- Остатки прошлого подбирает, - ответил Калинин.

- Алло, Сила Семенович? Узнал?.. Есть у тебя охота посмотреть, как твой сын для Петроградской городской коммуны работает? Ну, я так и думал. Заеду за тобой, жди.

Уж кому-кому, а Штыреву особенно интересно побывать на общественном поле. Это ведь он организовал на заводе ремонт тракторов тяжелого артдивизиона, он принимал доставленные из Швеции тракторные плуги.

Солнце светило с чистого неба по-летнему горячо. Сила Семенович снял пиджак, засучил рукава, обнажив мускулистые руки. Старенькая рубашка плотно облегала литые плечи. Михаил Иванович дружески толкнул его - тот даже не качнулся.

- Ну и крепок ты! - восхищенно произнес Калинин. - И годы тебя не берут.

- Возле металла будешь крепким, - усмехнулся Штырев.

Поле начиналось сразу за домами заводского поселка и тянулось очень далеко, до самого леса. С краю копались огородники. Какой-то крестьянин распахивал свою делянку. Трудился, наверно, с раннего утра, и сам устал, и конь спотыкался в борозде, но вспахать успел меньше половины участка. А дальше и правее пролегла широченная полоса поднятой тракторными плугами земли. В конце этой полосы, возле леса, уступом ползли три машины, казавшиеся издалека черными жуками.

Они приближались, нарастал гул моторов, и вскоре видны стали сверкающие лемехи, ровно и сильно вспарывавшие твердую землю. Плуги сравнивали межу за межой, срезали заросшие бурьяном бугорки, засыпали канавки, промытые ручьями. За тракторами оставалась чистая пашня, готовая принять семена.

- Вот так бы повсюду, Сила Семенович! - восторженно произнес Калинин. - Железный конь сразу на четверть века деревню вперед двинет.

- Когда это еще будет...

- Тракторная колонна уже перед глазами у нас!

- Одна на всю Россию.

- Важен первый пример, первый опыт.

Головная машина остановилась. С нее спрыгнул тракторист в солдатской фуражке, в гимнастерке без пояса.

- Отец! Дядя Миша! Видите?

- Видим, видим, - скрывая улыбку, сдержанно ответил Сила Семенович.

- Получается, верно? Я даже не думал, что наворочаем столько!

- А вот Калиныч посмотрит сейчас, нет ли огрехов.

- Ладно уж, ради первого раза, ради такого праздника не буду я огрехи искать, - засмеялся Михаил Иванович, обнимая молодого тракториста. - Молодцы, товарищи, вот и весь мой сказ!

Галина Георгиевна осунулась, подурнела, потемнела лицом. В квартире холод, водопровод не работает по нескольку дней. У соседей, в их же подъезде, только на другом этаже, побывали грабители, унесли все ценности.

Ко всему прочему, изрядно помучил муж - месяца два не было от него ни слуху ни духу. Где он? Может, немцы убили, может, растерзали свои же солдаты? Лишь в конце марта привез его, раненного, Кузьма Голоперов.

С их приездом стало все-таки легче. Признавая над собой только власть Яропольцевых, Кузьма со всеми остальными был дерзок и груб, держал в прихожей возле вешалки винтовку и спустил с лестницы уполномоченного, явившегося проверить, сколько комнат занимает семья.

Слава богу, холода остались позади, муж поднялся на ноги, теперь можно подумать и о дальнейшей жизни.

Они сидели в гостиной. За окном ярко и просторно - вполнеба - горел закат, в углах комнаты накапливались сумерки. Галина Георгиевна повернулась спиной к окну, темный силуэт ее четко обрисовывался на багровом фоне. Мстислав Захарович смотрел на жену и думал, что сейчас, в скромном, домашнем платье, утомленная заботами, она нравится ему ничуть не меньше, чем в день свадьбы. Он с удовольствием сказал бы об этом, но не хотел перебивать ее.

- Я не предлагаю ехать в Стокгольм или Париж, хотя это идеально, - говорила Галина Георгиевна. - Мальчики там учились бы, ты поправил бы здоровье... Нет, я не настаиваю, - усмехнулась она, заметив нетерпеливое движение его пальцев. - Ты говоришь, что история осуждает тех, кто в годы испытаний покидает Родину. Пусть так. Но из Петербурга надо уехать. Жизнь здесь становится невыносимой. Магазины закрыты, рынки пусты. Бандиты обнаглели, грабят квартиры среди дня. Хорошо бы перебраться в провинцию, в плодородные места. Хоть в тот же Новочеркасск, к моей тете.

