавали, что ужасный бой может начаться каждую минуту, вызванный какой-либо случайностью. Все с напряженным вниманием следили за каждым движением, но больше всего их интересовало, кто начнет первым.
Когда серый возвратился на свое прежнее место около двери его жилища, от которого, к глубокому его сожалению, не имелось ключа, он уселся в таком же положении, как и прежде, но презрительно повернувшись спиною к быкам, и начал лапой выгребать песок, точно намереваясь устроить себе постель. Но, как видно, он одумался и нашел, что теперь еще время к тому не совсем подходящее; он повернул голову и через плечо взглянул на обоих быков, затем медленно приподнялся и совершенно невозмутимо пошел на быка, который был поближе к нему . Надо полагать, что ни малейшей злобы он не чувствовал и ничего худого у него и на уме не было, так как он на ходу остановился и правой передней лапой почесал себе живот с левой стороны и потом снова спокойно и беззаботно продолжал свое шествие.
Пятнистый бык, на которого он шел, пригнув рога к земле, немного отступил назад и угрюмо поджидал противника. Медведь же, нисколько не смущаясь угрожающей позой противника, очень медленно продвигаясь, вплотную подойдя к нему, вытянул вперед нос и, обнюхивая быка, почти касался его. Едва бык почувствовал горячее дыхание медведя, как метнулся вбок и задел правым рогом плечо медведя. Это уже медведю совсем не понравилось, и он с быстротой молнии нанес лапой такой удар по голове быка, что содрал порядочный кусок кожи и тотчас спокойно повернулся, направляясь к своему прежнему месту с таким видом, будто все дело только этим и должно было окончиться.
Бык громко заревел от страшной боли и ярости, и, вероятно, набравшись смелости, потому что медведь повернулся к нему спиною, следовательно, до некоторой степени обратился в бегство, он впился рогами в песок и затем бешено кинулся на врага сзади.
Но бык глубоко заблуждался, предположив, что враг от него бежал; как только тот почувствовал дыхание быка, тотчас с такой скоростью, какую немыслимо было предполагать в таком грузном теле, повернулся налево кругом. И прежде чем рога быка успели коснуться медведя, он нанес ему лапой такую ужасную оплеушину, что отбросил его в сторону на ограду, у которой бык, почти оглушенный ударом, упал на колени.
По всей вероятности, медведь имел намерение броситься на быка, и тогда, конечно, было бы с ним навсегда покончено. Он наполовину привстал и повернулся в сторону врага, в этот момент сделавшегося не опасным.
Однако в этот момент второй бык сообразил, что если он сейчас не нападет, то впоследствии ему одному придется иметь дело с таким страшным противником. Возможно также, что его гордость была возмущена, видя поражение своего сородича от такого неуклюжего противника. Так или иначе, без всякого объявления войны, с коротким глухим ревом нагнул он рога и, разбежавшись с расстояния в пятнадцать шагов, яростно и со всей силы бросился на медведя, который, ошеломленный ударом, свалился на рога другого быка.
Этот уже пришел в себя и, почувствовав такую тяжесть на своих рогах, встряхнул могучим затылком и, яростно заревев, вскочил на ноги.
Однако медведь, очевидно, потерял всякое терпение и рассердился не на шутку. Мгновенно он выпрямился, сел на задние лапы, вытянув передние, и приготовился встретить новое нападение быков. Несколько уклонившись от натиска, он сбоку бросился на заревевшего от боли и ярости быка, впился ему когтями в затылок и спину, захватив, кроме того, могучими клыками. Но в то самое мгновение оправился уже и другой бык. Несмотря на то, что кровь лилась у него изо лба, он со всей силой бросился на врага и так ловко хватил его рогами сбоку, что, несмотря на громадный вес медведя, отшвырнул его в сторону, освободив измятого товарища.
Хотя серый мгновенно поднялся, но, по-видимому, был несколько оглушен нападением, а также неистовыми криками зрителей, и потому замешкался. Бык, одержавший победу, высоко подняв хвост и голову, с довольным и радостным ревом обегал арену кругом.
Волки, все это время сбившиеся в кучу, вовсе не помышляли о том, чтобы принять какое-либо участие в бое. Однако теперь, когда ревущий бык ворвался в их кучу, они испуганно метнулись во все стороны, так что один из них, оглядываясь на быка, второпях наткнулся как раз на медведя. Но настроение серого в эту минуту было крайне неблагоприятное для волка, весьма поздно заметившего свою ошибку, так как ужасная лапа серого мгновенно хватила его так жестоко, что буквально разорвала пополам. В это же самое время один из быков подхватил на рога одного из пробегавших мимо него волков и, точно перышко, высоко подбросил в воздухе. Восторг публики был безграничен.
Все кричали «ура!», стучали ногами, хлопали руками и неистово размахивали шляпами. Даже янки, сидевший впереди всех, вскочил и, как помешанный, бешено прыгал на одной ноге. Вероятно, он в это время радовался, полагая, что этим битва окончится и он сохранит своего драгоценного медведя еще для четвертого представления.
Однако такого рода предположение могло оказаться весьма ошибочным. Медведь только что понюхал кровь и был крайне оскорблен полученными ударами, да и оба быка пришли к убеждению, что их противника нельзя признать непобедимым.
По-видимому, по крайней мере в то время, пока длились топот, крики и гам всякого рода, медведь решился ограничиться исключительно обороной. Только в сторону волков бросал он иногда свирепые взоры, как будто бы приписывая им вину за все понесенные неприятности.
Но бедняги были в самом скверном положении. По природе своей вовсе не задиристые, в особенности при виде сильного противника, им было теперь по горло работы, так как они заботились только о том, как бы не попасть на рога и в лапы трех страшных противников. Хотя они и грызлись между собой, но это было весьма естественно, так как, убегая от врагов, они постоянно сталкивались друг с другом, но как только приближался к ним кто-либо из быков, междоусобие тотчас прекращалось. Тогда они тотчас разбегались врассыпную, беспомощно оглядываясь и тщетно отыскивая, где они могли бы считать себя в безопасности.
Побежденный в самом начале боя бык тем временем вполне оправился от сурового приема медведя и, полный сознания испытанного позора и страдая от нанесенной раны, выказывал теперь самое воинственное настроение. Целыми облаками взбивал он песок ногами; фыркая и ревя, неистово потрясал широкой головой, стараясь стряхнуть кровь, лившуюся ему на глаза.