- Боже мой! Неужели вы, мистер Роусон, тоже собираетесь ехать туда? Но ведь вы совершенно больны!

- Я не могу остаться. Мой долг призывает меня ехать с ними! - решительно отозвался проповедник. - Правда, рука моя сильно болит но…

- О, мы ни в каком случае не отпустим вас! - также решительно сказала миссис Мулине. - Это сильно повлияет на ваши и без того слабые сегодня нервы.

- Но ведь есть обстоятельства, когда…

- Конечно, останьтесь здесь, - вмешался Робертс, - ваше присутствие там сегодня вовсе не нужно. Вот завтра на похоронах - это другое дело. Завтра мы даже попросим вас присутствовать, если вы хоть немного оправитесь.

Роусон кивнул головой в знак согласия и направился к дому. Туг ему преградила дорогу Марион, сильно взволнованная известием об убийстве. Все поведение ее жениха, его волнение, его решимость ехать, несмотря на усталость и боль, заставили ее впервые почувствовать, что жизнь с ним будет, пожалуй, совсем не так тяжела, как это ей казалось сначала.

Она остановила Роусона и ласково, хотя и застенчиво, сказала:

- Добрый вечер, мистер Роусон! Постарайтесь заснуть сегодня пораньше и спите спокойно, чтобы завтра быть совершенно бодрым и здоровым. От души желаю вам этого!

Смущенный такой неожиданной лаской Роусон потерял было на секунду свое обычное самообладание. Вид этой невинной девушки, чистыми глазами с преданностью смотревшей на него, еще не смывшего кровь своей последней жертвы, действительно сильно подействовал на проповедника. Однако Роусон сдержался, тихо склонился к Марион, поцеловал ее в лоб и, не говоря ни слова, направился уже твердыми шагами к дому, где намеревался хоть ненадолго передохнуть от усталости и волнения прошедшего дня.

- Что за дивной души человек! - набожно сложив руки, прошептала мистрис Смит.

- Он поистине святой человек! - отозвалась мистрис Шлатер. - Как побледнела бедная Марион, услышав об убийстве: у нее такое нежное сердце!

- Все-таки Марион должна благодарить Бога, что будет иметь такого мужа, как наш достопочтенный мистер Роусон!

- Но смотрите, наши мужчины уже собираются уезжать, а о нас и не думают. Значит, нам опять придется ехать домой одним, как и сюда!

- Да, мой муж, например, очень не любит, когда ему приходится ехать вместе со мной, - сказала мистрис Баренс. - Тем не менее и нам пора ехать.

С этими словами она подвела лошадь к стволу дерева, чтобы поудобнее усесться в седло, и тронулась вперед.

Большинство собеседниц последовали ее примеру, поехали вслед за удаляющимися мужчинами, не упустив, однако, из виду несколько раз посоветовать хозяйке дома хорошенько заботиться и беречь оставшегося на ее попечении больного и утомленного проповедника, своего кумира. Та в свою очередь заверила приятельниц, что будет заботиться о нем больше, чем о собственном ребенке.

Четыре мили, отделявшие ферму Мулинса от заброшенной хижины на берегу реки, фермеры проскакали очень быстро.

Достигнув деревьев около хижины, все спешились, привязали лошадей к ветвям и молча остановились. Ни одним словом не была нарушена таинственная тишина, царившая над покинутым жилищем, хотя приехавших было около пятнадцати человек. Некоторые из них, молча, как бы по какому-то предварительному соглашению, развели костер. Затем осторожно подошли к самому порогу хижины, и глазам всех представилось ужасающее зрелище.

Перед ними лежал труп Алапаги, носивший несомненные следы насильственной смерти. Охотники в изумлении столпились вокруг неподвижного тела, освещая помещение пылающими факелами.

- Несомненно, она кем-то убита, друзья мои! - печально сказал Робертс.

- Конечно! Это сразу видно! - отозвались несколько человек.

Действительно, это было видно сразу. На груди зияла громадная, широкая рана. Две такие же раны, из которых еще сочилась кровь, были нанесены, очевидно, тем же орудием. Судя по сильно истоптанному земляному полу, индианка не сразу сдалась своему врагу, а долго боролась с ним.