- В Новочеркасске, по слухам, уже немцы

- Тогда в Тамбов или Воронеж.

- Мне надо подумать.

- Милый, ты думаешь уже целый месяц. У нас отнято все, что мы имели. От земли до твоих офицерских погон! Какая же еще истина тебе требуется? Даже телефон сняли, - зло произнесла Галина Георгиевна. - Скоро они доберутся до наших комнат и поселят здесь своего люмпена. Этого ты дожидаешься?

- Я не хочу спешить, - мягко сказал Мстислав Захарович, успокаивая жену. - Не будем спорить и волноваться.

- Хорошо, - устало кивнула она. - Тем более, что в аптеках нет валериановых капель.

- Где же ты берешь лекарства?

- У того же аптекаря, только с черного хода и в три раза дороже. Причем ассигнации он не принимает. Вовремя напомнил: надо послать к нему. Позвони, пожалуйста.

- Я здесь, ваше высокоблагородие, - вошел Голоперов.

- Кузьма, - прищурившись, сказал Яропольцев, - разве тебе не известно, что теперь есть только граждане и товарищи, а господа и благородия отменены?

- Для кого отменены, а для кого нет.

- Для тебя, значит, нет?

- Так точно! Барин остается барином, отменяй его или не отменяй. Это уж самим богом заведено. Какого крестьянина или рабочего на господское место ни поставь, сразу видно, что мужик, а не господни. Вот Калинин, к примеру, всему городу голова, а на общем огороде картошку сажает.

- Калинин? - оживился Мстислав Захарович. - Это ты верно знаешь?

- Сам видел, когда полезную ископаемую добывал.

- Так, так... А ты, значит, еще не оставил ископаемые свои?

- Никак нет, ваше высокоблагородие. Свинец - не бумажка, за него хлеб дают.

- Ну, как знаешь... Только все же обращайся ко мне по имени-отчеству, хотя бы на людях.

Галина Георгиевна напомнила:

- Кузьма, сегодня аптекарь ждет.

- Так точно. Разрешите отбыть, ваше высокоблагородие?

- Иди, Кузьма, неисправимый ты человек.

- Он верный человек, - Галина Георгиевна проводила Голоперова взглядом. - Когда установится порядок, надо будет отблагодарить его. Хороший управляющий из него получится. Ты не слышишь меня?

- Прости, задумался. Знаешь, что я предприму? Я пойду к Калинину и поговорю с ним. Постараюсь выяснить, какое будущее нам уготовано.

- А ведь мы сделали тогда все, что вы просили, - сказал Калинин, поздоровавшись. - Навели порядок в казарме.

- Не забыли еще? - удивился Яропольцев.

- На память не жалуюсь, - Михаил Иванович, жестом пригласив гостя сесть, хотел добавить, что бывшие офицеры-дворяне приходят на прием не часто, но сдержался. Ничем не выдал своего любопытства, заинтересованности.

- На этот раз у меня не просьба, вопросы.

- Если смогу...

- Хочется понять в конце концов, что же творится... Начну с малого. У меня и у моего знакомого сняли телефоны. По вашей терминологии мы эксплуататоры и телефонов недостойны. Их передали неимущим. Хотя человек, владеющий персональным телефоном, это уж, извините, не пролетарий... Но не в этом суть. Я вне службы, как-нибудь обойдусь и без телефона. Но мой знакомый - инженер, крупный специалист по добыче торфа. От вас же, из управы, звонили ему, консультировались - он не отказывал. Теперь он вообще отрезан от мира, от дел.

- Почему он не работает? Саботирует?

- Он выше этого. Его не приглашают, и он, естественно, не идет. Раньше его ценили, а теперь он никому не нужен и хочет уехать в Норвегию. Его туда усиленно зовут. В Норвегии, вероятно, не хватает торфа, а в Петрограде избыток топлива.

Калинин ответил спокойно и серьезно:

- Запасы топлива на исходе. С большой тревогой ждем следующую зиму. А этот господин инженер не понимает, значит, что торф нужен не мне лично, а всем людям, всему городу! Об этом ваш инженер думает?