В следующем сезоне в канун Нового Года у нас был матч с "Денвером". После него я стал готовиться к одной из самых крупных вечеринок года. Там должно было быть много кокаина, много девчонок... Я не мог этого дождаться. Я вышел из душа и стал вытираться, как вдруг ко мне подошёл Бэкси и спросил: "Ты на самолёт завтра сесть сможешь?". Я засмеялся и спросил: "Ты вообще о чём?". А он мне ответил: "Я только что разговаривал с Клиффом Флетчером. "Флеймс" хотят, что завтра ты уже был в Калгари". Я сказал: "Да ладно!". Он посмотрел на меня, покачал головой и сказал: "Я не шучу".
Я вернулся в раздевалку, чтобы поделиться новостями с парнями. Помню, я тогда ещё подумал, что "Флеймс" наконец-то проснулись и стали соображать, что к чему.
Глава 8. Полный кайф
1-го января 1989-го года "Калгари" переживал небольшой спад. Вся эта ситуация крайне действовала им на нервы. В тренировочном лагере я зарекомендовал себя как крайне неуступчивого игрока, и руководство клуба, видимо, решило, что этот сопливый пацан из Расселла поможет им как-то расшевелить команду.
Помню, я сильно нервничал, потому что понимал, что мне нужно два, максимум три матча, чтобы проявить себя. Было ли мне страшно? Ещё как. Впервые за долгое время я начал сомневаться в своих силах: "Главное - не обосрись. Ты должен сыграть лучше, чем когда-либо в своей жизни".
Клуб снял мне комнату в лучшем отеле города - в "Паллизере". Я кинул там свои вещи и тут же помчался на тренировку. Уже на следующий день мы встречались с "Квебеком". Сестра моего отца, тётя Роуз, приехала вместе со своим мужем, дядей Доном Оджерсом, из Оксбоу (пр. Саскачеван), и сводила меня на ужин в Калгари Тауэр. На тот момент, это было самое высокое здание в городе, а на его вершине располагался шикарный ресторан. Мне сказали, чтобы я не стеснялся и заказал то, что хочу. Я заказал.... омара. Пару часов спустя, я проснулся и стал блевать, как брандспойт. Я не мог в это поверить. Это надо же! Нашёл когда отравиться! Тем не менее, мне всё-таки удалось заснуть.
Следующим вечером я вышел на лёд и посмотрел на свою команду. "Флеймс" тогда обладали самой длинной скамейкой запасных и самым "большим" составом в НХЛ. Если не считать вратарей (Рика Уэмзли и Майка Вёрнона) и трёх игроков (Дагги Гилмора, Джо Маллена и Хокана Лооба), то там все были за 180см и весили больше 90кг. Клифф Флетчер встал у руля команды, ещё когда "Флеймс" только появились в "Атланте" в 1972-м. На протяжении всей своей истории они славились, прежде всего, габаритностью. Я как-то читал, что после игры против той "Атланты" звёздный центрфорвард "Чикаго" Стэн Микита (175см, 77кг) сказал, что "это всё равно, что кататься в лесу, полным красных деревьев".
Когда я зашёл в раздевалку, я увидел Эла МакКиннеса, который сидел, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди. Он мне сказал: "Х*ли ты тут делаешь?". Я ему толком ничего и не ответил, только пробурчал: "Меня подняли".
Я больше чем уверен, что они все тогда знали, что я жёг в "Солт-Лейке". Ветераны следят за фарм-клубами. Они хотят знать, кто собирается их "подвинуть". Тогда все только и спрашивали скаутов, как играет тот или иной парень. У нас тогда не было интернета. Мне кажется, сейчас игроки не испытывают такого страха, который заставляет тебя работать не покладая рук. После коллективного соглашения, клубам больше нельзя "поднимать" парня посреди сезона и пытаться наладить взаимопонимание в команде, если только травма не случиться. Правила изменились, поэтому и уровень самоуспокоенности значительно вырос.
Тренерам я понравился. Понятное дело, что "поднять" меня было тренерским решением, а потому я знал, что они за меня. Эл МакНил всегда хорошо относился ко мне, много со мной общался и постоянно что-то советовал. "Делай тоже самое, что и в Солт-Лейк Сити. Играй точно так же. Мы именно поэтому тебя сюда позвали, именно поэтому ты нам и нужен. Ничего не меняй в своей игре, и не думай о том, что думают все остальные. Ты заслужил своё место в основе. Ты заслужил этот шанс, так что воспользуйся им по полной".
