— Нет, я хочу, чтобы ты трахнул меня, — Тревор улыбнулся и пальцем оттянул Марку нижнюю губу. Марк поймал его зубами, дразня кончиком языка. — А потом я собираюсь нарисовать тебя.

Марк не представлял, как это произойдет, потому что они не увидят друг друга после сегодняшнего вечера. Что-то вонзилось ему в грудь, но он проигнорировал это. Он отбросил в сторону все мысли о великолепных художниках, живописи и несбыточных мечтах и наклонился, чтобы потерять себя в мужчине под ним. Поцелуй был медленным, и всепоглощающим, и совсем не робким. В нем была определенная сила, ощущение, что они обходили границы контроля, и это было именно то, что нужно Марку.

Он просунул свой язык внутрь, чтобы танцевать языками танго с Тревором, упиваясь насыщенностью и желанием, которые скатывались с их тел мощными волнами, накрывая его тело до такой степени, что он, вероятно, в одиночку мог испытать оргазм от этого. Он был так поглощен поцелуем, что не заметил, как Тревор просунул руку между их телами, заставляя Марка приподнять бедра, пока крепкая теплая хватка не сомкнулась вокруг его члена. Дрожь прошла по его позвоночнику, и он застонал в рот Тревора.

Марк сначала неторопливо покачивался в руке, двигаясь в унисон с медленным танцем их ртов и языков. И тогда настойчивость заменила томное изучение этого человека, с которым он решил провести ночь и поделиться своим телом. Ему было необходимо касаться повсюду одновременно. Он не мог этого не делать. Его руки проходили сквозь мягкие, до плеч волосы Тревора, ласкали лицо и шею, затем спускались по длине его туловища, бок, бедро, и наконец, сжимая ладонями крепкие ягодицы. Он ни разу не прервал поцелуй, который превратился из танцевальной прелюдии в соблазнительный поединок.

Тревор, к его большому разочарованию, выпустил член Марка и толкнул его за плечи, заставляя прервать поцелуй, которым, Марк не думал, что когда-нибудь насытится. Дыхание Тревора порывисто захлестнуло подбородок Марка, и его собственные взъерошенные пряди волос нависли над глазами Тревора. Воздух захватил легкие Марка при взгляде на голубые океаны, которые смотрели на него.

Он потянулся за пакетиками, которые кинул на кровать рядом с ними, и Тревор усмехнулся, прежде чем перекатиться на живот. Он приподнял бедра и потерся задницей о пах Марка, посылая искры, стреляющие во всех направлениях, и заставляя хриплый смех пузыриться в его груди.

— Дразнишь.

Он мог честно сказать, что никогда в жизни не издавал таких звуков, чтобы хоть как-то продвинуться вперед, но в тот момент он зашел слишком далеко, чтобы смущаться. Особенно, когда Тревор перевернулся и раздвинул ноги шире.

— Только если я не доведу дело до конца, — возразил Тревор, оглядываясь через плечо с хитрым блеском в глазах.

Марк устроился между этими длинными, подтянутыми конечностями, его взгляд упал на идеально круглые, мускулистые ягодицы. Каждая половинка идеально вписывалась в его открытые ладони, когда он их сжимал и ласкал, раздвигал и разминал, его большие пальцы окунались в расселину и следовали по ней до единственного места, где он хотел немедленно оказаться. Тревор толкнулся, молча умоляя о большем. Эту просьбу Марк определенно не собирался оставлять без ответа.

Звук разрывающейся фольги усилил ожидание Тревора, и через секунду он вздрогнул, когда холодная жидкость капнула на его горящую кожу.

— У тебя красивая задница, — мягко сказал Марк, и похвала в его голосе вызвала приятный трепет в груди Тревора. Но в ответ он не мог выдавить ничего, кроме протяжного «Ммммм». Его внимание было полностью сосредоточено на Марке, когда он смазывал смазкой во всех нужных местах — согревая, массируя, дразня, открывая.