- Господа! - обратился к присутствующим Робертс. - Не может ли кто-нибудь из вас сделать хоть какое-либо указание на убийцу? Я, по крайней мере, решительно не могу никого заподозрить в этом гнусном убийстве.

- Да и мы тоже не можем ничего сказать! - отозвались все находившиеся в хижине.

- А кто из вас видел ее за последнее время? - спросил фермер.

- Я, - сообщил Вильсон, - видел ее вчера днем. Она шла с Ассовумом, мирно беседуя, по берегу реки. Впрочем, кто может проникнуть в сердце краснокожего?!

- О, за Ассовума я готов поручиться собственной головой, - вмешался Робертс. - Я клянусь, что он не может быть виновен в этом преступлении!

- Что за преступление, в котором подозревают Ассовума? - внезапно произнес сам индеец, незаметно подошедший сюда вместе с Брауном.

Ассовум быстро вошел в хижину. Охотники молча расступились, давая дорогу. Никто не решился предупредить краснокожего, что ждет его здесь. Вдруг он чуть не наткнулся на распростертый на земле труп жены.

- Ох! - простонал он, замирая на месте от ужаса. - Не может быть! Что это?

- Боже мой! - воскликнул вошедший за ним Браун. - Алапага убита!

Ассовум вдруг смолк и как-то сразу сник, только глаза его, горевшие мрачным, внутренним огнем, сурово перебегали с лица на лицо всех окружавших, как бы отыскивая убийцу. Рука судорожно сжимала томагавк.

Браун, не менее своего друга-индейца пораженный представившимся зрелищем, тихо выступил вперед и произнес:

- Друзья! Это уже второе убийство, совершающееся у нас. В одном из них обвиняют меня, и для этого-то я и приехал, чтобы оправдаться перед вами. Кого же вы назовете убийцей второй жертвы? Ведь не опять же меня? Друзья! Я собирался надолго покинуть нашу страну и отправиться в Техас, но теперь меняю свое решение. Я остаюсь здесь и, клянусь вам, добьюсь правды! Эта бедная индианка вверилась нам, белым, жила среди нас, всем нам угождала и была приветлива. Муж ее также верил дружбе белых. Неужели мы так заплатим двум честным людям за их доверие? Нет! До сих пор я осуждал Регуляторов за их беспощадность и своеволие, а теперь вижу, что они правы: иначе поступать нельзя. Отныне я присоединяюсь к их обществу и здесь, на трупе моего лучшего друга, клянусь не успокоиться до тех пор, пока не разыщу и должным образом не отомщу гнусным убийцам Алапаги и Гитзкота! Товарищи! Кто хочет действовать со мной заодно и помочь мне своей Храбростью и силой?

- Все мы готовы на это! - разом воскликнули собравшиеся охотники. - Руководи и распоряжайся нами, как сочтешь нужным!

Затем, по предложению Брауна, часть охотников стала нарезать ветви, чтобы устроить носилки для убитой индианки, но Ассовум отстранил всех рукой, прося их удалиться отсюда.

- Что ты хочешь делать, Ассовум? - спросил Браун.

- Я останусь здесь один, останусь всю ночь над трупом Алапаги, - печально сказал индеец.

Никто не решился противоречить убитому горем человеку, и фермеры один за другим тихонько удалились из хижины.

Собравшись за дверью домика, стали совещаться, как поступить дальше.

- По-моему, - сказал Баренс, - нам следует остаться на ночь здесь. Завтра, по крайней мере, не придется терять времени на лишний переезд.

- Нет, - отвечал Браун, - я не могу: дядя мой, как передавал Ассовум, болен и Алапага хотела снести ему дичи. К несчастью, теперь она этого сделать не может, и о нем должен позаботиться я. Отправимся лучше к Мулинсу, а завтра я с Вильсоном навещу дядю. У Мулинса мы поговорим и с Роусоном относительно завтрашних похорон.

- Так-то так, - согласился Баренс, - но не думаете ли вы, что следовало бы поискать следы убийцы здесь, на берегу? Быть может, мы что-нибудь и откроем.

- Это будет совершенно бесполезно, - возразил Браун. - Дождь, шедший всю ночь, уже успел достаточно хорошо смыть все следы.

Фермеры согласились с молодым человеком и, не беспокоя больше краснокожего, отправились обратно к Мулинсу.