Но большинство парней всё равно затаили на меня злобу. Мне это не нравилось, но я не убивался из-за этого. Я ни в чём не винил их. Я понимал, что им просто не хотелось видеть "чужака" в своей компании. У них всё было хорошо. По большей части, все они были спокойные ребята, а тут вдруг пришёл как-то сопляк, у которого энергия бьёт через край. Им такой нарушитель спокойствия был совсем не нужен.
Я сидел между Колином Паттерсоном и Риком Уэмзли, которые с самого начала ко мне хорошо относились. Они знали, что мне было п*здец как страшно от всей этой обстановки, потому что этого нельзя было не почувствовать, когда в запасе оставался Лэнни Макдональд, и вместо него ставили меня. Моими партнёрами по тройке были Брайан Маклеллан и Тимми Хантер. Тимми, кстати, тоже хорошо ко мне относился, потому что, играя со мной, у него было столько голевых моментов, сколько не было никогда.
В тот день я провёл свой первый матч в НХЛ. Всё было круто - на "Сэддлдоуме" собралось 20 тысяч зрителей. Я вышел не лёд и стал бить всё, что движется. Я кидался на всех слева, справа и в центре. Кто это там бежит за шайбой? Джо Сакик? БАМ! Лети, родной, в борт. Петер Штясны? БАБАХ! Попался на силовой в средней зоне. Здоровяк Уолт Поддубны? Без проблем. И так один силовой приём за другим. Мне было плевать на имена и габариты. Я бил всех, кто поподался под руку.
У меня в арсенале было два секретных оружия - злость и уникальная способность терпеть боль. Я мог играть с опухшими глазами, выбитыми зубами и подбитыми скулами. Мне было абсолютно всё равно. Наш тренер, Терри Крисп, называл меня резиновым мячиком. "Его бросаешь в стену, а он отскакивает от неё и бьёт тебя в два раза сильнее". Не думаю, что это прибавило мне очков популярности в раздевалке. Поскольку я играл агрессивно, то и всем здоровякам приходилось прибавлять в жёсткости. Они же не могли себе позволить, чтобы их унизил какой-то коротколапый новичок.
В своём первом матче я не забросил ни одной шайбы, но выходил на большинство и постоянно выходил на лёд. Свой второй матч я провёл против "Лос-Анджелеса". После двух периодов мы проигрывали 2:5, и меня поставили в звено к Гилмору и Маллену. В итоге я сделал три голевые передачи, мы выиграли 8:6, а у всех в голове пронеслась одна и та же мысль - "Что ж, от этого парня будет польза". В следующем матче против "Эдмонтона" я забросил свои первые две шайбы в НХЛ. Таким образом, в трёх матчах, даже при весьма ограниченном игровом времени, я набрал пять очков. После этого у руководства и тренерского штаба не осталось никаких сомнений в том, что моё место в основе. Однако мне всё ещё предстояло выиграть доверие партнёров.
И вот в одном матче против "Лос-Анджелеса" мне надо было подраться с Кеном Бомгартнером. Вместе со мной в основу "Калгари" подняли ещё одного новичка по имени Кенни Сабурин (191см, 105кг). В своей первой же смене он въехал в Уэйна Гретцки. Он снёс его, как паровоз, и тот полетел в угол площадки. А это, между прочим, было не так-то просто сделать, потому что Гретц всегда видел, что происходит вокруг него. Он даже видел, когда на него кто-то сзади ехал.
К сожалению, в этот момент на площадке находились Джей Миллер и Кен Бомгартнер. Там также была и моя тройка с Тимми Хантером и Иржи Грдиной. Разгорелась драка пять-на-пять. И когда их тафгаи, Миллер и Бомгартнер, бросились вдвоём на Тимми Хантера, я подумал: "Ни х** себе! Надо идти выручать партнёра".
Я подъехал и кинулся Бомгартнеру на спину. Он был гигантом, а я весил, наверное, килограмм 65. Он потянулся правой рукой назад через шею и схватил меня, будто я был каким-то пауком, который полз вверх по его свитеру. Он держал меня в воздухе на расстоянии вытянутой руки, а я болтал коньками в воздухе, и вдруг - БАМ! - он как двинул мне в лоб. Он рассёк мне лоб сантиметров на 20, от правой брови до левой, после чего кинул на лёд, как использованную тряпку для мытья посуды. Кровь хлыстала из раны и ручьями стекала по моему лицу. На минуту я даже "потерялся". Я смотрел на трибуны и думал: "Где я?".