- Прошу ораторов говорить, кого они представляют, от какой партии выступают.

- Мы тут все беспартийные!

- Этого не может быть! Вы просто боитесь выступать от имени своих партий, вы маскируетесь под сторонников Советской власти, иначе вас слушать никто не будет.

Человек в шляпе нетерпеливо пожал плечами:

- Мне поручено огласить резолюцию...

С первых же слов Михаил Иванович понял, что это - чуть подправленный документ, принятый вчера под давлением меньшевиков и эсеров на линейных кораблях «Петропавловск» и «Севастополь». Те же демагогические призывы к равенству и братству, тот же лозунг «За Советы без коммунистов», то же требование свободной торговли.

Каждый пункт резолюции моряки встречали одобрительными выкриками.

Да, Михаил Иванович приехал в крепость слишком поздно. Пожар уже разгорелся, чтобы погасить его, требовалось время, требовались решительные крутые меры.

Горечь и боль звучали в, заключительных словах Калинина:

- Будущее поколение не предъявит мне счета за измену революции, а вам - предъявит. Ваши сыновья и дочери будут стыдиться вас, они никогда не простят вам сегодняшний день, этот час, когда вы своими собственными руками предаете рабочий класс!

Возле Петроградских ворот при выезде из крепости - два десятка матросов с двумя пулеметами. Часовой в тулупе повертел в руках мандат Председателя ВЦИК, вернул Калинину:

- Пропуск нужен.

- Какой пропуск?

- Из штаба. Без пропуска никого приказано не выпускать.

- Да ты что? - двинулся на часового Федор. - Ты главу Советской власти не признаешь?

- Приказано не пускать, - твердо повторил часовой.

Военморы настороженно придвинулись ближе, обступили часового.

- Где находится штаб? - спросил Калинин.

- На «Петропавловске».

Пришлось возвратиться в Кронштадтский Совет. Там выяснилось, что мятежники действуют, не теряя времени. На линкоре они отстранили комиссаров и полностью взяли власть в свои руки.

Евсеев связался по телефону с «Петропавловском», со штабом восставших.

- Кто распорядился задержать товарища Калинина в крепости?

- А чего вы торопитесь, погостюйте у нас, - ответил чей-то насмешливый голос.

- Требую немедленно разрешить выезд Председателя Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Иначе вы будете нести полную ответственность за противозаконные действия.

- Ладно, разберемся, - ответили ему. - Ждите пока.

Близилась ночь. С улицы доносилась разухабистая пьяная песня. Тревожное напряжение нарастало. Первой не выдержала Екатерина Ивановна.

- Надо что-то предпринимать. Связаться, с Москвой...

- Невозможно. Все под контролем мятежников.

- Разве в Кронштадте только одни ворота? Местные товарищи оживились:

- Верно, Михаил Иванович, ночью можно уйти по льду.

- Сбежать? - усмехнулся Калинин. - Ни в коем случае. Какой я глава государства, если буду скрываться тайком? Это только Керенский мог позволить себе такое...

- Но, Миша... - вздохнула Екатерина Ивановна. Он жестом остановил ее:

- Будем требовать и добиваться. Позвоните на «Петропавловск» еще раз.

...«Временный революционный комитет» мятежников заседал в просторной кают-компании линейного корабля. Обсуждался вопрос: задерживать ли Калинина в качестве заложника? Председатель комитета эсер Петреченко возражал. Если сделать это, Москва примет самые решительные меры, и тогда Кронштадту не выдержать до весны, пока очистится ото льда залив и придет помощь.

Через некоторое время с «Петропавловска» сообщили: произошла досадная ошибка. Председатель ВЦИК и сопровождающие его лица могут беспрепятственно покинуть Кронштадт.

- Скорее! - торопила Екатерина Ивановна.

Из крепости выехали затемно. Матрос-возница ругался сквозь зубы:

- До ночи, стервецы, дотянули. Как раз в полынью булькнешь...

Возле саней, держа наготове винтовку, шагал долговязый Федор. С другой стороны - Иван Евсеевич.