У него не было никаких отговорок о том, чтобы подняться в комнату Марка, прекрасно зная, куда это приведет, но он не собирался отказываться от этого. Не после стольких лет почти несуществующего сексуального интереса. Особенно с тем, кого он больше никогда не увидит. Но к тому времени, как они добрались до комнаты, все его нервы были на пределе. Он, безусловно, хотел Марка. Когда он вышел из ванной после душа и увидел в глазах Марка необузданное желание — то, как он попросил разрешения прикоснуться к нему, а затем сделал это с таким благоговением — все изменилось. И, если даже это была его последняя зима и этот человек был его последним шансом в полной мере ощутить человеческую связь в ее первобытном проявлении, будь он проклят, но он сможет извлечь из этого максимальную пользу.

Поэтому он отдался в надежные руки Марка, позволив этому красивому незнакомцу, способному одним прикосновением довести его до безумного состояния эйфории, действовать. Он опустил голову на сгиб правого локтя, выгнув спину, открылся, чтобы Марк мог делать все, что ему было угодно. И до сих пор это было более чем приятно.

— Готов? — неприкрытое возбуждение придало грубую, дрожащую резкость голосу Марка.

— Да. Много раз да.

Еще один разрыв фольги — звук усиливает желание, проносящееся по его венам — давление на его отверстие. Возбуждение мурашками пробегало по его коже, когда Марк медленно входил в него. Весь его мир сузился в этом прекрасном соединении их тел. Тревор балансировал на пике удовольствия и боли от невероятного пылающего растяжения. Аккуратно толкаясь, Марк все глубже и глубже погружался, прося тело Тревора принять его. И он впустил.

Горячая и твердая плоть Марка наполнила его. Член прошелся по простате, заставляя Тревора громко застонать, а тело Марка дрожать. Он, не останавливаясь, двигался, пока не был полностью погружен внутри, каким-то образом достигая того, чего Тревор не испытывал прежде.

Тело Тревора сжалось вокруг члена, двигающегося внутри него, вызывая у Марка хриплый стон. Одна рука гладила его ягодицы, а другая сжимала его яйца, перекатывая и лаская их.

— Давай, — в коконе рук Марка голос Тревора звучал сдавленно. Он повернул голову, и их глаза встретились. — Давай, Марк. Трахни меня так, как будто я принадлежу тебе.

У Тревора перехватило дыхание от вспыхнувшей страсти, которая зажглась в темно-зеленых глазах Марка.

Святой… да.

— Иисус… — прошептал Марк, застыв, как будто все его тело затаило дыхание. В этой приостановленной паузе тела соединились, пульсы бились как один, Тревор не думал, что вообще возможно, что они когда-нибудь снова разойдутся. По крайней мере, до тех пор, пока горячее дыхание не коснулось его чувствительной спины, и Марк сделал так, как просил Тревор — полностью вышел, и только головка его члена дразнила растянутое колечко Тревора. Он задержался там на секунду, как будто они оба принимали последний глоток кислорода, прежде чем спрыгнуть со скалы в ожидающее внизу озеро, и снова ворвался. Глубоко. Умопомрачительно глубоко.

— Да! — закричал Тревор, опустив голову и вдавливая локти в матрас, чтобы подготовиться.

Марк начал наращивать жесткий темп, член двигался под прямым углом, чтобы при каждом ударе попадать в простату Тревора. Его чувства были остро настроены на бессловесный, но красноречивый язык их тел. С каждым совершенным толчком Марк освобождал Тревора от стрессов и тягот его жизни. Внутрь-наружу. Ушёл страх недееспособности его почек. Внутрь-наружу. Пропала мрачная перспектива никогда не найти трансплантат. Внутрь-наружу. Исчезло крушение мечты и надежды. Внутрь-наружу. Только этот момент, только этот человек. Внутрь-наружу. Живое дыхание любви…

Это было то, в чем он так отчаянно нуждался, даже не осознавая этого. Чтобы его взяли, владели, желали, напомнили, что он еще жив — целиком и полностью. Но затем Марк вышел из него полностью, оставляя после себя чувство потери.

— Перевернись, — прохрипел Марк, мягко направляя руками его бедра. — Я хочу видеть твое лицо, когда ты кончишь.

Тревор перевернулся, и Марк наклонился, чтобы поцеловать его. Губы Марка скользили по нему, языки сплетались с отчаянной потребностью. Марк опустил свое тело и медленно покачивался, потираясь членами, зажатыми между животами.