Неожиданно в отпуск приехал брат, доктор Али Захран. Мона очень обрадовалась. Она рассказала Али о своем неудачном романе. Али огорчился. Но у него были собственные неприятности.

— Знаешь, я решил эмигрировать, — сказал он.

— Как так? — удивилась Мона.

— Честно говоря, я все давно обдумал и твердо решил уехать из Египта.

— Но ведь ты собирался поехать в научную командировку?

— А, это долгая история! Одна волокита! Мне надоело ждать, и я решил уехать.

— Но как? Куда? На что ты будешь жить?

— Я завершаю исследования по паразитологии. Пошлю свою статью приятелю, который уехал в США. Пусть покажет ее в каком-нибудь университете или научном центре. И буду ждать приглашения на работу. Мой приятель именно так и попал туда.

— Я поеду с тобой! — заявила Мона. — Я специализировалась по статистике, да и английский знаю неплохо.

— Вдвоем уезжать веселей, — засмеялся брат.

Мона и Али сообщили родителям о своем намерении. Те начали их отговаривать. Зачем куда-то уезжать, когда обоим легко сделать карьеру у себя дома, в Египте.

— Но положение в нашей стране совсем не такое, как вы думаете, — заявил брат.

— И оно не изменится в лучшую сторону, — добавила сестра.

Отец попытался воззвать к патриотизму сына, но Али грубо перебил его:

— Родина — это ведь не географическое понятие, часть земли, очерченная государственными границами. Родина — это система мышления, духовные ценности!

Отец был страшно расстроен. Сам он принадлежал к поколению 1919 года, для которого патриотизм был живой силой. Решение детей его возмущало и обескураживало. Он не находил ему никакого разумного объяснения. И страдал оттого, что и сын и дочь равно остаются глухи к его увещеваниям. С глубокой горечью он упрекал детей за то, что они хотят бросить его и мать, не желают жить с ними в родной стране.

Мона очень любила отца, но не могла с ним согласиться. Ее удивляло, что поражение воскресило в его сердце горячие патриотические чувства. А вот она умеет подчинять чувства требованиям здравого смысла. Точно так же поступают Алият, Сания да и ее брат Али. А она чем хуже?

И Мона сказала брату:

— Наша жизнь здесь лишена цели.

— А мне кажется, что я и вовсе не живу! — воскликнул Али.

— Вот почему нам надо уехать отсюда.

— Мы и уедем при первой возможности!

Мона чувствовала себя беззаботной туристкой, и разрыв с Салемом Али вдруг отодвинулся в прошлое.

Все подруги и знакомые Моны скоро узнали о ее намерении. Мона предавалась сладким мечтам о чистой любви и достойной жизни, огражденной от бед и несчастий.

Мона возвращалась из библиотеки домой и на площади Талаат-Харб вдруг увидела перед собой Салема Али. Конечно, они встретились не случайно. Впрочем, он и не собирался этого скрывать.

Салем протянул ей руку.

— Мне сказали, что ты собираешься уехать с братом в Америку. Я счел своим долгом попрощаться с тобой.

— Спасибо, — Мона холодно пожала его руку.

Но он, не обращая внимания на ее возмущенный вид, продолжал идти рядом с ней. Мона рассердилась.

— Я уже поблагодарила тебя за внимание!

— А я все равно не уйду, — невозмутимо возразил Салем.

— Это почему же? — с напускным равнодушием спросила Мона, — Теперь я твердо знаю, что люблю тебя. Это чувство на всю жизнь!

Мону захлестнула волна жгучей радости. Она даже глаза закрыла, но тут же постаралась справиться с собой.

— Все уже решено.

— Прошу тебя, пойдем в «Чайный домик».

По дороге Мона поняла, что все ее планы и намерения рассыпались в прах. А Салем торжествующе говорил:

— Любовь важнее всего на свете! Остальное — пустяки, не стоящие внимания. — Он вопросительно взглянул на свою спутницу: — Ты правда уезжаешь?

— Я уже сказала — да!

— А если бы я поехал с тобой?

— А что тебе мешает?

— Профессия! — засмеялся Салем. — Никуда не денешься — придется оставаться в психиатрической клинике.

