Браун вошел и был приятно изумлен, найдя в камине оставленные кем-то недавно бывшим здесь горячие еще уголья и золу. Живо собрал охапку хвороста - и скоро в камине запылал огонь.

Браун сходил на двор за своим плащом и седлом, которые и разложил перед камином, намереваясь здесь устроить себе постель на ночь. Поужинав куском дичи и маисовой лепешкой, молодой человек растянулся на своем жестком ложе, как будто это была самая мягкая и покойная кровать.

Греясь перед ярко пылавшим огнем камина и наслаждаясь ощущением покоя после долгой езды, Браун предался своим размышлениям, в которых главное место занимала, конечно, Марион.

Мало-помалу образы стали расплываться, мысли туманились, и Браун заснул, шепча имя любимой девушки.

Браун проснулся около полуночи от порывов холодного ветра, врывавшегося в каминную трубу, огонь уже погас. Он перенес постель в противоположный угол, думая проспать там еще несколько часов. Но едва он успел отодвинуться в темный угол, как снаружи раздались чьи-то голоса. Браун не верил, конечно, рассказам негров, но все-таки приготовился к всевозможным случайностям, зарядив ружье и вынув нож. Затаив дыхание, он чутко прислушивался, но все было тихо.

Вдруг дверь в хижину распахнулась, и кто-то произнес:

- Черт бы побрал эту проклятую развалину, я никак не мог найти ее в темноте! Что за убийственная погода! Вот самое подходящее время для наших предприятий.

- Да, - отозвался другой голос, - благодаря этому дождю наши следы окончательно пропадут.

- Тем не менее этот проклятый дождь промочил меня до нитки. Не развести ли огонь?

- Это будет трудно сделать без сухого хвороста и топора. Днем, уходя отсюда, я оставил под золой горячие уголья, а теперь они так же сыры, как и земля. Однако нам нельзя долго оставаться здесь, я должен к утру быть у своей фермы.

- А вы не думаете, что было бы лучше привести наших лошадей сюда? - спросил опять тот же голос.

- Нет, мне бы не хотелось оставлять здесь лошадиных следов!

Браун, несмотря на подозрительные слова о дожде как о благоприятной погоде дня каких-то «предприятий», хотел выйти из своего убежища, но последние слова заставили его изменить решение. Зародилось подозрение, не конокрады ли это.

Браун приготовил нож, он знал, что бандиты, если откроют его, ни в коем случае не станут церемониться.

- Когда вы думаете вернуться?

- А, право, не могу сказать точно. Вероятно, недели через три. Я отправляюсь теперь очень далеко.

- Не забудьте сделать то, о чем я вас просил, когда будете у маленького ручейка, протекающего около моего дома. Если Регуляторы найдут около моей фермы следы, они ее тщательно обыщут, а это крайне неприятно будет и вам, и мне.

- А мне-то почему?

- Ну, раз они что-нибудь найдут, тогда прощай наши лошади, а следовательно, и ваши барыши, да заодно, пожалуй, и наши головы!

- А, ну то-то, я было подумал кое-что другое. Полно, не бойтесь! Все предосторожности будут, конечно, приняты. Когда я сведу в нужное место лошадей, вернусь, и тогда мы поделим добычу. Хотя вы должны полностью доверять незнакомцу, который придет к вам от меня за лошадьми, однако денег у него не берите, я лучше после сам их получу.

- Хорошо, а что, этот человек знает дорогу к моему дому?

- Конечно. Он же мне и указал ее!

- Но как я узнаю, что это именно тот человек?

- Когда он подойдет к вам, то спросит: «Дорога в Фурш-ла-Фав?», а вы ему отвечайте: «Река протекает мимо моего дома». Затем он скажем вам: «Хороши ли окрестные пастбища?» Наконец, когда он попросит у вас «дать ему стакан воды», вы можете больше не сомневаться, что это именно и есть тот человек.

- Вот и прекрасно! Лишние предосторожности не помешают. Ведь у меня могут в это время быть не только соседи, но и моя воспитанница, которая не должна ничего знать. О наших тайнах знает только моя жена, да и то я нахожу это опасным. Итак, прощайте, дружище, спокойной ночи. Мне пора. Как это вы рискуете оставаться в доме, про который рассказывают.

- О, это детские сказки, не больше!..

- Но что с вами? Чего вы насторожились?

- Мне послышался топот лошади.

- Этого не может быть! Наши лошади привязаны больше чем за четверть мили отсюда. Ну, теперь, кажется, дождь перестал, идем!

В хижине воцарилась мертвая тишина. Браун ломал голову над вопросом, что это были за люди и какие они вели дела. Наконец он решил получше воспользоваться оставшимся временем, накрылся с головой одеялом и заснул. Ему опять приснилась Марион. Она, казалось, избегала объятий своего жениха, а тот употреблял все усилия, чтобы поймать ее. Наконец он схватил молодую девушку, которая, придя от этого в ужас, кричала о помощи среди темной ночи и бури.

Браун, полуочнувшийся от страшного сна, сбросил с себя одеяло и встал. Он все еще недоумевал, действительно ли слышал крик или это ему приснилось.

Начинало рассветать.

Браун вышел из хижины, оседлал лошадь и немедленно тронулся в путь.

Первые признаки утра, бодрящий предрассветный ветерок и быстрота езды вернули прежнее расположение духа.

Вдруг из-за поворота тропинки Браун лицом к лицу столкнулся с каким-то человеком.

- Ассовум! - воскликнул он. - Как я рад вас видеть! Куда вы идете?

- Теперь я уже пришел! - ответил индеец, пожимая руку Брауна.

- Так, значит, вы шли ко мне навстречу? Что случилось?

- О! Очень много! Разве брат мой ничего не слыхал?

- Нет, нет, говорите скорее!

- Неужели вы не знаете, что случилось?

- Клянусь вам, ничего! - весело воскликнул Браун. - Ведь вы же знаете, что я был по ту сторону Арканзаса, откуда же я могу знать, что здесь случилось?

- Но ведь это случилось до вашего отъезда!

- А, так вы говорите о моей ссоре с Гитзкотом?

- Гитзкот убит! - строго произнес Ассовум, пристально глядя в глаза Брауну.

- Неужели? - искренне удивился тот. - Это ужасно!

- Еще ужаснее то, - подхватил индеец, - что виновником убийства считают вас, мой друг. Конечно, никто не думает обвинять вас за это, находя, что вы были вправе убить Регулятора после его угроз…

- Ассовум! - решительно возразил молодой человек. - Ассовум, клянусь честью, я не виновен в этом! С тех пор как я расстался с Гитзкотом у Робертсов, я больше его не встречал. Неужели и вы считаете меня убийцей?

Индеец только улыбнулся.

- Ассовум, - сказал он, - не имел бы своим другом убийцу и грабителя!

- Что?! Так, значит, меня еще и в этом обвиняют!

- Да, некоторые злые люди говорят это про вас. Но Гарпер и Робертс не допускают такой мысли.

- Дай Бог, чтобы все разъяснилось! - воскликнул Браун.

- Я сейчас осмотрю вашу ногу, - сказал индеец, вытаскивая томагавк.

- Зачем? - удивился Браун. - А, вы измерили следы убийцы?

- Да, - ответил краснокожий, прикладывая рукоятку томагавка к подошве сапога Брауна. - Так и есть! - радостно воскликнул он. - Ваша подошва на три четверти дюйма длиннее!

- Но не забудьте, Ассовум, - сказал Браун, - что во

время отъезда на мне были мокасины, а не эти сапоги. Там, на месте убийства, значит, были только следы сапог?

- Да, да, - отвечал Ассовум; лоб его наморщился от раздумья, и он какое-то время молча стоял около своего белого друга, что-то соображая.

- Ну ладно, - сказал он. - Теперь пора вам возвращаться домой. Ваш дядя от пережитого волнения захворал. Брату моему нужно поскорее оправдаться от возводимого на него обвинения.

- Так идем скорее, дорогой Ассовум! - отозвался Браун.

Индеец молча кивнул головой и пошел обратно по той же дороге. Брауну чуть не рысью пришлось ехать, чтобы не отстать от быстро шагавшего Ассовума. Тот рассказал спутнику все подробности находки и убийства Гитзкота. Краснокожий сообщил еще, что утром того же дня встретил какого-то всадника на высокой лошади, но не мог разглядеть его лица, скрытого под полями широкой шляпы.

- Вероятно, это был один из тех людей, - сказал Браун, - разговор которых я слышал в хижине.