Около черной трещины лошади остановились. Трещина за день стала еще шире, деревянные щиты едва перекрывали ее. Возница осторожно, под уздцы провел упиравшихся лошадей. Федор помог на скользких досках Екатерине Ивановне. Евсеев - Калинину.

- Теперь можно и с ветерком! - повеселел возница.

Все разместились в санях. Звонко зацокали по льду подковы.

Минут через пять после того, как сани пересекли трещину, со стороны крепости появились двое. Остановились возле щита, переводя дыхание.

- Эх, черт! - выругался один. - Проехали. Дальше рысью пойдут, хрен догонишь!

- Чухаться надо поменьше, - буркнул другой. - Шуры-муры разводят... Заседают, советуются, а дело простое: колосник на шею - и в воду!

- Ладно, замолчи ты! Такое проворонили... Потопали на коробку. Согреться-то есть чем?

- Найдем. А потом еще работенка нам, комиссаров нынче брать будем.

В эту ночь, с первого на второе марта, мятежники арестовали руководителей Кронштадтского Совета и политических органов флота. Первоклассная крепость, прикрывавшая подступы к Петрограду, оказалась в руках врага.

- Можешь не сомневаться, Калиныч, путиловские рабочие за нашу власть надежно стоят, - сказал Сила Семенович. - Конечно, и среди путиловцев есть крикуны, есть любители разводить эти... дискуссии. Но когда речь о главном идет, тут мы все вместе, как сжатый кулак. Вчера у нас собрание было. Постановили: долой мятежников. Сразу запись добровольцев началась. Я вот тоже свою фамилию внес. Когда прикажут, пойду этот самый Кронштадт штурмовать, будь он неладен!

- Знаю, старая гвардия не подкачает, - Михаил Иванович положил руку на плечо друга. - Я о тех тревожусь, у которых подпольной и революционной закалки нет.

- Чего о них тревожиться, они вслед за нами идут. Мой Семен, к примеру, вместе со мной записался. Так и стоим рядом - двое Штыревых.

- Семен-то в Москву пускай собирается, как условились.

- С Кронштадтом развяжемся, тогда и поедет.

- Ладно, Сила Семенович. Жаль, короткая у нас с тобой встреча, но и то радость, что свиделись. Пора мне.

Штырев проводил Михаила Ивановича до машины. Вернувшись в комнату, к неостывшему еще самовару, налил себе чашку. Отхлебнув несколько раз, улыбнулся:

- Калиныч-то, а?! Среди всех своих забот нашел время, навестил.

- Чего он так спешит? - Семен подвинул отцу солонку и тарелку с ломтиками черного хлеба.

- У него не только наш завод, не только Кронштадт да Питер, ему о всей стране думать положено. В Москве, сам знаешь, на днях съезд начинается. Вот ведь судьба человеку выпала: всегда он в сражении, и не где-нибудь во втором или третьем ряду, а впереди, на острие. Такие руководители, как он, новый путь для нас пробивают. А мы их всей своей массой подпираем, поддерживаем. Вроде бы фундамент. И очень важно, Сема, чтобы опора была надежная, чтобы она не зыбилась, не качалась.

- Меня, батя, агитировать нет надобности.

- Я и не агитирую, сынок. Просто говорю о том, что самым главным в нашей жизни считаю.

Поезд торопился в Москву. Вагон покачивало, писать было трудно, зато думалось, как всегда в пути, хорошо. Михаил Иванович старался осмыслить виденное и пережитое недавно в Кронштадте. Каковы особенности мятежа, какие уроки можно извлечь? Как быстрее и лучше одолеть восставших? Об этом спросят в Центральном Комитете партии, этим обязательно заинтересуется Владимир Ильич.

Прежде всего, пожалуй, вот что. Эсеры, меньшевики, анархисты, потерпевшие политический крах, не смеют теперь открыто выступать от имени своих партий. Все они скрываются под маской беспартийности. Врагов у Советской власти более чем достаточно, однако противников, которые смогли бы наладить промышленное производство, улучшить положение рабочих и крестьян, - таких противников нет. Не существует такой партии, кроме большевиков. На Якорной площади от имени своей партии говорили только коммунисты, все же остальные выступали как беспартийные. Разве это не характерно?