XI

Марзук Анвар и Алият Абду были зачислены на государственную службу одним приказом. Ее направили в министерство социального обеспечения, его назначили инспектором просвещения в Бени-Сувейф. Назначения были очень хорошие, но радость молодых людей была омрачена — ведь она остается в Каире, а он уезжает в Бени-Сувейф. А как же свадьба?

На вокзал Марзука провожали отец и Алият. Они сидели в буфете, ожидая поезда на Асуан. Отцу Марзука было шестьдесят лет, но на вид ему можно было дать и все семьдесят. Он был из тех людей, которые смотрят на жизнь просто, принимают ее такой, как она есть, и ни на что не ропщут. Сын давно уже был для него отрезанным ломтем, и, даже останься он в Каире вместо того чтобы уехать в Асуан, это ничего не изменило бы. Старик не отходил от сына. Он начал рассказывать о том, как жил в тридцатые годы, когда мировой экономический кризис захватил и Египет. Каждый день терпели банкротство все новые компании и фирмы, закрывались магазины и лавки…

Алият нагнулась к жениху и тихо спросила:

— Скажи, это твой знакомый? Вон тот, прямо перед нами?

Марзук поднял голову и увидел мужчину с трубкой в зубах, который пристально на него смотрел. Марзуку стало неловко, и он быстро ответил:

— Нет, я его не знаю и знать не хочу!

Он сказал правду, но в то же время ему почудилось, что он уже видел это почти квадратное лицо, блестящие внимательные глаза, лохматые брови, большую лысую голову. Но где и когда?

Алият снова зашептала:

— Он все это время не спускал с тебя глаз.

Увидев, что молодые люди смотрят на него, незнакомец встал и направился к их столику. Он поклонился и представился:

— Мухаммед Рашван. Кинорежиссер.

— Марзук Анвар. Служащий. Очень приятно! — Жених Алият встал и тоже поклонился.

Продолжая внимательно разглядывать Марзука, кинорежиссер спросил:

— Вам не приходилось выступать на сцене или сниматься в кино?

— Нет, — с недоумением ответил Марзук.

— А не хотите ли попробовать свои силы на этом поприще?

— Мне ничего подобного и в голову не приходило! — засмеялся Марзук.

— Могу предложить вам главную роль, — сказал режиссер.

— Как главную? — еще больше удивился Марзук.

— Я давно уже ищу подходящий типаж. И вот, увидев вас, сразу понял: это то, что мне надо. Ну, как?

— Надо подумать!

— Он едет на место своего назначения, — вмешался отец.

— У меня найдутся для него и другие роли. Я убежден, что его ждет успех, — не отступал Мухаммед Рашван.

— Но ведь он никогда в жизни не играл! — возразила Алият.

— Тем лучше! Я отшлифую его, и он заблестит, как бриллиант чистейшей воды.

У Марзука голова пошла кругом от такого соблазнительного предложения. Кто бы мог подумать? Он колебался недолго.

— Я согласен!

— Все-таки подумай, сынок! — посоветовал отец.

— О чем думать! Я согласен! Когда еще выпадет такой случай?

Мухаммед Рашван протянул Марзуку свою визитную карточку.

— Придешь завтра в десять утра по этому адресу. У тебя есть телефон?

Марзук отрицательно покачал головой.

— Твоя роль — новое слово в нашем кино, — продолжал режиссер. — В центре фильма юноша с университетским образованием, призванный в армию. Он приезжает с фронта в Каир на несколько дней и становится участником удивительных событий. В него влюбляется иностранка. Она уговаривает его уехать с ней…

— И он соглашается? — спросил Марзук.

— Вот фильм и должен ответить на этот вопрос. Только бы положение оставалось таким, какое сейчас.

— Какое положение?

— На фронте.

— А вы думаете, оно может измениться? — спросил отец Марзука.

— Так, во всяком случае, считает продюсер. Не то…

— Что же?

— Если мы потерпим еще одно поражение или даже одержим победу, фильму и его продюсеру не стоит ждать ничего хорошего! — засмеялся Мухаммед Рашван.

XII

Марзук знакомится с женщиной неизвестной национальности. Она его давно выслеживала, но он об этом не знает. И заговаривает она с ним с притворным равнодушием, задает какой-то ничего не значащий вопрос. Он отвечает ей вежливо, вовсе не придавая значения этой случайной встрече. Однако его поражает красота иностранки. Он чувствует, что влюбляется. На нем военная форма, в глазах — решимость и бесстрашие.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: